Штрафбат. Закарпатский гамбит - Гайдук Юрий Федорович

Юрий Гайдук

Штрафбат

Закарпатский гамбит

Глава 1

Начальник войск по охране тыла фронта генерал-майор Карпухин не мог не догадываться, что основная часть оперативной разработки «Михая», который должен был обеспечить Вербовщику сравнительно безопасный переход через границу, линию фронта и прочая, прочая ляжет на его плечи, но чтобы так вот жестко: «…вся ответственность по задержанию Вербовщика и его груза ложится лично на вас…» Шифрограмма была подписана начальником Главного управления контрразведки «Смерш» Абакумовым, который подчинялся непосредственно Верховному главнокомандующему, и можно было не сомневаться, что затеваемая радиоигра, точнее говоря, использование ужгородского радиста втемную, уже известна Сталину, и это не могло сулить ничего хорошего. Естественно, в случае провала операции по задержанию Вербовщика. А его надо было не только вычислить, но и взять живым с бесценным для американской разведки «грузом», который он намеревался вынести с территории уже освобожденной Украины, тогда как о нем неизвестно практически ничего…

«Вся ответственность по задержанию Вербовщика и его груза ложится лично на Вас…»

М-да, подобного доверия со стороны Абакумова можно было пожелать только злейшему врагу. Однако как бы там ни было, надо было выполнять приказ Москвы, тем более что кое-какие оперативные наработки уже были. Еще во время первого выхода радиста в эфир было установлено не только местонахождение рации, но также и личность самого радиста, за которым велось негласное наблюдение. Которое, правда, ничего толкового пока что не принесло. Все эти дни Стефан Драга из дома практически не отлучался, и можно было только догадываться, что он, передав радиограмму своему резиденту, судя по всему упомянутому «Михаю», залег на дно и не предпринимает никаких самостоятельных действий в ожидании следующего послания от Вербовщика.

К великому сожалению, первый контакт радиста с «Михаем» зафиксировать не удалось, и теперь весь оперативный состав, который находился в подчинении начальника войск по охране тыла фронта, надо было бросить на разработку цепочки Радист – «Михай» – группа «Венгра», которая должна была обеспечить полную безопасность дальнейшего продвижения американского резидента. Однако в силу сложившихся обстоятельств практически весь оперативный состав был задействован на других участках: обстановка в тылу фронта была более чем сложная, так что в реальности оставалось всего лишь трое более-менее опытных оперуполномоченных «Смерша», которые могли бы принести сейчас реальную пользу при разработке того же Драги, «Михая» и группы «Венгра», окопавшейся в закарпатских лесных схронах.

Двое оперуполномоченных, один из которых лейтенант Новиков, еще не обстрелянный по-настоящему новичок. Самый опытный из этих троих капитан Царьков отзывается на другой участок работы.

Двое… И архисложная оперативная разработка, за которую всю ответственность несет лично он, генерал-майор Карпухин.

Вот и верь после этого общепринятому в обществе мнению, что «погоны не давят».

Давят! Да еще как давят! Так давят, что порой в землю на два метра вбивают. Причем без почетного салюта. Вчера был генералом, а сегодня – покойник, враг Родины.

Карпухин вызвал помощника и, едва тот переступил порог, охрипшим от чрезмерного курева голосом приказал:

– Найдите Царькова и срочно ко мне!

– Так он, товарищ генерал, уже минут пятнадцать как в штабе топчется. Просил доложить, чтобы…

– Так чего же ты!.. – не дал договорить майору Карпухин и тут же приказал: – Зови его!

Оперуполномоченный «Смерша» капитан Царьков был старшим группы по разработке ужгородского радиста, включая его связи в городе, однако Драга вел себя настолько незаметно, тихо и спокойно, что Царьков даже выдвинул предположение о том, что на связь с Михаем выходит не он лично, а кто-то из его родни, проживавшей в том же доме на окраине Ужгорода. В чем Карпухин не мог не сомневаться. Уж слишком значимой была возложенная на Стефана Драгу ответственность, чтобы перекладывать ее на плечи своих сестер.

Скрипнула дверь, и выросший на пороге плечистый капитан вскинул руку к виску:

– Товарищ генерал-майор, капитан…

– Всё, приехали, – остановил Царькова Карпухин, не очень-то любивший принятый в генеральской среде излишний официоз и чинопочитание. – Давай-ка ближе к делу.

Он прошел к окну, прикрыл на всякий случай распахнутую настежь форточку, через которую врывалась напоенная апрельским ароматом весна.

– Что у тебя?

Царьков невольно закашлялся. То ли из-за папиросного дыма, который не мог разогнать даже гулявший по комнате весенний ветерок, то ли из-за ощущения ответственности момента, которое повисло в воздухе.

– Товарищ генерал, наш подопечный вроде бы как зашевелился.

Этого следовало ожидать, причем еще вчера вечером, когда Драга принял радиограмму, в которой ставилась задача «подготовить и обеспечить безопасность выхода Вербовщика на лесных людей», и все-таки Карпухин не смог сдержать своих чувств:

– Выходит, зашевелился, гаденыш. Хорошо. Очень хорошо! А теперь подробнее.

Робеющий в присутствии столь высокого начальства, Царьков немного раскрепостился и уже без предательской «перхоти» в голосе произнес:

– Мы, товарищ генерал, думали, что он еще вечером или в крайнем случае ночью рванет на встречу с резидентом, но этот гад явно не торопится. Всю ночь и весь вечер он сам и его родня из дома носа не показывали, и я уж стал в самом себе сомневаться – не упустили ли кого ненароком. Однако ту уборную, что у них в огороде, все семейство навещало справно, как тому положено быть. Утречком тоже не забыли справить свою нужду, потом, видимо, позавтракали, и вскоре на ихнем крыльце нарисовался сам Стефан Драга. Посмотрел на небо, видимо прикидывая, как одеваться в дорогу, и ровно в восемь тридцать вышел с мешком из хаты.

– С пустым мешком? – уточнил Карпухин.

– С пустым, с пустым, – заверил Царьков. – Он еще сложил его в несколько раз и в тряпишную сумку засунул.

– Так, и что дальше?

– Мы отследили его до самой станции, где он и еще дюжины две мужиков и баб впрыгнули в товарняк, идущий на Мукачево.

– Выходит, Мукачево… – как бы сам про себя протянул Карпухин. – Это уже кое-что.

Достав из коробки «Казбека» очередную папиросу и уже по привычке прокрутив ее промеж пальцев, он затянулся длиннющей затяжкой и уже сквозь облачко дыма прищурился на Царькова.

– Кто его сопровождает?

– Старший лейтенант Тукалин и лейтенант Новиков. А я к вам сразу же поехал.

– Та-ак, хорошо, – потирая рукой подбородок, пробормотал Карпухин. И тут же: – Думаешь, двоих хватит? Может, и тебе на помощь к ним рвануть? На машине ты быстрее их в Мукачево окажешься.

Царьков отрицательно качнул головой:

– Справятся, товарищ генерал. Опера опытные. Тем более что они на перехвате друг у дружки будут. А им только и надо, что связника выявить, с которым наш «пианист» встречаться будет.

– Думаешь, что все-таки встреча со связником, а не закладка записки в тайник?

Царьков только хмыкнул на это.

– Уверяю вас, товарищ генерал, что он пошел на контакт со связником. Если бы они пользовались тайничком в роли почты, то этот тайничок он бы оборудовал где-нибудь в Ужгороде, причем неподалеку от своей хаты. – И пояснил, откашлявшись: – Чтобы лишний раз не светиться в том же Мукачево.

Затянувшись «Казбеком», Карпухин вынужден был согласиться с капитаном и произнес негромко:

– Ну что ж, капитан, будем ждать твоих орлов и благоприятного рапорта. Однако должен тебя предупредить сразу: промашки с нашей стороны, засветки или тем более провала быть не может. Надеюсь, всё уяснил?

Царьков вскинул ладонь к виску:

– Так точно, товарищ генерал! Уяснил.

Проследив за радистом, скрывшимся в полутемном нутре товарного вагона, в котором народу набилось, что сельдей в бочке, Тукалин приказал напарнику следовать за ним, а сам забрался на открытую площадку товарняка, где уже разместились на старой пожухлой соломе с полдюжины мужиков. Не исключалось, что тот же связник, а возможно, и резидент могли пребывать не в самом Мукачеве, а где-нибудь на перегоне, на небольшом хуторе, до которого Драга мог добраться, спрыгнув на ходу с едва тащившегося паровоза. Это был наихудший вариант, так как Новикову ни в коем случае нельзя было проявлять свою заинтересованность личностью сиганувшего из вагона человека, и он автоматически выбывал из игры. Вся дальнейшая работа ложилась на плечи старшего лейтенанта Тукалина. Впрочем, Тукалину к подобным «перекосам» было не привыкать, хотя риск того, что имевший определенные навыки конспирации радист мог засечь тянувшийся за ним хвост, возрастал многократно.

Машинист дал длинный гудок, лязгнули буферные сцепки, состав дернулся, и старенький, измордованный войной паровоз запыхтел угарной, черной копотью.

Тукалин прошел в дальний конец площадки и, бросив под себя копнушку жесткой, как стерня, соломы, стащил с взопревших ног изношенные кирзачи. Стараясь не потревожить еще не до конца зажившую рану, прислонился спиной к невысокому бортику и только сейчас осознал, насколько же он вымотался за прошедшую бессонную ночь. Радиоперехват был зафиксирован в начале десятого вечера. Тукалину тут же было приказано самолично «выдвигаться» на радиста, которого он успел изучить за время наружного наблюдения до мельчайшей черточки, и они на пару с Новиковым просидели в заброшенной сараюшке неподалеку от дома, в котором обреталось многочисленное семейство Стефана Драги, всю ночь. При аналитической разработке операции «Вербовщик» сложилось мнение, что закарпатский резидент и националистическая группа поддержки находятся вне Ужгорода, который являлся стратегическим узлом для переброски советских войск на территорию Венгрии, где еще шли ожесточенные бои за ее освобождение. Сразу же после освобождения Ужгорода оперативным составом «Смерш» была проведена масштабная зачистка, и те боевики, а то и просто бандиты, что ухитрились избежать длиннющего этапа в Магадан и далее на колымские просторы, растворились в лесистых горах к югу от Ужгорода. Судя по оперативным данным и донесениям сотрудников НКВД, Мукачево и еще более южный Севлюш также не избежали не очень-то радостной участи «городков-приютов для истинных патриотов». «Истинными патриотами», естественно, надо было считать «западнянских» националистов, которые не желали признавать Советскую власть, восстановленную на Западной Украине. Однако несмотря на обнадеживающие сводки, что уходили в Москву, не исключалась возможность и того, что в Ужгороде осел не только радист, но и резидент, которому Драга должен был передать полученный приказ относительно «Вербовщика». И уже в этом случае Драга должен был проявить себя тем же вечером или ночью, закладывая шифровку в «почтовый ящик» или встретившись накоротке со своими братьями по оружию.

Однако ни того, ни другого не случилось, и теперь он трясся в щелистом вагоне товарняка, в котором до этого перевозили лошадей. Легенда у него была плотно сбитая и почти не проверяемая. Еще в самом начале войны, когда всё Закарпатье оккупировали фашистские войска, он прибился к партизанскому отряду некоего «Гуцула». Однако вскоре отряд был уничтожен карателями, а Стефан Драга, раненный в голень правой ноги, из-за чего остался хромым на всю жизнь, попал к немцам в плен и всю войну пробыл сначала в концлагере, а потом на работах в богатом имении. Тем более что после окончания войны, до которого, судя по всему, оставались считаные дни, он хотел бы продолжить работу в органах.

О своей дальнейшей жизни на гражданке старший лейтенант Тукалин пока что не задумывался. Да и чего голову ломать, если работы по оперативной линии «Смерша» было невпроворот, и чем ближе к концу войны, тем меньше оставалось времени не только для отдыха, но даже для сна. И единственные часы, когда еще можно было о чем-то подумать, так это засада или бессонные ночи, подобные прошедшей. Да и то как сказать: стоит задуматься о чем-то или клювом прощелкать, как тут же пулю в лобешник схлопочешь. Мужички, с которыми теперь пришлось работать «Смершу», были уже не те лопушки-дезертиры образца сорок третьего года, а подготовленные для подрывной работы националисты, из которых многие прошли диверсионные и разведшколы абвера, с которыми просто так чайку не попьешь. К тому же бывший беспризорник, воспитанник подмосковного детдома Сашка Тукалин еще в детдомовских мастерских познал навыки часовых дел мастера, полюбил это дело и даже успел поработать немного в мастерской по починке часов. Так что ближайшее будущее для старшего лейтенанта Тукалина вроде бы просматривалось без особого тумана. Если даже и не оставят для работы в органах, то любая мастерская примет уже проверенного часовщика c распростертыми объятиями.

Как любят побалагурить смершевцы: не до жиру, быть бы живу. Что, в общем-то, тоже проблематично. Оперсостав работал на острие ножа и выбывал из строя, едва успев поносить заветные погоны лейтенанта. Старлеи и обладатели четырех звездочек на погонах считались «волкодавами» и асами «Смерша».

Уставший до чертиков Тукалин Бога молил, чтобы поскорее закончилась эта пытка дорогой, сдерживая с трудом предательскую сонливость, и когда наконец-то показались пристанционные постройки и товарняк стал сбавлять скорость, он облегченно вздохнул – вроде бы пронесло и теперь только и осталось, что грамотно отследить радиста.