И вот, «Гнейзенау» ушел в Германию. Точнее, ремонтировать его будут в Британии, но сейчас это было уже одно и то же. Где-то на середине пути он встретился с русским танкером, с которого пополнил запасы топлива и, если все пойдет нормально, очень скоро окажется в уютном доке, а моряки получат сутки гулянки на берегу за счет флотской казны. Еще одно нововведение, которое многие считали популистским, но оспаривать, что характерно, не смели.
«Шарнхорсту», откровенно говоря, тоже не помешал бы ремонт, но хотя бы один линейный крейсер адмиралу сейчас был под рукой необходим, а потому было принято решение попытаться устранить наиболее неприятные последствия вражеского обстрела на месте. Получится – хорошо, нет – там будет видно, тем более, «Гнейзенау» должен был достаточно скоро вернуться. Да и в Галифаксе ему предстояло находиться всего дня три – затем отсюда в Европу пойдет караван транспортных кораблей, и часть пути конвоировать его предстояло именно «Шарнхорсту».
Прошуршал шинами черный «Линкольн Зефир Континентал». Шикарная машина родом из США. Их здесь захватили в свое время десяток, если не больше, и теперь они то и дело мелькали в разных частях города, возя генералов и полковников. Эту, похоже, прислали за Лютьенсом – без лишней помпы, все знали, что танцев вокруг своей фигуры адмирал не любил, но уважение выказали. Еще бы, калибр-то у Колесникова с любым генералом, да хоть бы и фельдмаршалом даже, сейчас несопоставим.
О-па! Как оказалось, нет, не за ним, а к нему. Из автомобиля выбралась знакомая фигура в кожаном плаще и бодро зашагала к трапу. Следом, едва успевая, семенило что-то помельче, нагруженное здоровенным, английского образца, саквояжем и очень шустро перебирающее ногами. Видать, адъютант, с трудом поспевающий за патроном.
По трапу Роммель поднялся все тем же быстрым шагом, небрежно отсалютовал вытянувшимся в струнку морякам и крепко стиснул руку Колесникову:
– Приветствую, король морей. Все ходишь под своим непотребством?
– Иначе это было бы неуважением к фюреру, – пожал плечами адмирал. – Что, решил с утра пораньше?
– Да. Кофе напоишь?
– Могу и чем покрепче. Прошу, – и они двинулись в адмиральский салон.
Откровенно говоря, для русских такая встреча выглядела бы суховатой, для немцев же – едва ли не пределом того, что можно позволить себе при посторонних. И это притом, что они с Роммелем официально считались (да и были) друзьями. Впрочем, в салоне, отослав всех куда подальше и распорядившись насчет завтрака, можно было расслабиться. Бухнуться в кресла, расстегнуть кители и вообще почувствовать себя довольными жизнью.
– Смотрю, ты опять с победой? – Роммель сосредоточенно рылся в саквояже, одну за другой извлекая бутылки весьма интересных форм. Похоже, он сюда пришел еще и затем, чтобы просто отдохнуть в приличной компании, где можно было не следить за каждым словом.
– С частичной. – Колесников поднял одну из бутылок, внимательно посмотрел на этикетку, присвистнул: – Ты что, из дому их сюда тащил?
– Ну конечно. Стану я местное пойло хлебать, как же. Нет, конечно, если другого не будет, придется, но пока есть возможность, надо выбирать что получше.
– Логично.
– Конечно, логично, – пропыхтел Роммель. Одна из бутылок чем-то зацепилась, и он никак не мог ее освободить. – А в чем частичная?
Колесников объяснил, Роммель кивнул:
– Ну, это нормально. Человек предполагает, а Бог – располагает. Где там твои…
Закончить он не успел, поскольку как раз в этот момент в салон бесшумной тенью скользнул вестовой, молниеносно сервировал стол и так же бесшумно скрылся. Роммель кивнул одобрительно. Так же одобрительно он отнесся и к выбору Колесникова – настоящей русской водке. Не бормотухе времен позднего СССР и не непонятно чему более позднему, а нынешней, действительно чрезвычайно качественной. Адмирал самолично разлил ее по рюмкам:
– Ну что, как говорят русские, вздрогнули!
– Вздрогнули, – Роммель, не отставая, осушил свою, закусил ломтиком ветчины, тоненьким и настолько нежным, что таял во рту. – Ты и сам русских словечек нахватался, и других ими заражаешь.
– С кем поведешься.
– Во-во. Кстати, вот, – фельдмаршал достал из все того же кажущегося бездонным саквояжа пакет, положил на стол. – От твоих.
– Спасибо. Как хоть они?
– Скучаешь?
– Не то слово.
– Хелен все хорошеет, – задумчиво ответил Роммель, откидываясь в кресле. – Иоганн уже вовсю бегает. Правда, пока не слишком быстро, но научится. Целуют и ждут – это на словах.
Некоторое время оба задумчиво молчали, а потом, не сговариваясь, приступили к трапезе, от которой оторвались уже слегка захмелевшие и осоловевшие. С утра, конечно, вроде бы и не совсем положено, тем более немцам, но эти двое уже давно плевали на условности.
– Хорошо вы, моряки, устраиваться умеете, – с некоторой завистью в голосе сказал Роммель, окинув взглядом салон. Этот разговор у них происходил каждый раз, когда они собирались у Лютьенса, и стал чем-то вроде традиции и преамбулы к серьезной беседе. – Это мы всю жизнь в грязи ковыряемся.
– Зато нам, случись что, вместе со всем этим и на дно идти, а вы в свою грязь зароетесь – никаким снарядом не выковыряешь, – не остался в долгу Колесников.
– Это верно… Знаешь, Гюнтер, мы тут посидели, подумали…
А вот теперь пошел предметный разговор. И говорил Роммель умные вещи. Прежде всего о том, что наступление, вначале развивавшееся достаточно успешно, застопорилось. Ну, это Колесников и сам знал. Ни одна война не развивается в точности по тем планам, которыми руководствуется командование. Первое же столкновение с грубой прозой жизни вносит коррективы, о которых и подозревать раньше не могли. И данный случай не был исключением.
Вообще, изначально план был продуман неплохо. Одновременная высадка на побережье Канады, с захватом крупных приморских городов и быстрым развитием успеха вдоль коммуникаций, и удар советских войск через Аляску. Все так.
Вот только проклятые японцы заставили торопиться, и подготовиться как следует просто не успели. К тому же погодные условия оказались совсем иными, чем планировалось – опять же из-за изменения сроков.
В результате если Канаду под контроль взять удалось достаточно успешно, в первую очередь потому, что ее толком и не защищали, то на большее сил уже не хватало. Потому даже, что не оказалось достаточного количества кораблей для перевозки войск и техники – многие корабли еще достраивались и только сейчас, наконец, вошли в строй. Словом, проблема.
У русских дела сложились еще хуже. Они катастрофически опаздывали с развертыванием сил – тонкая нитка железной дороги не обеспечивала достаточную пропускную способность. К тому же организация перевозок оставляла желать лучшего. А когда еще и сроки вдруг сократились… В общем, проблема на ровном месте.
Чуть позже добавился еще один фактор. Японцы, традиционно русских не любившие (как, впрочем, и наоборот), заняли угрожающую позицию, препятствуя их попыткам организовать десантирование. До стрельбы, правда, не дошло, но когда идешь под прицелом артиллерии на безоружном корабле, бодрости это не добавляет. Учитывая же, что на море японцы имели подавляющее преимущество, обеспечить прикрытие русские не могли чисто физически.
Спас ситуацию Геринг, который японцев тоже не жаловал. Рейхспрезидент лично отправился в Токио и за несколько часов сумел решить вопрос. В прошлой жизни Колесников никогда не слышал, чтобы Геринг где-то засветился в качестве дипломата, но здесь и сейчас он оказался на высоте. Правда, если верить Роммелю (а верить ему, безусловно, следовало), толстяка сейчас колотило при одном упоминании о японцах.
Так что, с опозданием почти в две недели, русские все же высадились на Аляске и довольно уверенно начали продвигаться вперед, ставя под контроль территорию. Анкоридж, основной порт Аляски, захватить удалось легко, но дальше процесс замедлился. Русская армия могла воевать в любых условиях, но все же это были не сверхпрофессионалы образца тысяча девятьсот сорок пятого года, а пока еще, в массе, не слишком подготовленные новички. И одних учений для того, чтобы обеспечить четкое взаимодействие всех подразделений, включая тыловые, оказалось маловато. В общем, Красная армия пробуксовывала, некритично, однако крайне неприятно.
Вдобавок, всплыл еще один фактор, который не принял в расчет ни Колесников, ни все остальные. Большинство советских солдат не испытывали в отношении американцев чего-либо, похожего на ненависть. Да, американцы принимали участие в интервенции времен Гражданской войны, порезвившись так, что заработали себе на четвертование, но это было давно и, кроме того, не слишком афишировалось, а потому успело подернуться дымкой забвения. Зато перед глазами имелись обратные примеры, от автозаводов до перелета Чкалова. Пропагандисты с этим откровенно лопухнулись, и теперь солдаты воевали исключительно по приказу. А воевать по приказу у русских всегда получалось хуже, чем от души.
Таким образом, наступление на США отставало от графика, и это было чревато. Серьезной армии у американцев не было, но если они успеют развернуть мобилизацию, то, с учетом их промышленности, получат пускай и ополчение, но до предела насыщенное техникой и вооружением. А уж оружием местные учатся владеть с детства. Единственное пока, что спасает, это полное отсутствие у американцев привычки воевать на своей территории. Так уж получилось, что всегда агрессорами были они, и освоиться с ролью жертвы янки никак не могли. Однако до бесконечности это продолжаться не могло, и раз уж Шустрый Гейнц и прочие генералы оказались не так стремительны, то неудивительно, что исправлять их огрехи прибыл лично Лис пустыни.
План, который он по-немецки четко и коротко, не вдаваясь в излишние детали, излагал, был, по сути, развитием прежнего. Удары на юг, перерезание железных и автомобильных дорог, блокирование промышленных центров… В общем, все как надо.
Колесников с непроницаемым лицом выслушал его до конца, а потом резко прихлопнул ладонью карту:
– Хрень.
Сказано было по-русски, но Роммель уже давно привык, что у адмирала то и дело проскакивают в речи русские слова. Должно быть, списывал на влияние Хелен. Вот и сейчас или по интонации смысл понял, или уже знал это слово.
– Почему?
– Потому что твой план не имеет запаса прочности и основан на одном-единственном допущении – нормальной работе вот этого самого чертова порта. А он нормально работать не будет.
– Думаешь?
– Знаю. Откровенно говоря, я удивляюсь, что он все еще принимает корабли и обеспечивает логистику. Смотри, – Колесников рывком склонился над картой. – Нам, точнее, армии удалось захватить американские стационарные аэродромы. Это обезопасило нас от ударов тактической авиации американцев, но у них и помимо фронтовых бомбардировщиков много чего имеется. Да и потом, никто не мешает соорудить временные аэродромы, благо обеспечить нормальный контроль территории войск тупо не хватает. Считаю, они в любой момент могут накрыть Галифакс бомбами и перетопить здесь все, разрушить и железную дорогу, и город. Именно поэтому я не завожу сюда за раз более одного крупного корабля и постоянно держу наготове истребители.
Во-во, приходится держать. Повезло еще, достались хорошие трофеи – при наступлении захватили свыше сотни исправных самолетов разных типов и кучу отличных зенитных орудий. Все это стянули к Галифаксу и приставили к делу, так что город теперь напоминал ощетинившегося иглами ежа. Однако для любого понимающего человека было ясно – против массированной бомбардировки это не спасет.
– И почему они этого не делают? – прищурился Роммель.
– Думаю, ты и сам догадываешься, – усмехнулся Колесников. – Янки – совсем не дураки, они просто ждут, когда мы потеряем бдительность, и разрушат город ровно тогда, когда им это будет выгодно. Наверняка и вариант действий, который ты предлагаешь, они просчитали. Так что сюда приходят корабли с войсками – и тут их всех разом топят. Дешево и сердито. И не говори, что твои аналитики этого не предусмотрели.
– Ты, как всегда, проницателен, – хмыкнул фельдмаршал. – Предусмотрели. Выводы у них совпадают с твоими, хотя детали, конечно, они рассматривали куда подробнее. Именно поэтому данный план будет реализовываться в качестве акции прикрытия. И утечку информации разведка организует. А вот реальный план мне придется обсуждать с тобой.
– Это хорошо, это радует, – кивнул Лютьенс, а про себя подумал, что американцы могут и не попасться на уловку с утечкой информации. Один раз уже поверили – и это дорого им обошлось…
Да, тогда получилось лихо. Начиная атаку на Америку, Колесников разделил силы. Разумеется, это всерьез ослабляло каждую из эскадр, но позволяло делать их более сбалансированными, если не по кораблям, то по уровню боевой подготовки. В результате русские корабли совместно с быстроходной частью итальянского флота двинулись на Панаму с целью перерезать канал и разрубить силы американцев. С ними же отправились практически все авианосцы и вспомогательная эскадра, состоящая из старых итальянских линкоров и тихоходных британских трофеев.
При себе Колесников оставил наиболее боеспособную часть флота, состоящую из сравнимых по характеристикам немецких и французских кораблей и, опять же, британских трофеев. Семь линкоров, четыре линейных крейсера и «Граф Цеппелин». Ну и крейсера-эсминцы, разумеется, куда же без них. Серьезная эскадра и, вдобавок, с экипажами не только хорошо подготовленными, но и успевшими понюхать пороху. Они должны были обеспечить проводку кораблей, высадку десанта и уничтожение всех, кто не успел спрятаться. Словом, обычные задачи военного флота. Подводные лодки всех участников Альянса действовали автономно, распределив между собой секторы ответственности.
Между объявлением войны и первым залпом прошел всего час. Грамотнее, наверное, было бы вначале начать, а потом объявлять, но Колесников не хотел уподобляться ни Гитлеру, ни японцам. Нет уж, играем как цивилизованные люди, а что подготовиться не успели – так это не его проблемы. Американцы и не успели, хотя, конечно, жаль, что нечем было ни штурмовать их аэродромы, ни бомбить заводы.
Впрочем, кое-что из опыта грядущей эпохи Колесников в эту войну внес. Тем более, не такой уж и далекой эпохи – батальон (точнее, уже усиленный полк) Бранденбург-800 создали здесь еще до его появления в теле Лютьенса. В СССР нашлись свои специалисты и, как оказалось, ничуть не хуже. Ну, а итальянские диверсанты-подводники – это вообще легенда! Не в этой истории, правда, здесь они особо громко пока не прогремели, но подготовка-то никуда не делась, а остальное – дело наживное. И все это воинство долго и упорно тренировали, притирали друг к другу, готовили… В общем, получилось неплохо.
К действиям диверсионных подразделений американцы оказались совершенно не готовы. С обычными-то шпионами, в черных плащах и с фотоаппаратами, охотящимися за секретной документацией, бороться они худо-бедно умели, а вот когда человек ничего не ищет, нигде не светится, живет нормальной жизнью обывателя и просто ждет часа «Ч», им приходилось уже тяжелее. А если этого человека вообще нет? Физически. Появился насквозь нелегально, два дня пролежал в каком-нибудь перелеске, ища пути подхода, а потом сделал дело и ушел – вот это им оказалось не по зубам. Тем более, когда таких диверсантов появилось почти десять тысяч.
Прямо в порту взорвались авианосцы «Рейнджер» и «Уосп». Правда, не затонули, но в море теперь на них выйти было невозможно, да и самолеты поднять тоже. Линкор «Вашингтон» перевернулся, когда от подводного взрыва сдетонировал боезапас. Пострадали и несколько кораблей поменьше.
В порту Нью-Йорка взорвался крупный транспортный корабль, загруженный, как оказалось, пятью тысячами тонн высококлассной взрывчатки. Инфраструктура порта была чрезвычайно разрушена, взрывом «сдуло» несколько прибрежных кварталов, а знаменитая статуя Свободы рухнула прямо в море. Фактически порт прекратил работу.
Это были наиболее заметные диверсии, но на самом деле их оказалось намного больше. Взрывались на стоянках военные самолеты, слетали под откос поезда, рушились опоры линий электропередачи. На десятках военных, главным образом авиационных заводов произошли мощные взрывы, парализовавшие производство. Испытали в боевых условиях только что с подачи Колесникова созданные фаустпатроны. Как оказалось, если садануть из этой штуки, похожей на нераспустившийся вантуз, по нефтехранилищу, то гореть оно будет просто шикарно. Словом, всего за несколько часов Америка погрузилась в хаос. А главное, на время была парализована ее авиация, что, в принципе, и определило результат первой фазы войны.