Ужинали вдвоем, что удивило Павла. Сам он относился к себе критически и не допускал мысли, что его рассуждения могут заинтересовать такого эрудита, каким общепризнанно считался император. И действительно, Александр II думал совсем о другом. Его привлекала жизнь Павла Брызгалова. Уже во время первой встречи Александр почувствовал сердечную близость к этому человеку. Имя преуспевающего купца из Сибири указывалось в донесении тайной полиции, которую так умело использовал отец Александра еще со времен декабристов. Не такое уж важное обстоятельство, между тем, показалось особенно любопытным царю: по сведениям отца Михаила, настоятеля сибирского монастыря, где Брызгалов провел четыре года после неожиданного исчезновения его родителей, настоящим отцом Павла был вовсе не скорняк Иннокентий Брызгалов, а монах Федор, на которого так походил юноша. Отцу Михаилу в этом призналась сама Дарья, мать мальчика, стремясь снять грех со своей души.
Император Александр II был великолепным собеседником, никто лучше, чем он, не мог в беседе как-то незаметно разговорить человека и получить все необходимые сведения.
Когда после ужина, провожая Павла Брызгалова, Александр обнял его, то был уверен, что обнимает своего двоюродного брата.
Часть I
Путь в разведку
В деревне Лысогорка, что находится между Пятигорском и Георгиевском в Ставрополье, есть красивая деревянная церковь, которую нельзя не заметить, с какой бы стороны вы ни въезжали. Шел 1925 год. Советская власть набирала силы, и даже те, кто надеялся на возврат к прежней, дореволюционной жизни, свыкались с мыслью, что новая власть надолго.
Лысогорка была даже и не деревней, а казачьей станицей, жители которой, казаки, вообще имели странное представление о власти: любая власть была для них плоха. Любая, кроме своей, когда все решалось или на кругу, или атаманом. Хочешь не хочешь, а пришлось быстро переучиваться. Советская власть не терпела тех, кто плохо учился, она просто их расстреливала.
Многое изменилось здесь за последнее время. Церковный батюшка Гавриил особенно боялся молодых парней и девушек, которые как будто сошли с ума и готовы были поставить все с ног на голову. Больше всего его убивало то обстоятельство, что его семнадцатилетний сын Трофим заразился этой революционной болезнью и даже ушел из дому, чтобы полностью отдаться, как он сказал, переустройству старой жизни. Гавриил сильно переживал такую ломку жизненных основ, занемог и вскоре умер. Мать Трофим потерял еще в детстве, поэтому теперь никто и ничто не связывало ему руки.
Никто и никогда даже не заикался о происхождении Трофима. Был он фанатично предан новым идеям и, будучи грамотным юношей, привлекал внимание старших товарищей и вскоре вступил в партию большевиков. Трофим Гордеев проявлял непримиримость ко всем, кто даже просто колебался или сомневался в курсе большевиков, и призывал жестоко расправляться с такими. Уже через год он был переведен на работу в Пятигорск, а после выступления на краевой партийной конференции его заметил сам Киров, и Трофим отправился в Москву. Ему было девятнадцать лет.
В Москве его поселили в общежитии, где жили молодые большевики, ожидавшие направления на учебу в различные партийные и военные заведения. Трофим Гордеев попал в школу военных командиров. Он оказался способным студентом и в течение трех лет овладел не только специальными военными науками, но и английским и немецким языками. Все экзамены он сдал на «отлично». Последним был экзамен по организации государственной обороны. Гордеев отвечал, показывая глубокое знание предмета, и привлек внимание сидевшего на всех экзаменах человека в гражданском. После экзамена этот человек подошел к Трофиму и поинтересовался, какой из всех предметов ему нравится больше всего. Трофим ответил, как думал, честно, что ему нравятся все предметы, так как он чувствует, что мало знает, а для того, чтобы приносить пользу стране, нужно знать и уметь многое.
– А хотели бы вы учиться дальше? – спросил незнакомец.
Трофим не ожидал такого вопроса, однако с ходу ответил:
– Да нет, хочется быстрее работать.
Когда Трофим Гордеев получал диплом об успешном окончании учебного заведения, он снова встретился с человеком, который беседовал с ним после экзаменов. Тот еще раз поздравил Трофима и предложил ему перекусить: отметить окончание в соседнем парке. По дороге он наконец представился:
– Зовут меня Карл Фридрихович. Возглавляю специальное подразделение, работа которого связана с заграницей.
Уже в кафе, сидя за столом, Карл Фридрихович рассказал о необходимости для Страны Советов иметь первоклассных специалистов, способных работать в условиях заграницы. Он говорил о многочисленных врагах государства, которые ведут подрывную работу, осев в европейских странах. Трофим не мог понять сразу, куда клонит Карл Фридрихович. Но следующая фраза, сказанная им как-то легко и непринужденно, сразила юношу:
– Короче говоря, стране нужны высокого уровня специалисты. – Здесь он остановился на мгновение, а затем твердо добавил: – Разведчики! Имея их, мы сможем отвести извне угрозу для нашей революции.
Гордеев был не только сражен. Он как-то растерялся и с недоумением спросил:
– А я-то здесь при чем?
Карл Фридрихович, фамилия которого была Беркович, рассказал Трофиму, что по указанию самого товарища Сталина в стране создана специальная школа для подготовки разведчиков, куда набирают способных молодых людей. Он также объяснил Гордееву, что некоторые преподаватели, у которых он учился в военном училище, работают также и в школе разведчиков, и они считают, что Трофим очень подходит для этой сложной и интересной профессии. Не дожидаясь ответа от Гордеева, как бы между прочим, Беркович поинтересовался, откуда он знает так хорошо немецкий язык? Довольный, что его не торопят с ответом, Трофим рассказал, что его мать была немкой с Поволжья и что в станице, где он родился, жило много немцев, и он с детства привык к немецкой речи. Карл Фридрихович предложил выпить за окончание военного училища, и они, подняв рюмки с водкой, посмотрели друг другу в глаза. Трофим редко видел такой спокойный и уверенный взгляд, в его голове быстро пролетело: «А что, все разведчики так смотрят?»
Этот взгляд ему очень нравился. С начала экзаменов Трофим не пил водки, и первая рюмка, как ему показалось, слегка подействовала на него. Ему захотелось спросить, что он будет изучать в новой школе, сколько лет надо будет учиться… Его мысли прервал спокойный голос Берковича:
– Ну что, выпьем за продолжение учебы?
И он начал наполнять рюмки. Их взгляды снова встретились, и снова – эти спокойствие и уверенность. Гордееву стало как-то теплее. Они продолжали смотреть друг на друга. Трофиму этот человек начинал нравиться, и неожиданно для самого себя он вдруг спросил:
– А вы тоже думаете, что я подхожу?
– Да, я тоже так думаю, – был ответ.
И тогда, непонятно почему, Гордеев встал и, как он позже будет вспоминать, будто не слыша себя, сказал:
– Спасибо, я согласен.
Они выпили по второй. Третью они выпили за успешную учебу.
Трофим стал жить в новом общежитии, недалеко от Лефортовского вала. К своему удивлению, когда он получал постельные принадлежности, встретил там своего однокурсника по военному училищу – Александра Брызгалова. Они не были друзьями, но встрече очень обрадовались. Они попросили, чтобы их поселили в одну комнату.
Занятия в школе разведчиков начинались только через месяц. Трофим не хотел уезжать из Москвы, да собственно ему и некуда было ехать. Родители Брызгалова жили в Ленинграде, но и он не горел желанием покидать столицу. Лето в Москве выдалось хорошее, и оба молодых человека решили немного отдохнуть на Москве-реке, где у школы разведчиков была небольшая спортивная база.
Гордеев помнил, что в военном училище Александр Брызгалов отличался от многих курсантов определенной раскрепощенностью. Его манеры никак не походили на манеры военного человека. Всегда уверенный в себе, он, вместе с тем, никогда не задирал нос и легко сходился с товарищами по учебе. Брызгалов любил погулять, и его часто видели в обществе девушек, причем разных. Вот и сегодня, едва они успели устроиться в комнате на спортивной базе, как Александр предложил поехать на танцы в Дом культуры, расположенный в Москве, неподалеку от военного училища, которое они недавно закончили.
Нельзя сказать, чтобы Трофим вообще не любил танцевать. Нет, иногда он ходил на танцы, но все время как-то получалось, что девчонки, которые ему нравились, были со своими парнями, а те, которые были свободны и даже стреляли глазами, его не трогали. Но сегодняшний вечер начинался по-другому. Войдя в фойе Дома культуры, молодые люди сразу же заметили двух симпатичных девушек, стоящих в стороне. Опытный Брызгалов без колебаний направился к ним. Трофим не отставал от приятеля.
– Охота начинается, – объявил Александр.
Трофим не успел и очнуться, как его лихой товарищ уже представил девушкам и себя, и его. Им, видно, понравилась такая смелость, и, смеясь, они назвали свои имена: Лариса и Татьяна. Трофиму Лариса понравилась больше, и здесь ему повезло. Александр сам выбрал Татьяну для первого танца…
Трофим Гордеев не мог заснуть. Он перебирал в памяти все подробности вечера, и ему казалось, что все это было не с ним. Девушки жили в одном доме, поэтому друзья провожали их вместе. В этот вечер с Трофимом произошло то, чего ранее никогда не случалось. Он поцеловал девушку в первый же вечер их знакомства. Теперь, лежа в темной комнате с закрытыми глазами, он мысленно уже в сотый раз целовал Ларису. Гордееву было страшно признаться себе: он знал, что влюблен, и влюблен сильно. Заснул он только под утро…
Месяц пролетел быстро. Началась учеба в школе разведчиков. Трофим с большим интересом погрузился в новую жизнь. Директором школы оказался Карл Фридрихович, который пользовался большим авторитетом среди других преподавателей.
Программа обучения была рассчитана на три года. У каждого курсанта, именно так называли обучающихся в школе, помимо общей программы имелась и своя отдельная, по словам Берковича, разработанная с учетом личных качеств и характера курсанта. Гордеев продолжил совершенствование немецкого и английского языков.
Встречи с Ларисой не прекращались. Для нее, по общей установке разведшколы, он учился в военном училище на командира. Времени для встреч было мало, да и Лариса, работая медсестрой, часто дежурила по ночам. Так что встречались они редко. И каждая встреча была для них праздником.
Дни и месяцы пролетали очень быстро. Уже приближалось время окончания разведшколы. Лариса пошла учиться на врача и все интересовалась, куда отправят служить Трофима, которого она так полюбила. Дружба у Гордеева с Александром установилась настоящая. А вот любви с Татьяной у Брызгалова не получилось. Помешала разница характеров.
Тянуть дальше было некуда, и Гордеев решил поговорить с Берковичем. Карл Фридрихович внимательно выслушал Трофима и совсем неожиданно для него сказал:
– Если любите, почему же не жениться?
Гордеев внутренне даже оторопел. Думая, что не выдает себя, спокойно посмотрев на директора школы, спросил:
– А как же работа за границей?
– Ну что, если поедете, то ведь она, наверное, согласится ждать, – опять очень естественно ответил Беркович.
– Да, конечно, я не сомневаюсь, но мне надо будет объяснить ей, кто я на самом деле. Как это лучше сделать и можно ли вообще?
Беркович задумался на мгновение. Гордеев с тревогой ждал ответа. Карл Фридрихович, как всегда, начал тихо объяснять:
– Дело в том, что вам обоим предстоит откровенный разговор друг с другом…
Гордеев с недоумением поднял плечи.
– Понимаешь ли, Трофим, Лариса тоже в этом году заканчивает нашу спецшколу. Это здорово, что вы любите друг друга. Значит вы можете, в случае необходимости, ехать вместе. Я думаю, что такая необходимость будет. Вы должны нас простить, что только сейчас мы можем вам это открыть. Но, как ты уже сам знаешь, секретности требует наша служба…
Трофим с Ларисой шли по набережной Москвы-реки. У них не было никаких сомнений, что они самые счастливые в мире люди. Им исполнилось по двадцать пять лет.
Жизнь по легенде
В 1936 году, летом, молодая немецкая пара, Фридрих и Клаудиа Шмидт, гостившие у своих друзей в Финляндии, отправились на небольшом пароходе из Хельсинки в Англию, откуда они планировали уехать в Соединенные Штаты.
Саусхэмптон встретил чудесной солнечной погодой, что было для них, начитавшихся много о знаменитых английских туманах, неожиданностью. А уже через неделю на борту большого лайнера «Королева Елизавета» они отплывали к берегам Америки, в Нью-Йорк. Впечатления оказались выше всех ожиданий. Фридриха поразил этот город, такой непохожий на описания, которые он так тщательно штудировал. Хорошо, что рядом была Клаудиа. Как часто ему хотелось назвать ее Ларисой. Но он четко усвоил, что не может позволить себе такой слабости, вообще никаких слабостей.
– Забудьте русский язык. Даже между собой говорите или на немецком, или на английском, – неоднократно говорил им Беркович.
Штаты для них не являлись конечным пунктом. Уже через год, когда масса людей перемещалась из Германии в Америку, Фридрих и Клаудиа плыли на пароходе в обратном направлении. Граждане США – Роберт и Ивон Робинсоны – прибыли на пароходе в Гамбург. Американцы, преподаватели немецкого языка, оба имели дипломы об окончании университета в Джорджтауне. Из Гамбурга их путь лежал на юг Германии, в Мюнхен. Профессор местного университета Людвиг Фонбрайн, познакомившись с молодыми людьми в Нью-Йорке, удивленный их прекрасным немецким языком, пригласил супругов в Германию постажироваться и одновременно попытать свои силы в преподавании английского языка.
Вскоре Ивон отправляет первую шифровку в Москву: «Мы дома. Приступили к работе». Беркович был доволен. Ведь успешно закончился первый этап операции, которая разрабатывалась по указанию самого товарища Сталина.
Руководитель специального подразделения советской разведки, законспирированного даже в рамках министерства, революционер-подпольщик Платон Львович Зарубин, имел поручение Сталина докладывать ему лично о ходе операции. По опыту давнего общения со Сталиным Зарубин знал, что если вождь дает такое указание, значит у него есть свои, только ему известные задачи, которые он считает важнейшими в данной операции.
…В списке бывших сотрудников Департамента полиции при царе была фамилия некоего Ерофея Скворцова, который, как удалось выяснить людям Дзержинского, сумел в суматохе революции и гражданской войны исчезнуть из России, прихватив с собой часть секретного архива. Зарубин также хорошо знал, что списки живых и скрывшихся сотрудников Департамента, а также тайных агентов были составлены аппаратом Дзержинского по указанию Сталина…
Когда Трофим Гордеев заканчивал школу разведчиков, от одного из завербованных русских эмигрантов в Германии стало известно, что в Мюнхене под фамилией Штефана Герта проживает стареющий сотрудник Департамента полиции Ерофей Скворцов. Тогда появилось указание Сталина изъять находящиеся в распоряжении Скворцова документы. Они должны быть возвращены в Москву, а сам Скворцов ликвидирован.
За разработку всех деталей операции отвечал Зарубин, помогал ему Беркович. Среди многих кандидатур исполнителей Сталин остановился на Трофиме и Ларисе.
Для Зарубина оставалась загадкой такая заинтересованность лично Сталина в деле Ерофея Скворцова. Сталин всегда давал четкие и ясные задания. Дополнительные вопросы он рассматривал как попытку узнать больше, чем он хочет сказать. Это его не только раздражало, но и вызывало мрачные подозрения и, как правило, заканчивалось плачевно для неосторожного любопытного.
Жизнь в Мюнхене отличалась от всего того, к чему привыкли Роберт и Ивон в прошлом. Но они были профессиональными разведчиками, нелегально действующими на территории иностранного государства, и хорошо усвоили еще во время учебы, что для них возможна жизнь только по легенде. Все другое они должны забыть. Уже давно все, что делали Трофим и Лариса, подчинялось определенной цели. Их любовь придавала им силы, но иногда казалось, что и она была частью созданной Берковичем легенды…
Постепенно Роберт и Ивон все больше узнавали о жизни Штефана Герта. Новостью для них и Центра явились сведения о том, что в Германии он находился не один. В Мюнхене с ним в том же доме, этажом выше, жила его племянница Гертруда с мужем. Ее мать, старшая сестра Скворцова, Елена, еще до революции вышла замуж за немецкого инженера Рихарда Штайндорфа и все время проживала в Мюнхене. Гертруда преподавала в университете античную историю. Все знали о том, что ее мать была из русских. Молодые американцы Роберт и Ивон иногда в столовой университета болтали с ней о разном.