– Боже мой! – воскликнула девушка. – Как это необычно и чарующе! Признайтесь, это вы написали?
Первым желанием было присвоить авторство себе, но я себя пересилил:
– К сожалению, нет.
– Эти стихи совсем не похожи на те, к коим я привыкла. Но в сей странности что-то есть.
Лиза была права. Поэзии восемнадцатого века ещё не хватало той лёгкости, которую привнесет в нее Пушкин.
– Единственное, что я не поняла: что такое «искусственный свет»? Разве свет бывает искусственным?
– Почему нет? Свет от факела, лучины или свечи… Он не естественный, а рукотворный, сиречь искусственный. Но по сравнению с тем светом, что излучаете вы, любой иной покажется искусственным, – с помощью комплимента выкрутился я.
Лиза зарделась, а кормилица сразу навострила уши. Я быстро замял опасную тему, поскольку не собирался кружить девушке голову, но последствия этой фразы чувствовались до конца занятия. Лиза то и дело бросала на меня многозначительные взгляды, а мне они нравились всё больше и больше. Продлись урок на пару минут дольше, и я бы начал флиртовать по-настоящему.
– А ещё подобных стихов не почитаете?
– Что-нибудь найдём, – пообещал я, прикидывая, что можно без опаски предложить очаровательным ушкам.
Тут в дверь постучали. Нас пригласили на ужин, и я облегчённо вздохнул: не хватало ещё привязаться к Лизе. Смешивать личное и службу чревато большими неприятностями.
Столовался я вместе с хозяевами и их роднёй. Место мне выделили не самое почётное, но прислуге дали понять, что я – гость в доме желанный и относиться ко мне надо со всем причитающимся пиететом.
Вечером я отправился на прогулку: якобы подышать свежим воздухом. На самом деле мысленно пообщался с Иваном.
– Есть зацепки? – с надеждой спросил он.
– Пока нет. Разве что голову дочке Губанова слегка заморочил.
– А-а-а! – протянул Иван. – На это ты мастер. Только смотри, не увлекайся!
– Кто бы говорил. Есть тут одно местечко, где надо покопаться. Уверен, если и есть какие-то улики, то там.
– А что за место?
– Кабинет Губанова. Вот только туда хрен сунешься.
Попасть туда и впрямь было непросто. Губанов никогда не оставлял кабинет открытым, к тому же, когда помещик отсутствовал, возле дверей обязательно отирался кто-то из слуг.
– И что? Предлагаешь нагрянуть официально с обыском?
– Упаси Бог! Тоньшее надо работать, братишка.
– Ну-ну. Смотри, как бы с нас за проволочку Ушаков шкуру не снял!
– За ним не заржавеет, – согласился я.
– Тогда чего тянуть? Я свистну наших, имение перетряхнём. Найдём улики – арестуем Губанова, не найдём, значит, чист…
– Или мы не доработали, – прервал я.
– Тоже верно. Что скажешь, Петь: устраиваем обыск?
– Погодим чуток.
– Чуток – это сколько?
– Пару дней.
– Договорились. Два дня и не больше. Удачи, братец! Да поможет тебе Господь!
– Спасибо, Ваня!
Связь отключилась. Я вернулся в дом, погружённый в свои мысли.
Тут уже готовились ко сну. В дверях встречал пожилой слуга с подсвечником в руках.
– Загулялись вы что-то! – проворчал он. – Эка темнотища на дворе!
– Не серчай, любезный! Вон какие звёзды на небе – красота!
– Кой от них толк, от звёзд этих! Вы б лучше спать шли. Идёмте, я в вашу светёлку провожу.
– Пошли. Показывай дорогу.
– За мной ступайте да под ноги смотрите. Не ровён час запнётесь. За голову не бойтесь: у нас притолоки высокие, лоб не расшибёте.
В своей комнате я разделся и лёг на расстеленную заботливыми руками служанок кровать, оценив мягкость перин и свежесть белья. И ведь стирают без всяких «ариэлей», но почему-то всё белоснежное и одурительно пахнет чем-то свежим и морозным.
Как это часто бывало со мной перед сном, я задумался о том, что потерял, переместившись на три века в прошлое. Выяснилось, что человек преспокойно может обходиться без телевизоров, радиоприёмников, без компьютеров и Интернета. Хотя телефон не помешал бы, тут уж ничего не попишешь.
С другой стороны – тут иной ритм жизни, тут наслаждаются каждой минутой. Время не летит, а будто плывёт вместе с тобой, и ты спокойно всматриваешься в происходящее, оцениваешь его и принимаешь должные выводы. Это своеобразный кайф, который оценили бы по достоинству жители мегаполисов.
Потом мысли снова вернулись к службе. Ситуация с кабинетом напрягала, я не собирался жить у Губановых вечно. Надо было что-то делать, рисковать. Иначе я мог застрять тут надолго и подвести всю контору.
Стоило лишь закрыть глаза и представить на минуту выволочку у Ушакова и её последствия («эх ты, доля, моя доля – дальняя дорога!» – в лучшем случае), как в голове сразу возник и оформился план действий. Не гениальный, но этого и не требовалось.
Глава 2
Как я упоминал, план у «мистера Фикса» оригинальностью не блистал. Просто удачно сложились обстоятельства, ну и грех этим не воспользоваться.
Губанов на свои средства построил при имении церквушку (прежняя обветшала и пришла в полную негодность). Торжественное открытие намечалось на завтра. Событие по местным меркам грандиозное, гости собирались со всей округи. Ворота с самого утра были нараспашку.
Губанов с головой окунулся в организацию храмового праздника, забыв дорогу в кабинет. Бдительность слуг ослабла. Занятия с Лизой отложили: девушка крутилась как белка в колесе, не желая ударить в грязь лицом перед соседями. Я оказался предоставленным самому себе.
Всё складывалось удачно. Кругом суматоха, народ бегает как оглашенный. Никому до меня и дела нет. Прекрасно!
Я выскользнул из комнаты, тихой сапой проник в коридор, остановился возле кабинета. Покрутив головой, убедился, что поблизости нет никого, голоса звучали в отдалении.
Кабинет не был заперт, что существенно облегчало проникновение. Ещё раз убедившись, что никто не видит, вошёл внутрь.
Помещение провоняло табаком: Губанов любил покурить трубочку к большому неудовольствию супруги и Лизы (других деток Господь семейной чете не дал).
Здесь было светло, не понадобилось зажигать свечи.
Уютная обстановка, давно мечтал завести себе нечто подобное. Два шкафа прямо выдающихся размеров. А вот полочки пусты, непорядок: всего две или три книжки, какие-то переводы с французского. Не удержавшись от соблазна, пролистал. Книги явно фривольного содержания, судя по гравюрам. На стене выцветшая картина – портрет неизвестного, в чертах которого угадывается семейное сходство. Очевидно, дальний родственник.
Портрет написан в характерной манере (мне подобные работы попадались часто – выполнены будто под копирку): грубые мазки, простые цвета, округлое лицо – художник не сильно заморачивался с контурами. Для солидности предка облачили в рыцарские латы. Ни дать ни взять сэр Ланселот Озёрный. На всякий случай я заглянул за картину – в подобных местах часто скрывают тайники – и простучал по обклеенной обоями стене. Никаких сюрпризов.
Переходим дальше.
Стол. На нём ничего, кроме курительных принадлежностей (кисеты с табаком, целый арсенал трубок разного калибра, «фидибусы» для раскуривания). Губанов не отличался осторожностью, в нескольких местах столешница опалилась (курил в подпитии?).
Дёрнул за ручку верхнего ящичка. Он не поддался. Ага, первая проблема, а вернее проблемка: заперто. Ничего страшного, замочек хлипкий, сковырнуть плёвое дело, не надо быть Геркулесом.
Лёгкий скрежет, слабый хруст. Я замер, потом успокоенно продолжил возиться: никому не слышно, как тут курочат механизмы.
Понятно, что сломанный замок обнаружат, могут связать со мной. Плевать, сегодня я пошёл ва-банк. Вне зависимости от результата, сегодня же убираюсь восвояси.
Вытащил кипу бумаг, перевязанных бечёвкой. Раз хранились, да ещё под замком, значит, что-то важное. Перерезав верёвку, приступил к изучению.
Так, пока что лирика, не имеющая никакого отношения к моему делу. Письма от друзей, любовная записка от романтической пассии (гуляем за спиной дражайшей половины? Ай-яй-яй!), что-то вроде бухгалтерской отчётности (это правильно, бюджет вести надо, чтобы дебет с кредитом сошёлся, а имение не вылетело в трубу). Оп-пачки! Залёт!
Не зря говорят: кто ищет, тот обязательно найдёт. Стопроцентный компромат – абсолютно недвусмысленное письмецо от австрийского посланника. Ребята настолько оборзели, что не пользовались шифром. Шпарили открытым текстом. Ладно, Губанов, точно не Джеймс Бонд, но ведь фон Оштайн – матёрый волчище, у него опыта на три Моссада хватит, должен был позаботиться… Хотя есть и второй вариант: подшефный настолько туп, что не в силах расшифровать текст. И такое бывает, вот и приходится австрийцу рисковать.
Понятно теперь, почему Лизу готовят к заграничным поездкам: Губанов намерен окончательно осесть в Вене. Не понимаю, чем ему не нравится в России, вроде как сыр в масле катается. Но… не он первый. Сколько ещё подобных тварей выловить придётся!
Стоп, с какой такой стати я счёл Губанова тупым? Нет, тот куда хитрее: письмецо служит страховочкой, векселем, который можно предъявить нужным людям в доказательство: мол, на словах любой пообещать может, а ты на бумаге расписочку дай.
Тут-то всё и произошло. Я чересчур увлёкся изучением бумаг и не сразу сообразил, что за спиной кто-то стоит и выразительно дышит. Когда обернулся – стало поздно.
Мастерский удар опытного кулачного бойца отправил меня в глубокую бессознанку. Я даже просигналить Ивану не успел.
Сюда меня притащили, когда я находился в отключке. Этому поспособствовали дюжие мужички Губанова. Где он набрал таких мордоворотов? Откуда есть пошла сия боевая челядь?!
В сознание я пришёл от звериного рыка. Спасибо твари за то, что сначала озвучила свои намерения. Действуй она похитрее, я б только на том свете глазки продрал.
Но и сейчас положение было – хуже не придумаешь. Только представьте, каково это – оказаться в запертой комнате тет-а-тет со здоровенной некормленной медведицей. Единственное, что меня спасало – цепь, на которой она сидела. Судя по тому, как зверюга дёргалась, кольцо долго не выдержало бы. И тогда… амба!
Я не библейский Самсон, чтобы пасти львам рвать, медведя голыми руками не возьмёшь. Особливо голодного и злого, что тысяча индейцев.
Косматая сволочь злобно рычала, щерила пасть и, встав на дыбы, норовила хватить меня лапой. А когти у неё! Круче лезвий у Фредди Крюгера на перчатке!
Я на карачках принялся искать пятый угол, однако тварь упорно охотилась за мной, и только чудом удавалось уворачиваться от её крокодильей пасти (да, у страха глаза велики) и от лап, загребающих подобно ковшу экскаватора.
Стоило больших трудов сфокусироваться на образе моего пра-пра и прочее деда Ивана, чтобы отправить ему мысленное сообщение о тревоге. Прежде это работало в любых обстоятельствах, но почему-то именно сегодня дало сбой!
«Ваня, брат! Где ты?» – бессильно взывал я в темноту, не слыша ответа.
Нас будто разделили каменной стеной. Как это произошло, почему, была ли тому виной недавняя потеря сознания?
«Блин! Я тут сдохну!»
Снова без толку. Ничего, кроме роя испуганных мыслей да леденящего душу рёва, что издавала вздыбившаяся звёрюга.
«В-а-н-я! Родной!»
В ответ… нет, не тишина. Вселенских масштабов пустота, абсолютный вакуум.
Набрав полную грудь, я завопил, что было духу. Напрасно. Те, кто меня сюда засадил, отнюдь не собирались приходить на помощь, а надеяться на своих оказалось бесполезно.
Тварь звериным нутром почуяла мое отчаяние, унюхала мой страх и перешла в натиск.
Медведице удалось здорово зацепить меня, левое плечо будто обдало кипятком. Я взвыл, сначала от боли, а потом от собственной тупости. Шанс! У меня был крохотный микроскопический шанс!
Я быстро провёл рукой по правой брючине и облегчённо перевёл дух. Эти уроды, перед тем как кинуть меня сюда, не позаботились о такой элементарной предосторожности, как обыск. Дилетанты, мать их. Пропустить маленький чёрный пистолетик, особым макаром привязанный к ноге!
Говорят, классики отечественной словесности унылы, скучны и бесполезны… Как бы не так! Пригодились уроки русской литературы, спасибо тебе Александр Сергеевич! Я подскочил к медведице, умудрился приставить дуло к уху и нажал на спусковой крючок.
Негромкий бабах, запах горелого дыма, сотрясение от упавшего тяжёлого тела.
За стеной сообразили, что дело неладно. Зашуршал отодвигаемый засов, дверь приоткрылась.
– Спокойно, Маша! Я Дубровский! – звонко выкрикнул я в опешившее лицо верзилы, возникшего в дверном проёме, и с нескрываемым удовольствием двинул ему в челюсть, используя разряженный пистолетик в качестве кастета.
Когда делаешь что-то от души, результаты впечатляют. Верзилу как ветром унесло, а ведь по габаритам он немногим уступал медведице.
Дальше что? Не было ни малейшего плана, действовать приходилось наобум. Скоро сбежится вся дворня, а она за милостивого барина горой. То бишь пора рвать когти, не то будет поздно.
И снова стало до боли жаль, что единственная моя суперспособность – телепатия – испарилась. А то бы я давно вызвал всю нашу кавалерию. Она держалась неподалёку. Иван и ещё парочка доверенных ребят жили в лесу, в смастерённом собственными руками шалашике. Но как до них дозовёшься? Ори – не ори, бесполезно. Не услышат.
Оставалось надеяться на себя, на невеликие мои силы.
Конечно, верзила был не один! Сначала в коридорчике материализовался дюжий хлопчик самого бандитского виду, потом ещё и ещё…
А вот и их милость пожаловали! Явились – не запылились.
Губанов хмурился и смотрел на меня с изумлением. Вряд ли ему в голову приходило, что соглядатай, которого он списал в расход, вдруг окажется настырным и живучим. Озадачил я его преизрядно.
– Каков молодец! – сказал он, обращаясь к своим людям. – Не струсил! Ей-богу не струсил!
Его гладкостриженная голова, на сей раз не укрытая париком, повернулась ко мне:
– С ведмедом что сотворил, признавайся?
– Пристрелил, – скромно пояснил я, указывая на дымящийся пистолетик и одновременно сожалея, что это не ПМ и тем более не «Стечкин».
– Изверг! Такую животину не пожалел, – опечалено произнёс Губанов и добавил в адрес готовых сорваться по его команде мордоворотов: – Погодите малость, никуда он от нас не денется. Говори, шельма, кто таков будешь на самом деле и что тебе надобно?
– Что ж сразу не спросил?
– Осерчал больно. Водится за мной сей грех.
– Да за тобой, любезный, грехи куда страшнее водятся. Измену затеял, шашни с цесарцами закрутил.
– Какая ещё измена? – зашумел Губанов. – Цесарцы наши союзники.
– Даже союзников не стоит посвящать во все тайны. Сдавайся, Губанов. Государыня Анна милостива, авось не станет казнить, а помилует. Про то, как ты со мной обошёлся, я никому сказывать не стану. На сём крест готов целовать.
– Из Тайной канцелярии, выходит, будешь?
– Из неё самой. Про СМЕРШ слыхивал?
– Доводилось, – безучастно произнёс Губанов. – Обложили меня?
Если бы я ввернул фразочку про то, что изменник давно находится «под колпаком у Мюллера», она пропала бы впустую. Не знает местный народ про подвиги легендарного Штирлица. Потому я лишь кивнул.
Помещик внимательно следил за выражением на моём лице. Что-то ему показалось подозрительным.
– Сдаётся мне, что мухлюешь ты, гость незваный, картами краплёными играть взялся. Может, и впрямь из Тайной канцелярии, но действуешь в одиночку. Нет никого за спиной. Исчезнешь, не скоро и хватятся.
– Так ведь всё равно хватятся!
– А я отбрешусь. Уехал, скажу, ты куда-то. В горячке собрался, расчёт получил и в един миг уехал. Куда делся – не с меня спрос. Людишки подтвердят, что в добром здравии при мне был. А коль случилось что плохое, так я тут ни при чём.
Я горько усмехнулся:
– Так в своих людей веришь?
– А чего мне им не верить? Я пустобрёхов к себе не приближал. Только проверенных. А таперича, братцы, скрутите энтого прощелыгу.
– Что, ещё медведи есть? – оттягивая время, поинтересовался я.
– Рази ж на тебя напасёшься!
– Жаль!
Тут не выдержавший Губанов крикнул:
– Чаво стоймя стоите?! Хватайте! А то уйдёт поганец!