Правда, в известной степени, такая неожиданность оказалась заслугой не столько Колесникова- Лютьенса, сколько американской разведки, оказавшейся слабой и полулюбительской. ЦРУ здесь еще не было создано, и имелась куча небольших узкоспециализированных конторок, борющихся между собой и практически не обменивающихся информацией. В результате одни сведения многократно дублировались, а другие оставались незамеченными до того момента, когда становилось уже совсем поздно. Это вам не британцы с их традициями и отлаженным механизмом сбора и обработки данных. И в противодействии с достаточно эффективной советской контрразведкой американцы пока что явно пасовали.
Хотя, надо признать, когда адмирал получил доступ к кое-какой закрытой информации, в шоке оказался уже он сам. Со времен Хрущева в головы вдалбливалось, что Сталин – тиран, лично замучивший стопятьдесят мильенов человек. И вдруг оказалось, что не только масштабы репрессий многократно преувеличены, как раз к этому Колесников был готов. А вот то, что шпионов из разных частей света в СССР и впрямь было немерено, для него оказалось полной неожиданностью. Ну, что их просто не может не быть, он понимал, но вот масштабы…
Кого там только не было. И профессиональные агенты, и идейные борцы с советской властью (ну, этих хотя бы можно понять), и троцкисты, которых отлучили от кормушки, и… В общем, проще перечислить, кого не было. А учитывая, что советское законодательство карало за такое относительно мягко, исправить ситуацию было крайне сложно.
Хорошо еще, что самую мощную – британскую – разведсеть удалось разгромить. Для этого оказалось достаточно поделиться захваченными в Великобритании архивами, а там уж НКВД сработало вполне эффективно. После этого, оказавшись без помощи островных коллег, американцы сдулись, и сроки начала войны для них оказались тайной за семью печатями. Они считали, что имеют в запасе еще минимум полгода. Колесников, прекрасно осведомленный об этом, внутренне посмеиваясь, рассчитывал подготовиться месяца за два-три. Вот только в реальности война началась неожиданно для всех.
А все узкоглазые. В очередной раз Колесников убедился, что доверять островитянам нельзя, что западным, что восточным – без разницы. Примерно тоже высказал Роммель, правда, в отличие от привыкшего относиться ко всему с изрядной толикой юмора адмирала, куда более эмоционально. М-дя… А Лютьенс-то считал, что лучше всех ругаться умеют моряки. Оказывается, в окопах иной раз тоже рождаются перлы, достойные запечатления в веках. И даже обычно довольный жизнью Геринг высказался о японцах исключительно непечатно. Что уж там говорили по этому поводу Сталин, Муссолини и прочие, осталось тайной – сами не распространялись, а Лютьенс не интересовался. И без того хлопот полон рот.
В общем, японцы решили, видимо, что никто им не указ, и принимать решения они могут, не советуясь со «старшими братьями». Это они зря, конечно, подобную дурь из голов обычно выбивают рукояткой пистолета, но пока что союзничков следовало вытаскивать. Не из рыцарских побуждений, а потому, что без них практически нереально было обеспечить всестороннюю блокаду Северной Америки. Хотя и так-то блокада выглядела смешно – аннексировав Канаду, США имели сейчас множество портов, и перекрыть все транспортные маршруты было нереально. Да и, откровенно говоря, ресурсы и производственные мощности США позволяли им жить и без внешней подпитки, легко перейдя на полное самообеспечение. С другой стороны, размеры побережья сейчас давали очень большое поле для маневра, защитить его от десанта выглядело задачей практически нереальной. Но, опять же, при условии, что удастся уничтожить или хотя бы нейтрализовать американский флот, а для этого требовалось действовать всем вместе.
Тем не менее, начали японцы неплохо, и адмирал Ямомото практически в точности повторил свой маневр из прошлой истории, накрыв американский флот в Пёрл-Харборе. Удар его оказался сколь страшен, столь и успешен. Еще бы, сейчас это была не полулюбительская, основанная лишь на не апробированных еще новинках военной тактики, авантюра. В этот раз Ямомото консультировал сам Лютьенс, непререкаемый ныне авторитет в области военно-морских операций. Даже японцы, прячущие за вежливыми улыбками презрение и ненависть ко всем остальным народам, вынуждены были это признавать и потому ко мнению адмирала прислушались со всей серьезностью.
В частности, Колесников хорошо помнил об ошибках, допущенных японцами в прошлой истории. Тут и недобивание поврежденных кораблей, и несколько неудачный выбор времени атаки, когда на главной базе США в Тихом океане не оказалось ни одного авианосца, и не предпринятая попытка высадки десанта. Но главное – сам ход операции!
В прошлый раз едва ли не основной ошибкой оказалась сама идея атаковать американские корабли в гавани. При всей своей кажущейся эффектности и красоте, она имела огромный минус – если операция не комплексная, с высадкой десанта, а точечный укол, то последствия ее в долгосрочной перспективе оказываются сравнительно небольшими, что, в принципе, и произошло. Да, внешне – катастрофа, но при этом почти все корабли, потопленные или поврежденные японцами, американская промышленность оказалась способна в кратчайшие сроки ввести в строй. Глубины-то в гавани всего ничего, поднять севшие на грунт или сдернуть приткнувшиеся к берегу линкоры было сравнительно несложно. Разве что пару наиболее поврежденных, вроде разрушенной взрывом боезапаса «Аризоны», трогать не стали – построить новый корабль выходило дешевле, чем восстанавливать эти братские могилы. Но главное, потери в людях оказались минимальны, и сохранились тысячи высококлассных моряков еще с довоенной выучкой. Как результат, свою мощь исполина американский флот вновь обрел очень быстро, и это стало для Страны Восходящего Солнца началом конца.
Сейчас Колесников объяснил расклады Ямомото буквально на пальцах и предложил два выхода из ситуации. Или удар по гавани с высадкой десанта и захватом Гавайских островов, или… Вот второе «или» Ямомото и выбрал. Не потому, что ему не нравился первый вариант. Просто он не мог его обеспечить. Сказывалось традиционное соперничество армии и флота, выливающееся в несогласованность действий и многократно возрастающий риск утечки информации. Так что рассчитывать он мог только на свои корабли и палубную авиацию.
Вариант, который пришлось реализовывать Ямомото, был куда рискованнее и приносил меньшие дивиденды, хотя также строился на недооценке роли морской авиации и плавучих аэродромов. Несмотря на то, что и британцы, и, позднее, Лютьенс успешно, хотя и достаточно ограниченно их применяли, на авианосцы по-прежнему смотрели немного свысока, полагая кораблями вспомогательными. Для того чтобы вести разведку, затормозить пытающегося уйти противника или добить поврежденный корабль. Максимум транспорты топить. Все остальное же полагалось делать, как и сотни лет до того, мощным артиллерийским кораблям. И даже на то, что в Германии на основе конструкций гражданских танкеров спешно строились эскортные авианосцы, подобные тем, что Британия еще недавно заказывала в США, считали блажью, забывая о том, что знаменитый адмирал пока что не ошибался.
В тот злосчастный день американским военным пришлось убедиться в собственной близорукости. На рассвете японские самолеты, поднятые с шести авианосцев, нанесли мощнейший удар по гавани Пёрл-Харбора и наземным аэродромам, уничтожив практически все базирующиеся там самолеты. Правда, удар по кораблям выглядел несколько скромнее, чем в прошлой истории – из семи находившихся в Пёрл-Харборе линкоров японцами было уничтожено только два, «Пенсильвания» и «Мэриленд». «Пенсильвания» отделалась двумя торпедными пробоинами и села на грунт, погрузившись в воду по верхнюю палубу, «Мэриленд» же оказался куда в худшем положении.
Авиабомба, для лучшей бронепробиваемости переделанная из крупнокалиберного снаряда, ударила в палубу возле кормовой башни главного калибра. Попади она в саму башню, картинка была бы совсем иной, но относительно слабо бронированная палуба не выдержала удара, бомба проткнула ее, как бумагу. Броня лопнула, и в результате начиненная взрывчаткой сталь, прошив линкор почти насквозь, взорвалась у самого днища. Боезапас, хотя и находился совсем рядом, не сдетонировал, но пробоина оказалась диаметром почти пять метров. К счастью, стремительно распространяющаяся вода, затопив машинное отделение, не вызвала взрыва котлов – в работе находился только один, остальные же стояли холодными. Однако взрыв повредил киль старого линкора, а последующее касание грунта довершило дело. Кормовая часть «Мэриленда» надломилась, и теперь восстановить линкор было крайне сложно.
Однако, если потери в линейных кораблях выглядели не самыми опасными, то остальным досталось куда больше. Один тяжелый крейсер, три легких, шестнадцать эсминцев – страшные потери для любого флота. А еще два авианосца, «Лексингтон» и однотипный, только что прибывший «Саратога» получили свою порцию авиабомб. Защита кораблей этого класса у американцев традиционно была не на высоте, и ни полетная, ни двухдюймовая нижняя палубы не смогли остановить бомбы, сброшенные японцами практически в полигонных условиях.
Внутренние взрывы имели катастрофические последствия. Корабли были загружены под завязку, на каждом, помимо шести с лишним тысяч тонн мазута имелись боезапас и топливо для девяноста самолетов. Высокооктановый бензин, почти пятьсот тысяч литров, что еще надо, чтобы превратить огромные корабли в хорошую жарочную печь? И взлетевшее до небес белое, почти прозрачное пламя оказалось закономерным результатом бомбардировки.
«Саратога» выгорел дотла за считанные минуты и, как ни странно, не затонул. «Лексингтон» взорвался – пламя добралось до погребов. Из экипажей обоих кораблей не уцелел никто находившийся в тот момент на борту. Американский флот в этих водах практически лишился воздушного прикрытия. Разве что «Энтерпрайз», корабль счастливый – этот ушел из Пёрл-Харбора вечером буквально за десять часов до японской атаки и сейчас находился в двухстах милях к северу от места побоища. Вмешаться он уже не мог.
Самое интересное, что с точки зрения классической морской тактики для американцев еще далеко не все было потеряно. Более того, их шансы на победу выглядели достаточно весомыми. Пять линейных кораблей, считающихся основной силой флота – это немало, а радар четко видел расположившиеся на пределе дальности японские корабли. Американский самолет-разведчик, добравшись до них, смог не только определить, что это японцы, но и пересчитать их, и даже сфотографировать. Два линейных корабля, «Хией» и «Кирисима», три авианосца и шесть эсминцев. Не так и много, кстати. В горячке боя никого из американцев не насторожило, что из всех разведчиков до цели дошел один, ни разу не обстрелянный, даже не атакованный истребителями. И не только дошел, но и счастливо унес ноги. А ведь все было просто. Самолету дали выполнить свою миссию, только об этом пока никто не знал, и его экипаж, люди храбрые и самоотверженные, свято верили, что дело в их мастерстве, ну и, конечно, изрядной толике везения.
На самом же деле все оказалось несколько иначе. Помимо этой эскадры, давшей себя вначале обнаружить, а затем и пересчитать, на приличном отдалении и совсем в другой стороне шли еще три авианосца под охраной двух тяжелых и одного легкого крейсеров и трех эсминцев. Эти корабли сразу меняли расклады сил, но американцам про них ничего известно не было. Кроме того, пылая праведным гневом, они даже не задались мыслью, как будут гоняться за японцами на своих раритетных кораблях, хорошо вооруженных и защищенных, но тихоходных. Ну и плюс к тому, японские самолеты продолжали бомбить побережье, превращая в руины город и инфраструктуру базы. И надо было чем- то ответить, хотя бы отогнать противника, чем американцы и занялись.
Линкоры разводили пары и выходили в море около четырех часов. За это время каждый из них получил по нескольку бомбовых попаданий, не причинивших серьезного ущерба, из чего сделан был ошибочный вывод о том, что потери в гавани – случайность, обусловленная неподвижностью кораблей и отсутствием нормального зенитного прикрытия. На самом же деле просто-напросто их сейчас бомбили с высокой горизонтали легкими бомбами, чтобы раззадорить, но не заставить отказаться от контратаки. И американцы клюнули!
Дальше все было предсказуемо. Японские самолеты нанесли массированный удар, когда американские корабли находились уже в десятке миль от берега. Из пяти линкоров прорваться назад смог лишь один, но и он затонул примерно в миле от гавани. В отличие от прошлой истории, на сей раз потери американцев зашкаливали, а флот им надо было не ремонтировать, а строить с нуля. Японцы на какое-то время стали хозяевами океана.
Итак, сражение-то они выиграли, а вот союзников при этом подставили всерьез. Теперь, вместо того, чтобы спокойно закончить подготовку, приходилось выступать с тем, что есть. Было, кстати, немало, но проблема в том, что строительство эскортных авианосцев еще не было завершено, и восемь кораблей, которые должны были нести по два десятка самолетов, остались пока на стапелях, где их, работая в три смены, спешно доводили до ума. Фактически объединенный флот сопровождали только серьезно перестроенный (если говорить правду, корабль отстроили заново, разрезав пополам и вставив секцию корпуса, а также поменяв конструкцию палубы и увеличив число подъемников, что позволило и увеличить число самолетов, и довести скорость их запуска до приемлемого уровня) «Граф Цеппелин» да британские трофеи. Катастрофически мало, поэтому с них в спешном порядке сняли все бомбардировщики, оставив лишь мессершмитты. Ударную мощь авианосцев это резко снижало, зато появлялась надежда, что истребительный «зонтик» сможет защитить свои корабли. А кораблей этих оказалось ой как немало.
Немецкий флот составляли, разумеется, «Бисмарк», на котором держал свой известный уже всему миру флаг Колесников, «Тирпиц», «Шарнхорст» и «Гнейзенау». Ну, это «старички». Помимо них в строю были три корабля типа «Кинг Георг Пятый», захваченные у британцев и достроенные с учетом опыта боев и достижений немецкой и советской инженерных школ. Корабли эти, получившие название «Фон дер Танн», «Гебен» и «Зейдлиц», вместе с четырьмя изначально немецкими кораблями, составляли быстроходную часть флота. Помимо них шли более старые британские трофеи – «Ривендж» и «Ройял Соверен», переименованные соответственно во «Фридрих дер Гроссе» и «Дерфлингер». Ходовые качества у них были пожиже, но артиллерия оставалась впечатляюще мощной. Увы, линкоры «Уорспайт» и «Малайя», на момент капитуляции Великобритании находившиеся в Средиземном море, были затоплены командами на глубине, не дающей возможности произвести их подъем. Это, конечно, делало честь британским морякам (Колесников даже отдал специальный приказ, запрещающий применять к тем из них, кто попал в плен, рукоприкладство, а то раздосадованные победители могли их и к стенке от огорчения поставить), но сил немецкому флоту не добавляло.
Вторым по мощи, теоретически, являлся флот СССР, имеющий сейчас четыре новейших линкора – «Советский Союз», «Советская Россия», «Советская Белоруссия» и «Советская Украина» – и два линейных крейсера, «Кронштадт» и «Севастополь». Старые линкоры-дредноуты даже не пытались учитывать, поскольку эти тихоходные, слабо защищенные реликты прошлой войны, вооруженные вдобавок всего лишь двенадцатидюймовыми орудиями и обладающие абсолютно неудовлетворительной мореходностью, представляли достаточно сомнительную боевую ценность. Так что они остались на базах, осуществлять прикрытие своих берегов, а вот шесть новейших кораблей с немногочисленным эскортом (с легкими крейсерами у русских всегда было неважно), состоящим в основном из эсминцев, присоединились к немецкому флоту. Адмирал Кузнецов лично держал флаг на «Советском Союзе», и оставалось только гадать, чего ему стоило добиться у Сталина разрешения на участие в этом походе.
Теоретически этот отряд был силен, практически же… Откровенно говоря, как бы ни хотелось Колесникову считать соотечественников лучшими из лучших, причем во всем, за что берутся, в нереальной эффективности советского флота он сомневался. Причины к тому имелись достаточно весомые.
Во-первых, уже более полувека русский флот побед как-то не демонстрировал. Воевали храбро и вроде бы даже грамотно, но при этом как-то бестолково.
Во-вторых, новые корабли, которые наверняка еще толком не освоены. Все «детские болезни» всплывут наверняка в самое неудачное время, а недоученное придется осваивать в бою. С освоением же и обслуживанием новой техники, что у русских моряков, что у советских военморов, частенько получалось как-то не очень.