Описывая норвежские культурные формы, Эдуардо Арчетти упоминает, что когда в 1970-х годах он, сравнительно недавно прибывший в страну мигрант, хотел угостить коллегу чашкой кофе в университетской столовой, тот отдал ему деньги, как только он с кофе вернулся от кассы. Иными словами, коллега хотел уплатить свой долг немедленно [Archetti, 1984].
Взятая как изолированное событие, эта сцена представляет собой чистый анекдот, и, хотя аборигены интуитивно догадались бы о причине смущения Арчетти, она мало что дает для понимания норвежской культуры и общества не принадлежащим к нему людям. Но когда Арчетти рассматривает ее в более широком контексте норвежской истории и идеологии, она может быть интерпретирована как проявление главной черты норвежской социальной жизни. Немедленный возврат долгов известен в антропологии как сбалансированная реципрокность, а тенденция поступать так в повседневной жизни у норвежцев является результатом стремления избежать неопределенных и длительных долгов благодарности по отношению к людям, которых они не считают достаточно близкими. Логика сбалансированной реципрокности может быть прослежена в ситуациях разных типов и связана как с историческими обстоятельствами (например, с тем, что большинство норвежских фермеров были независимыми мелкими земельными собственниками, поскольку феодализм здесь был слабо развит), так и с соответствующими протестантскими ценностями, в частности с бережливостью и равенством. Арчетти связывает немедленный «возврат дара» с такими ценностями, как независимость и самодостаточность. Описание сбалансированной реципрокности, такой характерной для норвежской повседневности, стало холистическим, когда позволило выразить и вскрыть большие кластеры значений и норм (идеологии) через маленькие, кажущиеся незначительными события.
Еще одним примером может быть брак мужчины с дочерью брата отца в том виде, какой практикуется в Северной Африке и на Ближнем Востоке. С западноевропейской точки зрения этот обычай может выглядеть странным, граничащим с инцестом и нарушающим право человека свободно выбирать своего супруга. Холистическое же описание этой практики показывает, что она осмысленна и рациональна внутри конкретного социального мира. Обсуждаемые общества являются патрилинейными: когда мужчина умирает, его имущество – земля и (или) стада – делится между детьми. Брачный союз между мужчиной и дочерью брата его отца, следовательно, означает попытку предотвратить разделение семейного имущества. Более того, в таких обществах связь между братьями прочна и политически значима, а это говорит о том, что дальнейшее усиление их родства служит подтверждением важных социальных моделей. Родственная группа консолидируется, а возможные конфликты из-за брака с представителем другой родственной группы не возникают. Между прочим, нет такого общества, где брак с дочерью брата отца был бы запрещен, а в обществах, о которых идет речь, он считается хорошим решением, если может быть осуществим.
Холизм в антропологии, таким образом, подразумевает выяснение внутренних связей в системе взаимодействия и коммуникации. Само слово отчасти вышло из моды в последнее годы, особенно по той причине, что многие антропологи теперь полагают, что изучают фрагментированные миры, которые интегрируются только частично. Тем не менее приведенные выше примеры свидетельствуют о том, что холизм сегодня имеет дело скорее с контекстуализацией, нежели обоснованием существования тесно связанных и стабильных сущностей. На самом деле ключевым понятием в аналитической методологии антропологии является, пожалуй, контекст. Оно означает, что каждое явление должно быть рассмотрено с точки зрения его динамических отношений с другими явлениями. Ни одна форма верования, ни одна технология, брачная система или экономическая практика и т. п. не имеет никакого значения, пока она не понята в более широком контексте. Если антрополог пытается разобраться в исламе, он не будет ограничиваться изучением Корана, а будет исследовать также жизненные миры мусульман, т. е. их мир таким, каким он видится изнутри. Если антрополог намерен изучать Интернет, он, по-видимому, будет проводить исследование и онлайн, и офлайн. Офлайн-исследование необходимо, чтобы узнать о жизни интернет-пользователей вне Интернета, что, в свою очередь, поможет определить смысл того, что они делают онлайн. Методологическое требование контекстуализации является фундаментальным для всякого антропологического исследования, но, как показывают приведенные выше примеры, каждое явление имеет несколько возможных контекстов. Выбор соответствующих контекстов зависит от приоритетов исследователя.
Рекомендуемая литература
Leach E.Social Anthropology. Glasgow: Fontana, 1982. Delaney C.Investigating Culture: An Experiential Introduction to An thro pology. Oxford: Blackwell, 2004.
Глава 3. Полевая работа
Производство антропологического знания включает, по крайней мере, два элемента: полевую работу и анализ. Возможно, стоит добавить и третий, а именно описание: сначала с помощью различных полевых методов надо собрать эмпирический материал, затем описать то, что удалось обнаружить, и, наконец, проанализировать найденное. Многие, включая автора этой книги, скептически относятся к разделению описания и анализа, потому что (антропологический) анализ неизбежно начинается с (этнографического) описания. Ни одно исчерпывающее, взвешенное описание не появляется из ничего. Само разграничение поля исследования – социальное, тематическое, учитывающее используемые понятия – с необходимостью подразумевает, что реальность «там» представлена избирательно, в соответствии с теоретическими пристрастиями исследователя. Невозможно описать все или уделить равное внимание всему, что удалось пронаблюдать. Предположим, например, что бесспорным является следующий факт: в обществе Хтолько мужчины могут достичь политической власти. Никто даже не слышал о женщине, занявшей там формальную политическую позицию. В то же время только мужчины из особых, аристократических кланов имеют право конкурировать за эти позиции. Об этом обществе опубликованы две академические статьи. В одной описывается патриархальная система, в другой – феодальная. Обе справедливы, но они проливают свет на разные стороны общества.
Карта всегда упрощена по сравнению с территорией. Когда карта (описание и анализ) составлена в общих чертах, ее автор должен решить, будет ли она политической или географической, какой масштаб использовать, какие особенности должны быть отражены (реки, горы, океанские глубины или туристические достопримечательности) и как она должна быть разграничена (например, по провинциям, странам или континентам). Антропологи сталкиваются с необходимостью принимать аналогичные решения. В этой главе на примерах показывается, как выбор, сделанный антропологами на разных стадиях исследования, приводил к различным результатам. Так же как и в сочинениях историков, в антропологических текстах объективная составляющая всегда сплавляется в единое целое с составляющей творческой. Только исследователь – и его или ее критики, дающие работе экспертную оценку, – при дают конкретную форму избранной части реальности, и в этом отношении производство антропологических текстов – деятельность творческая.
Главным видом деятельности в рамках антропологического исследовательского подхода является работа в поле. Именно благодаря ей исследователь получает большую часть своих первичных данных. Тем не менее перед погружением в полевую работу он должен иметь некоторые представления о решаемых задачах. На прозаическом, практическом уровне обычно требуется написать план проекта, чтобы получить необходимые разрешения и финансирование. Такой план, как правило, содержит исследовательские гипотезы, т. е. предположения автора о ключевых вопросах, которые будут изучаться в поле. Кроме того, он должен включать эмпирическое разграничение или концептуальные рамки планируемой работы в поле. Невозможно изучать все, и с профессиональной точки зрения неинтересно путешествовать куда-то только за тем, чтобы узнать, «как они там живут». Исследователю со склонностью к подобному освещению темы можно посоветовать написать книгу о путешествии, вместо того чтобы заниматься антропологией.
Когда я ехал в свое первое поле на Маврикий в начале 1986 г., я прочел уже многое из того, что было написано об этом полиэтничном островном государстве за последние 200 лет. Многие из тех, кто планируют полевую работу сегодня, находятся в менее выигрышной ситуации: перед поездкой в поле они должны ограничивать себя более жестко. Исследователь, намеревающийся изучать, скажем, экономическое положение крестьян в мексиканской провинции, едва ли сможет прочесть и крупицу всего того, что было написано о Мексике до него, а возможно, ему не удастся ознакомиться даже с наиболее выдающимися текстами о мексиканских крестьянах. Таким образом, исследователь должен выбирать литературу, опираясь на предполагаемое соответствие теме. Исторические исследования и архивные источники иногда могут пригодиться так же, как и новейшие антропологические изыскания.
В дополнение к этому необходимо читать соответствующую литературу о других обществах, чтобы углубить свои знания и в ряде случаев подготовиться к сравнению. В моем случае я должен был углубиться в чтение литературы об обществах, образованных колониальными державами и основанных на плантационном хозяйстве, и действительно, работы об аналогичных обществах на Карибах и Фиджи оказались особенно полезными. Для исследователя, планирующего полевую работу в Мексике, могут оказаться нужными сочинения о жителях других частей Латинской Америки, но также может стать плодотворным знакомство с литературой, посвященной крестьянам Африки или Восточной Европы.
Наконец, необходима теоретическая подготовка для работы в поле. Я, например, сосредоточился на социальной теории, предметом которой была связь между действующей личностью и социальной структурой, поскольку меня особенно интересовало отношение между давлением системы и agency(способностью индивидов к независимым действиям и принятию свободного выбора) у деревенских жителей африканского происхождения (называемых на Маврикии креолами). Моя основная гипотеза была такова: (предположительно) важный для креолов дух свободного выбора на деле парадоксальным образом приводил к необходимости серьезного структурного принуждения, так как именно дух свободы препятствовал эффективной коллективной организации креолов посредством формальных общественных объединений и групп интересов. Для исследователя Мексики значимым источником стала бы аналитическая литература о крестьянских обществах и их зависимости от поглощающей капиталистической экономики, а также более общая теоретическая литература о культурных аспектах разных экономик.
Итак, выполнив эти приготовления, исследователь уезжает в поле, причем в его голове полно вопросов, гипотез и фактов, но почти нет ясных представлений о том, что его ждет в поле. Нередко антропологи перестают следовать плану, намеченному в проекте исследования, но неверно утверждать, что это всегда так. Динамика работы в поле такова, что первоначальные исследовательские планы имеют свойство меняться в большей или меньшей степени. Существует непрерывное возвратно-поступательное движение от полевых данных и впечатлений к исследовательским гипотезам и допущениям. Поэтому исследователю, который еще до отъезда ясно представляет себе поле, предлагаемые им проблемы, и фактически находит то, что ожидал, следовало остаться дома. В моем случае я быстро понял, что в маврикийской повседневной жизни есть пара очень важных сюжетов, которыми невозможно пренебречь, – это этничность и социальные изменения. Вскоре оказалось, что очень многие события на Маврикии интерпретировались с этнической точки зрения: если, скажем, росла цена на электричество, то в креольской деревне, где я работал, это объясняли тем, что обладающие политической властью индусы не заботятся о бедных селянах-креолах; если деревенского подростка не принимали в выбранную им среднюю школу, это объясняли тем, что креолам намеренно не дают развиваться, и т. п. Что касается социальных изменений, то невозможно было игнорировать превращение Маврикия в индустриальное и туристическое место: шел двойной процесс экономических изменений, которые должны были иметь последствия для моих информантов, кем бы те ни являлись. В конце концов я написал диссертацию, которая значительно отличалась от той, что планировалась: вместо этнографии креолов получилось исследование этнических взаимоотношений и полиэтничной нации в условиях социальных перемен.
Что такое эмпирический материал?
Работа в поле может осуществляться множеством разных способов. Говорят, что антропологи забрасывают свои сети далеко и широко, работая в поле скорее вширь, чем вглубь, и собирая все нити вместе только на этапе преобразования своих полевых записей в статьи и диссертации. Подобные утверждения справедливы лишь отчасти. Отправляясь в поле без четко поставленных задач (или гипотез) и плана, исследователи рискуют вернуться домой с разрозненным и слишком обширным материалом, который едва ли сгодится на что-нибудь, кроме путевых заметок и развлекательных историй. Цель работы в поле не в том, чтобы поговорить с наибольшим числом людей или собрать информацию по максимальному количеству тем; цель заключается в том, чтобы ограничить исследование настолько, насколько нужно для полного освоения узкой эмпирической области. Вместе с тем, наверное, правильно, что этнографы записывают в полевой дневник или на диктофон почти все, что видят и слышат в поле, основываясь на совершенно здравом допущении, что невозможно заранее предугадать ценность того или иного наблюдения.
Нередко ценность сделанных наблюдений становится очевидной антропологу, только когда он сидит с толстыми тетрадями своих записей, пытаясь выявить или проверить модели, соответствия и взаимосвязи в своем, часто расползающемся, материале. У меня были студенты, которые вернулись из поля с внушительными материалами, основанными на структурированных интервью с более чем 100 информантами, а по возвращении вдруг поняли, что действительно важные догадки и ценные наблюдения были сделаны ими во время неформальных встреч или в незапланированных ситуациях. Поскольку антропологи не проводят эксперименты и не пытаются верифицировать свое исследование другими способами, можно сказать, что успех их работы зависит от счастливого случая. Но так как их метод требует необычайно много времени, удачные совпадения в большинстве случаев рано или поздно происходят. Часто все встает на свои места, когда антрополог меньше всего ожидает этого.
Самый важный метод полевой работы принято, вслед за Малиновским, называть включенным наблюдением. Этот не совсем ясный термин может выглядеть как иносказательное разрешение не иметь метода вообще. Тем не менее за ним скрывается целый ряд четких стратегий сбора данных – от структурированных интервью до долгих периодов «зависания» в одном и том же месте. Главная цель включенного наблюдения состоит в том, чтобы видеть информантов в повседневных ситуациях. Вместо того чтобы помещать людей в искусственные или «экспериментальные» условия, антрополог наблюдает их и говорит с ними в привычной для них обстановке. Вместо интервьюирования по опроснику с краткими ответами на конкретные вопросы антропологи ведут с информантами долгие беседы, частично переходя на их язык, чтобы выведать их взгляд на изучаемые проблемы и их мысли о собственной жизни. Большинство антропологов используют и другие методы: выбор методологии диктуется поставленными задачами и возможностями, предоставляемыми полем. Если цель антрополога заключается в понимании, скажем, рекреационного использования коттеджей в скандинавских обществах, ему понадобятся статистика и исторический материал о распространении коттеджей, так же как и современные печатные издания, предназначенные домовладельцам. Если предметом исследования являются социальные последствия СПИДа в южноафриканской общине, антропологу, кроме понимания локальных процессов, потребуется информация о профилактических мерах, принимаемых государственными структурами здравоохранения, о работе национальных неправительственных организаций и т. д.; а если проект касается политической роли ислама в индонезийской общине, может понадобиться узнать что-нибудь и о государственной политической культуре в Индонезии, и о глобальном исламском движении, и о политическом значении панарабизма, по крайней мере со времени нефтяного кризиса 1973 г.