– Он был убит пару лет назад, в тот же день, когда и моя мама, и после этого мы уехали из Афин. Живём теперь в небольшом посёлке. Похоже, скоро что-то начнётся. Там у нас есть такой Клисфен – так он собирает сторонников, и отец тоже решил присоединиться к нему.
– Кто такой Клисфен? – Клеант спросил скорее из желания отвлечься от разговора на темы смерти.
– Он из одного знатного и богатого рода Алкмеонидов. Мой дедушка, мамин папа, тоже из Алкмеонидов, хотя он не был богат. Выходит, Клисфен мой очень дальний родственник. Кстати, их родоначальник Алкмеон побеждал здесь в Олимпии в гонке тетрипп. Правда, давно это было. Отец говорит, Клисфен мечтает о славе если не олимпийского победителя, то хоть бы победителя тирании. А по мне пусть мечтает, о чём хочет, лишь бы помог в войне с Гиппием. Лишние друзья не помешают. – Гектор повертел головой и добавил: – Клисфен, кстати, тоже приехал на праздник.
– Искать в мирной Олимпии союзников для войны? – ехидно спросил Клеант. – Самое место. Одни объявляют мир, другие втихаря готовят войну.
– Да ладно тебе, мы с отцом в Афины не вернёмся, пока Гиппия не прогонят или не убьют. Тиран после убийства брата совсем чокнулся. Все, кто его знают, так говорят. А отец считает, что это от страха перед новым заговором.
«Бремя власти, полученное от отца, оказалось опасным даром. Но Гиппий отдавать его не собирается» – таковы были слова Прокла.
– Из Афин многие поуезжали, а мне надо вернуться – как иначе найти маминого убийцу? А я его найду, клянусь! – Гектор злился, что его заставили уехать.
– А твой отец? Он разве не хочет найти убийцу?
– Я его не понимаю. Сначала думал, он не хочет терять привычную жизнь, но теперь мне кажется, он нацелился на большее. Он решил присоединиться к Клисфену и убрать Гиппия, хотя никогда раньше его не ругал.
– Может, он считает, что Гиппий имеет отношение к смерти твоей матери?
Предположение Клеанта не слишком удивило Гектора.
– Есть одна странная вещь – маму убили кинжалом, который я видел у телохранителя Гиппия. Если он убил, то почему? В любом случае я хочу вернуться в Афины, и если надо помочь Клисфену, я это сделаю! А ещё отец говорил, что у Клисфена какие-то дела с дельфийским оракулом. Клисфену даже поручили восстанавливать сгоревший давным-давно храм Аполлона.
– Я слышал, Дельфы – богатое место. Наши часто туда ездят. Значит, ваш Клисфен тоже решил счастья попытать? Повезло – храм славится на всю Элладу, восстанавливать его будут долго и дорого. Ну, и как тебе на новом месте?
– Да так себе. Народу там полно, и все мечтают оттуда поскорее перебраться в Афины. – Гектор внезапно улыбнулся, заметив кого-то, и замахал рукой: – Леандр, иди к нам! Знакомьтесь, Клеант из Спарты, а это Леандр из Каркинитиды в Северном Понте.
– Мы знакомы, – Леандр вертел головой, не до конца освоившись в Олимпии.
– Мы говорили о Дельфах – ты был там? – спросил Гектор Леандра.
– Нет, но слышал. Это ведь святилище Аполлона, где оракул находится и предсказания делает? Мне говорили, туда за пророчествами едут со всех концов эллинского мира, так же как со всей Ионии люди собираются к оракулу храма Аполлона Дидимского у Милета.
– Точно. Все любят знать, чем кончится то, что даже не началось, – хмыкнул Клеант.
– А в Спарте разве не обращаются к оракулу? – спросил Гектор.
– Да, спартанцы ездят в Дельфы или сюда, в Олимпию, где тоже есть оракул, правда, Зевса, а не Аполлона. Ты был в Дельфах?
– Нет, но знаешь, – обратился Гектор к Клеанту, – мы ездили на Херсонес Фракийский…
– Это где?
– Где пролив Геллеспонт, ну тот, что ведёт из нашего Эгейского моря в Понт. А там, представь, я встретил Праксидама – помнишь его? – Клеант слегка вздрогнул, но Гектор не обратил внимания: – Вот он нас и познакомил с Леандром. Там я встретил Мильтиада, местного правителя, и он тоже мне понравился, куда больше, чем Клисфен.
Мильтиад, как и Клисфен, Клеанта не интересовал, зато весть о Праксидаме он не пропустил, поэтому прервал восторги Гектора:
– Что там делал Праксидам?
– У них с отцом Леандра какие-то торговые дела. Чем вы торгуете, хлебом?
– Да, – коротко ответил Леандр. – Зерно поставляем на Эгину.
Тут Клеант не выдержал:
– А где он сам? Он обещал приехать к ученику.
– Да, к Ксеноклу, – кивнул Леандр. – Но и с тобой он тоже хотел увидеться. Когда он из Элиды вернулся, то сказал, что ты можешь стать чемпионом. Он тебя, похоже, уважает. У него ведь учеников хватает, но он о тебе очень хорошо отзывался. Праксидам просил тебе и Ксеноклу передать, что скоро будет. Несколько дней назад он по делам поехал в Аттику. Сказал, в Олимпию приедет прямо оттуда. Я думал, он здесь, ведь соревнования начнутся завтра?
– Завтрашний день посвящён жертвоприношениям и клятвам. Соревнования послезавтра. Ты тут впервые?
– Да, всё так необычно. У нас почти не проводят соревнований, тем более таких. Покажете, что где?
Троица и незаметно присоединившийся к ней Ксенокл направилась к воротам Альтиса, повторяя путь, которым Праксидам четыре года назад вёл Клеанта с Гектором.
Торжество переполняло Клеанта, когда он в составе процессии на следующий день возносил мольбу богам, и то же чувство он испытал, когда обогнал всех эфебов в беге на укороченный стадий и первым пересёк заветную линию. Но когда весь стадион приветствовал его, Клеанта, он понял: победа не принесла ничего, кроме горечи. Он хотел, чтобы за него порадовался Праксидам, но тот так и не приехал. Соревнования начались с рассветом, и Клеант до конца надеялся, что эгинец успеет, однако когда вечером Леандр с Гектором налетели на него с поздравлениями, Клеант понял: Праксидама нет. И не будет.
После соревнований Калипп, отец Ксенокла, сообщил: Праксидам и несколько его соотечественников погибли при нападении афинян на их корабль. Новость принёс один из эгинцев – он единственный выжил в стычке.
Клеант впервые услышал, что Эгина и Афины – давние враги, что между ними идёт постоянное соперничество за торговые пути в Эгейском море, за влияние на соседние полисы, что для Клеанта сейчас не имело никакого смысла. Важно лишь, что кучка афинских ублюдков напала на судно Эгины в то время, когда военные действия запрещены. Афиняне заявили, что не отвечают за всех пиратов, но многие, особенно эгинцы, хмурились, поглядывая на пришельцев из Аттики.
Весёлый пир после соревнований не принёс Клеанту радости. Даже Милон из Кротона, который в седьмой раз участвовал в играх и уступил схватку соотечественнику Тимасифею, не выглядел таким расстроенным. За вечер Клеант успел искусать себе губы до крови, с трудом отбиваясь от настойчивых поклонников. Этеолк поздравил Клеанта с победой и пообещал, что государство непременно его вознаградит. Мрачный Леандр ушёл в себя, Гектор был скорее задумчив: после гибели матери потери не вызывали у него сильных эмоций.
Незаметно выбравшись из толпы, Клеант пошёл в темноту, мимо гимнасия, туда, где слышалось тихое журчание Кладея. Юноша нагнулся над водой и сполоснул лицо. Лучше не стало, и он лёг на живот, погрузив лицо в воду. Через несколько мгновений он отфыркивался, с трудом восстанавливая дыхание. Глаза жгло, губы болели, стиснутые зубы ныли от напряжения, ногти впивались в сжатые ладони, а сил подняться не было. Клеант перевернулся на спину и уставился в небо, где давно сияли звёзды, а лунный диск мягко светился, расплываясь перед глазами. Слёзы текли по лицу, смешиваясь с оставшейся на коже водой Кладея, но Клеант не замечал их. Завтра чествование – он получит оливковый венок из рук агонофета, а потом его ждёт торжественная встреча в Спарте, но мысль об этом вызывала лишь раздражение. Он, конечно, выдержит, будет вести себя, как чемпион, ведь Праксидам так хотел этой победы, и пусть душа его радуется, но сам Клеант не испытывал ничего, кроме боли. Теперь он понял значение слова «потеря».
Леандр видел, как Клеант ушёл, но решил ему не мешать. Только сейчас он осознал, насколько тяжёлой оказалась смерть Праксидама для Клеанта. Он и сам чувствовал нечто подобное, ведь за последний год Праксидам так прочно вошёл в его жизнь, многому научил. Он погиб в то время, которое боги определили как время мира, и это усиливало ощущение нереальности и абсурдности происходящего.
Олимпийские игры – всеобщий праздник, но он обернулся трагедией по крайней мере для нескольких человек. Гектор весь вечер вспоминал прошлые игры, когда его мать была жива, а жизнь казалась простой и весёлой. Клеант не знал, куда деваться от славы после того, как узнал о смерти Праксидама. Леандр заметил: спартанец, не отдавая себе отчёта, сторонился Гектора – представителя тех самых Афин, чьи граждане напали на корабль Эгины. Он надеялся, что Клеант преодолеет своё горе и не ожесточится.
Леандр решил заехать на Эгину и отдать последние почести Праксидаму, а оттуда плыть в Каркинитиду. Он соскучился по отцу, хотел порадовать Иолу рассказом о её брате и их странных взаимоотношениях. Завтра начинается его путь домой, и вернётся ли он в Элладу – кто знает. Но он никогда не забудет эмоций, которые охватили его здесь, в Олимпии. Свобода, лёгкость, сопричастность великому событию, радость в первые два дня, не омрачённые смертью друга, заставили Леандра задуматься о своей судьбе. Он жаждал снова оказаться среди этих людей, показать, на что способен. Но он знал также: линия судьбы не известна никому, и Леандр сомневался, что даже дельфийский оракул сумеет её предсказать.
Глава 7. Криптия
– Неужели мы и без Спарты не выбросим Гиппия из Афин? – Прокл не скрывал раздражения: – Звать чужаков на нашу землю – не слишком ли большая цена за победу? Неужели нам не хватит поддержки Дельф?
– А что ты хочешь? – не выдержал Клисфен. – Чтобы мы так и сидели в Дельфах, ничего не делая? Посмотри, какое Гиппий выстроил себе убежище на холме Мунихий в Пирее. Кроме того, он отправил послов в Персию. Дарий после бесславного возвращения от скифов мечтает о какой-нибудь победе. Он заставил македонского царя признать свою власть! Тот даже согласился дочь Гигею выдать за этого перса… как его там – Бубара, вроде. Правда, македонцы утверждают, что убили семерых персидских послов, а замужество – лишь стратегический ход, но ход этот, похоже, привёл их волку в пасть. Теперь Бубар распоряжается в Македонии, а царь Македонии Аминта с сыном Александром – одно название, что цари. Нельзя терять время, Прокл! Нам и так туго пришлось после боя у Лепсидрия, когда Гиппий напал на нас всей армией. Сколько достойных людей мы там потеряли – вспомнить страшно! Да ты ведь сам чуть не погиб! Нам повезло, удалось унести оттуда ноги! И ещё больше нам повезёт, если Дельфы нас поддержат. Тогда спартанцы обязательно нам помогут.
– Ты так уверен, что оракул выскажется в нашу пользу? Ты подкупил его, что ли?
– Не будь наивным, Прокл. Жрецы Дельф заинтересованы в нас и не станут мешать. Мы ведь получили подряд на строительство их храма Аполлона.
– Строительство пока не началось, хотя давно пора. Ты вообще собираешься восстанавливать храм?
– Разумеется. Иначе нельзя. Мы восстановим храм, но когда будет нужно нам.
– Тебе, то есть?
– Не понимаю, чем ты недоволен? Ты ведь сам пришёл ко мне.
– Я пришёл бороться с Гиппием, а ты готов ввергнуть всю Аттику в войну со Спартой.
– Они будут нашими союзниками.
– Никогда! Спартанцы всегда живут своими интересами. Они придут сюда, если их интересы потянутся в нашу сторону!
– Успокойся, я знаю, что делаю. – Клисфен резко повернулся, и Гектор отпрянул от окна, через которое прекрасно слышал весь разговор. Не то, чтобы он собирался подслушивать, но бездействие сводило его с ума. Отец мрачнел с каждым днём, и это беспокоило Гектора. Что-то определённо готовилось.
Судя по разговору, предстояло жаркое время, раз отец так горячится. Гектор неторопливо побрёл по безлюдной дороге, ведущей к святилищу Аполлона. Горная гряда Парнас уходила вверх, а на склоне одной из гор, во много раз превышавшей высоту Кроноса, в несколько ярусов поднимался Дельфийский комплекс. Сюда стекались отовсюду спросить о будущем, выяснить, какой союз лучше заключить, как получить выгоду в деловом предприятии, стоит ли начинать войну. Центром Дельф являлся Дельфийский храм, посвящённый Аполлону, покровителю искусств, спорта и Дельф. В храме, недоступная для постороннего взора, сидела пифия и вещала пророчества. Понять, о чём она вещает, не дано было никому, помимо оракула – жреца храма. Он-то и передавал волю Аполлона тому, кто пришёл узнать ответ божества на тот или иной вопрос.
Храм Аполлона, выстроенный когда-то Трофинием и Агамидом, сгорел почти сорок лет назад. Новый храм начали возводить поблизости – пожар пожаром, но должно же у оракула быть место под солнцем, – однако строительство продвинулось недалеко. Работы оказались дорогими, и деньги пришлось собирать со всех концов эллинского мира. Дельфы повсюду искали средства на перестройку храма, а когда их собрали, Клисфен убедил амфиктионов – представителей государств, которые занимались делами святилища в Дельфах, – что выстроит новое сооружение, не превышая установленной цены. Клисфен получил подряд на работы и колоссальную сумму в триста талантов, и теперь обязан был начать строительство. Знакомый Клисфена, архитектор Спинфар из Коринфа, по его просьбе согласился осмотреть руины храма, чтобы предложить план и смету работ.
Сами работы пока не начались и, судя по всему, начинаться не собирались. Гектор задрал голову и разыскал на склоне остатки храма – немногие сохранившиеся колонны и стены, выстроенные из камня на века, но не простоявшие и нескольких десятилетий. Интересно, когда-нибудь он увидит храм во всём его великолепии? Станет ли храм вновь тем местом, где возносят хвалу Аполлону, а не вспоминают о том, что всё смертно, даже камень?
Солнце заливало парнасский склон, безжалостно обдавая жаром Дельфийское святилище. Внизу располагался ярус с сокровищницами, подобными олимпийским, затем шла площадка с остатками храма Аполлона. Выше по склону, невидимый снизу, прятался за соснами и кипарисами стадион. Здесь каждые четыре года проходили Пифийские игры – на них, в отличие от Олимпийских, победителю вручался лавровый венок, а не оливковый. До ближайших игр ещё больше года.
Гектор, напоследок кинув взгляд на панораму Дельфийского святилища, отправился обратно в деревушку, где остановились они с Проклом. Честно говоря, он не понимал, почему отец против участия спартанцев. Какая разница, кто поможет расправиться с Гиппием, – ведь он главный враг, а не Спарта? Гектор был согласен с Клисфеном: любая цена не казалась ему большой, и он не понимал, как отец этого не видит. Хорошо хоть Клисфен достаточно ненавидит Гиппия. Интересно, оракул и впрямь их поддержит? Неужели Клисфен способен предвидеть будущее?
Очевидно, Клисфен мог: его предсказание сбылось. Пифия изрекла: спартанцы обязаны помочь афинянам освободить город от тирана. Спартанцы, у которых были неплохие отношения с Гиппием, не обрадовались прорицанию. Раз за разом они пытались иначе истолковать речения пифии – никогда Дельфы не видели столько спартанцев за такой короткий срок, – но когда пророчество повторилось снова и снова, спартанцы признали: воля богов есть высший закон, и поклялись его выполнить. Клисфен не скрывал радости и постоянно обсуждал со жрецами какие-то вопросы – наверное, старался, чтобы они не забыли сделанного предсказания. Подготовка к походу на Афины заняла немного времени: спартанцы к войне были готовы всегда. Войско во главе с Анхимолием поплывёт на кораблях до гавани Афин, высадится и займёт Афины. Всё казалось простым и понятным.
Высадка в гавани Фалерон прошла удачно. Спартанцы направлялись к Афинам, когда дорогу им преградила конница. Никто не предполагал, что Гиппий успеет вызвать её аж из самой Фессалии. В придачу к коннице на равнину высыпала армия афинян, перекрывая доступ в город. Спартанцы ничего не могли противопоставить атаке фессалийцев во главе с известным воином Кинеем. Обезглавленные гибелью Анхимолия, они отступили. Возвращение в Спарту получилось бесславным, хотя потери говорили о жестокой битве.
Клеант, узнав о неудаче, раздражённо фыркнул, но никто не заметил, как известный всей Спарте чемпион выражает негодование экспедицией Анхимолия. Он сам мечтал поучаствовать в ней, но получил отказ.