Не сегодня, так завтра, подумала она – как всегда.
Ее мысли переключились на товарищей, которые остались сзади. Умер ли молодой Бертран или остался жив? И что произошло с Женевьевой? Пожалуй, лучше бы их постигла смерть. Оставшись в живых, они подвергнутся пыткам. Сердце Флик содрогнулось от боли, когда она снова подумала о том, что привела их к поражению. Бертран, кажется, был ею увлечен. Он был слишком молод и потому испытывал чувство вины из-за того, что втайне любил жену своего командира. Лучше бы она приказала ему остаться дома. На исход сражения это бы не повлияло, и он бы чуть дольше оставался веселым, милым мальчишкой, а не стал бы трупом или еще чем-нибудь похуже.
Никто не может каждый раз побеждать, а когда на войне командиры проигрывают, их люди погибают. Это был неопровержимый факт, и все-таки она пыталась найти для себя утешение. Ей хотелось, чтобы их страдания были не напрасны. Возможно, опираясь на эти жертвы, ей в конце концов все-таки удастся одержать победу.
Она вспомнила о пропуске, который украла у Антуанетты, – он давал возможность нелегально проникнуть в шато. Группа может попасть туда под видом гражданских служащих. Она сразу отбросила мысль о том, чтобы выдать бойцов за телефонистов – это квалифицированная работа, тут нужно учиться. А вот метлой может махать каждый.
Заметят ли немцы, что уборщиц подменили? Вряд ли они обращают внимание на женщин, которые подметают пол. А французские телефонистки – не выдадут ли они? Возможно, здесь стоит рискнуть.
В УСО есть прекрасный отдел, который за пару дней может подделать любой документ, иногда даже собственными силами изготовляя для этого бумагу. Там смогут оперативно изготовить копии этого пропуска.
Флик испытывала чувство вины за то, что его украла. Должно быть, сейчас Антуанетта лихорадочно ищет его под диваном, выворачивает карманы и выходит с фонариком во внутренний двор. Когда она сообщит гестапо, что потеряла пропуск, у нее будут неприятности. Но в конце концов они просто выдадут ей замену. В этом смысле она невиновна. Если ее станут допрашивать, она будет упорно утверждать, что куда-то его засунула, искренне считая, что говорит правду. Кроме того, мрачно подумала Флик, если бы она попросила у нее разрешения, Антуанетта вполне могла бы ей отказать.
Разумеется, этот план имел один серьезный недостаток – все уборщицы были женщинами. Группа Сопротивления, которая проникла бы в шато под видом уборщиц, должна была состоять только из женщин.
«А собственно, почему бы и нет?» – подумала Флик.
Они въезжали в пригороды Реймса. Уже было темно, когда Жильберта остановилась возле низкого промышленного здания, окруженного высоким проволочным забором, и заглушила двигатель.
– Проснись! – затормошила Мишеля Флик. – Мы должны отвести тебя внутрь. – Мишель застонал. – Скорей! – добавила она. – Мы нарушаем комендантский час.
Две женщины вытащили его из машины. Жильберта указала на узкий проход, шедший вдоль фабричного здания. Мишель положил руки им на плечи, и они повели его по проходу. Дверь в стене вела на задний двор небольшого жилого здания. Они пересекли этот двор и вошли в дверь черного хода.
Дешевые квартиры располагались на пяти этажах, лифта в доме не было. К несчастью, квартира Жильберты находилась на чердаке. Флик показала, как нести раненого. Переплетя руки, они подхватили Мишеля за бедра и приняли на себя его вес. Чтобы удержать равновесие, он ухватился им за плечи. Так они пронесли его четыре этажа – к счастью, на лестнице никого не было.
Добравшись до нужной двери, они тяжело дышали. Они поставили Мишеля на ноги, и тот смог кое-как пройти внутрь, где тяжело рухнул на кресло.
Флик огляделась по сторонам. Это была типично девичья квартира, чистая и опрятная. Что еще важнее, в нее нельзя было заглянуть снаружи – в этом заключалось преимущество верхнего этажа. Мишель будет здесь в безопасности.
Жильберта засуетилась вокруг Мишеля, устраивая его поудобнее на подушках, осторожно вытирая лицо полотенцем и предлагая аспирин. Эти действия были заботливыми, но непрактичными – как и действия Антуанетты. Обычно он вызывал у женщин подобную реакцию, но только не у Флик. Отчасти он полюбил ее именно потому, что не смог противостоять вызову.
– Тебе нужен врач, – отрывисто сказала Флик. – Может, позвать Клода Буле? Раньше он нам помогал, но в последний раз, когда я с ним заговорила, он не захотел меня узнать. Мне показалось, что он был готов убежать, так он нервничал.
– Он стал бояться после того, как женился, – ответил Мишель. – Но ради меня он придет.
Флик кивнула. Для Мишеля многие готовы сделать исключение.
– Жильберта, приведи доктора Буле.
– Лучше я останусь с Мишелем.
Флик внутренне застонала. Такие, как Жильберта, годятся только на то, чтобы передавать сообщения, но и здесь встречаются осложнения.
– Делай то, что я тебе говорю! – твердо сказала Флик. – Мне нужно побыть вдвоем с Мишелем, прежде чем я вернусь в Лондон.
– А комендантский час?
– Если тебя остановят, скажешь, что идешь за доктором. Такое объяснение они принимают. Они могут пойти с тобой в дом Клода, чтобы убедиться, что ты говоришь правду, но сюда они не пойдут.
Жильберта явно была встревожена, однако надела на себя кардиган и ушла.
Флик уселась на ручку кресла и поцеловала Мишеля.
– Это была настоящая катастрофа, – сказала она.
– Я знаю. – Он возмущенно фыркнул. – Вот вам и хваленая МИ-6. Они должны были удвоить количество людей, о котором нам сообщили.
– Больше не буду доверять этим клоунам.
– Мы потеряли Альбера. Мне придется сообщить об этом его жене.
– Сегодня я возвращаюсь. Я заставлю Лондон прислать тебе другого радиста.
– Спасибо.
– Тебе придется выяснить, кто еще погиб, а кто жив.
– Если смогу. – Он вздохнул.
Она взяла его за руку.
– Как ты себя чувствуешь?
– Как полный идиот. Такое ранение просто унизительно.
– А физически?
– Немного кружится голова.
– Тебе нужно что-нибудь выпить. Не знаю, что у нее есть.
– Шотландское виски как раз подойдет. – Еще до войны лондонские друзья Флик приучили Мишеля к виски.
– Оно чересчур крепкое. – Кухня находилась в углу гостиной. Флик открыла буфет и, к своему удивлению, увидела там «Дьюарз уайт лейбл». Британские агенты часто брали с собой виски, как для себя, так и для своих товарищей по оружию, но встретить подобный напиток у французской девушки было довольно необычно. Здесь также стояла початая бутылка красного вина, которое больше подходило для раненого. Налив полстакана, Флик долила его доверху водой из-под крана. Мишель с жадностью выпил – потеря крови вызывала у него жажду. Осушив стакан, он откинулся назад и закрыл глаза.
Флик сейчас с удовольствием выпила бы немного виски, но было бы некрасиво отказывать Мишелю и пить его самой. Кроме того, ей все еще нужен был трезвый ум. Она выпьет после того, как вновь окажется на британской земле.
Она осмотрелась по сторонам. На стене пара сентиментальных картинок, пачка старых журналов мод, книг нет. Флик сунулась в спальню.
– Что там тебе надо? – резко спросил Мишель.
– Просто осматриваюсь.
– Тебе не кажется, что в ее отсутствие это немного невежливо?
Флик пожала плечами:
– Вовсе нет. В любом случае мне нужно в туалет.
– Это снаружи. Вниз по лестнице и до конца по коридору – если я правильно помню.
Флик последовала его инструкциям. Находясь в туалете, она, однако, поняла, что с квартирой Жильберты чтото не так. Она всегда прислушивалась к своим инстинктам, которые уже не раз спасали ей жизнь.
– Здесь что-то не так, – вернувшись, сказала она Мишелю. – В чем тут дело?
Он пожал плечами, явно чувствуя себя неловко.
– Не знаю.
– Мне кажется, ты нервничаешь.
– Возможно, из-за того, что меня только что ранило в бою.
– Нет, не из-за этого. Из-за квартиры. – Это явно как-то связано со смущением Жильберты, с тем, что Мишель знает, где здесь находится туалет, и с этим виски. Она вошла в спальню и стала присматриваться. На этот раз Мишель ее уже не упрекал. Она огляделась по сторонам. На ночном столике стояла фотография мужчины с такими же, как у Жильберты, большими глазами и черными бровями – вероятно, ее отца. На стеганом покрывале лежала кукла. В углу находился умывальник с зеркальным шкафчиком над ним. Флик открыла дверцу шкафчика. Внутри находились бритва, чашка и помазок. Жильберта не такая уж невинная – какой-то мужчина оставался у нее на ночь достаточно часто, чтобы оставлять здесь свои бритвенные принадлежности.
Флик присмотрелась к ним повнимательнее. Бритва и помазок составляли единый комплект – с полированными костяными рукоятками. Она подарила этот комплект Мишелю на его тридцать второй день рождения.
Так вот оно что!
Флик была настолько шокирована, что на какой-то момент не могла сдвинуться с места.
Она подозревала, что он интересуется кем-то еще, но не представляла, что дело зашло так далеко. Тем не менее доказательство находилось у нее прямо перед глазами.
Она почувствовала боль. Как он мог ласкать другую женщину, когда она в Лондоне лежала одна в постели? Она повернулась и посмотрела на постель. Они занимались этим прямо здесь, в этой комнате. Это просто невыносимо.
Затем она пришла в бешенство. Она хранила ему верность, она страдала от одиночества – а он нет. Она чувствовала себя обманутой. От ярости она готова была взорваться.
Ворвавшись в соседнюю комнату, она остановилась перед Мишелем.
– Ты мерзавец! – сказала она по-английски. – Ты вшивый отвратительный мерзавец.
– Не надо сердить на меня, – ответил он ей на том же языке.
Он знал, что ей нравится его ломаный английский, но на сей раз это не сработало. Она переключилась на французский:
– Как ты мог меня предать с девятнадцатилетней дурехой?
– Это ничего не значит, просто она хорошенькая.
– Ты думаешь, от этого легче? – Флик знала, что в те дни, когда она была студенткой, а Мишель преподавателем, она привлекла его внимание тем, что спорила с ним на занятиях – французские студенты относились к своим преподавателям гораздо почтительнее, чем английские, а Флик вообще не слишком уважала авторитеты. Если бы Мишеля соблазнила похожая на нее женщина – например, Женевьева, которая ему не уступала, – ей было бы легче. Но он выбрал Жильберту – девушку, которую больше всего интересовал лак для ногтей.
– Я был одинок, – жалобно произнес Мишель.
– Избавь меня от этой душещипательной истории. Дело не в одиночестве – ты просто оказался слабым, бесчестным и ненадежным.
– Флик, дорогая, давай не будем ссориться. Только что убили половину наших друзей. Ты возвращаешься в Англию. Мы оба скоро можем умереть. Не покидай меня такой рассерженной.
– Как же я могу не сердиться? Ведь я оставляю тебя в объятиях этой проститутки!
– Она не проститутка…
– Давай не будем вдаваться в подробности. Я твоя жена, а ты делишь с ней постель.
Пошевелившись в кресле, Мишель сморщился от боли.
– Я признаю свою вину, – сказал он, пристально глядя на Флик своими голубыми глазами. – Я мерзавец. Но я тебя люблю и просто прошу простить меня на этот раз, потому что я могу снова тебя не увидеть.
Этому было трудно противостоять. Сопоставив пять лет замужества и интрижку с молодой девицей, она уступила. Она сделала шаг вперед. Мишель обнял руками ее ноги и уткнулся лицом в ее изношенное платье. Она погладила его по волосам.
– Ну ладно, – сказала она. – Ладно.
– Я так жалею об этом, – сказал он. – Я чувствую себя ужасно. Ты самая замечательная женщина из всех, кого я знаю, и даже из тех, о ком я слышал. Обещаю – такое больше не повторится.
В этот момент в комнату вошли Жильберта с Клодом. Флик вздрогнула и выпустила голову Мишеля из своих объятий. И тут же решила, что ведет себя глупо. Ведь это ее муж, а не Жильберты, и почему вдруг она не может с ним обниматься, пусть даже в чужой комнате? – злилась на себя Флик.
Жильберта казалась шокированной, обнаружив, что ее любовник обнимается здесь со своей женой, но быстро пришла в себя, и на ее лице появилось холодное безразличие.
Клод, приятный молодой врач, с озабоченным видом вошел в комнату вслед за ней.
Подойдя к Клоду, Флик расцеловала его в обе щеки.
– Спасибо, что пришли, – сказала она. – Мы вам очень признательны.
Клод посмотрел на Мишеля.
– Как ты себя чувствуешь, старина?
– У меня пуля в заднице.
– Тогда мне придется ее вынуть. – Его беспокойство исчезло, он сразу превратился в энергичного профессионала. – Положите на кровать полотенца, – обращаясь к Флик, сказал он, – потом снимите с него брюки и положите лицом вниз. А я пока помою руки.
Жильберта положила на свою кровать старые журналы и накрыла их полотенцами, тогда как Флик помогла Мишелю подняться и доковылять до постели. Когда он лег, Флик не удержалась от размышлений о том, сколько раз он здесь уже лежал.
Клод вставил в рану металлический инструмент и принялся искать пулю. Мишель закричал от боли.
– Прости, дружище, – озабоченно сказал Клод.
Флик едва ли не с удовольствием смотрела, как мучается Мишель на той самой постели, где он раньше кричал от порочного удовольствия. Она надеялась, что комната Жильберты навсегда запомнится ей именно такой.
– Давай скорее покончим с этим, – сказал Мишель.
Мстительное настроение Флик быстро прошло, ей стало жалко Мишеля.
– Кусай. Это поможет, – сказала она, пододвинув к его лицу подушку.
Мишель взял подушку в рот.
Клод снова воспользовался своим инструментом и на сей раз вытащил пулю. Несколько секунд кровь текла рекой, но затем кровотечение уменьшилось, и Клод наложил повязку.
– Несколько дней сохраняй максимальную неподвижность, – рекомендовал он Мишелю. Это означало, что тот должен остаться в квартире Жильберты. Правда, в таком состоянии ему будет не до секса, с мрачным удовлетворением подумала Флик.
– Спасибо, Клод, – сказала она.
– Рад был помочь.
– У меня есть еще одна просьба.
Клод явно испугался.
– Какая?
– Без четверти двенадцать я должна встретить самолет. Мне нужно, чтобы вы отвезли меня в Шатель.
– Почему бы Жильберте вас не отвезти на той самой машине, на которой она ко мне приезжала?
– Из-за комендантского часа. Но с вами мы будем в безопасности, вы же врач.
– То есть со мной должны ехать еще два человека?
– Три. Нужно, чтобы Мишель тоже держал фонарик. – Для подобных дел это была неизменная практика: четыре человека из Сопротивления держали фонарики по углам гигантской буквы L, указывая направление ветра и место посадки. Четыре небольших фонарика на батарейках нужно было направить на самолет, чтобы пилот их увидел. Можно было просто установить их на земле, но это было не так надежно, а если бы пилот не увидел того, что ожидал, он мог бы заподозрить ловушку и не приземлиться. По возможности следовало задействовать в этом деле четырех человек.
– И как я объясню все это полиции? На неотложный вызов не ездят с тремя сопровождающими.
– Мы придумаем какую-нибудь историю.
– Это слишком опасно!
– В такое время это займет всего несколько минут.
– Мари-Жанна меня убьет. Она говорит, что я должен думать о детях.
– У вас же нет детей.
– Она беременна.
Флик кивнула. Теперь понятно, почему доктор стал таким боязливым.
Мишель перекатился на спину и сел на кровати.
– Клод, я тебя умоляю, это очень важно, – схватив Клода за руку, сказал он. – Ты ведь сделаешь это для меня?
Мишелю было трудно отказать. Клод вздохнул.
– Когда?
Флик взглянула на часы. Было около одиннадцати.
– Прямо сейчас.
Клод посмотрел на Мишеля.
– Его рана может опять открыться.
– Я знаю, – сказал Мишель. – Пусть кровоточит.
Деревня Шатель состояла из нескольких зданий, расположенных на перекрестке: три фермерских дома, дома работников и пекарня, обслуживавшая окружающие фермы и хутора. Флик стояла на коровьем выгоне в полутора километрах от перекрестка, держа в руке фонарик размером с пачку сигарет.
Под руководством пилотов 161-й эскадрильи она в свое время прошла недельную подготовку по наведению самолетов. Это место отвечало параметрам, которые ей дали. Длина поля составляла около километра – «лисандеру»[11] для взлета и посадки требовалось шестьсот метров. Почва под ногами была твердой и ровной – без ската. В лунном свете расположенный неподалеку пруд был хорошо виден с воздуха, являясь хорошим ориентиром для пилотов.