Если мы учтем, что завоевания Михаила Керуллария в виде права патриарха самостоятельно управлять церковным имуществом и раздавать церковным чиновникам пронии (владения) вновь были восстановлены, то, очевидно, во время такой раздачи царь и патриарх являли современникам образ двух равноправных как минимум монархов, каждого в своей области. Казалось бы, теперь Церковь должна вздохнуть свободно.
Но стремление к «равноправию» и «свободе» Церкви от светской власти на самом деле привело к самым неприятным последствиям: отождествлению Кафолической Церкви с клиром и полному подчинению государственных, имперских задач интересам клерикальной партии. В полном соответствии с теократическими идеалами Римского епископа Константинопольские архиереи начали проводить политику поглощения государства Церковью на папский манер.
Началось резкое расширение полномочий Синода, возглавляемого Константинопольским патриархом. Теперь этот орган отвечал практически за все церковные дела в Восточной церкви, включая канонические, догматические, литургические и прочие. Возникли сугубо синодальные чиновники, подчиненные непосредственно патриарху, хотя и являющиеся всего лишь диаконами Храма Святой Софии. В их число вошли: великий эконом или финансовый администратор, великий скевофилакс, надзиравший за соблюдением богослужебного устава, великий сакелларий, заведующий монастырями, великий хартофилакс, руководивший патриаршей канцелярией, великий сакеллий, следивший за приходскими храмами. Позднее появится шестой чиновник – протэкдик, занимавшийся вопросами защиты тех, кто искал ее у алтаря Храма Святой Софии.
Это было настоящее церковное министерство, взявшее всю полноту власти в свои руки. Лица, занимавшие указанные должности, неизменно выдвигались на высшие посты. Особенно значима была должность хартофилакса, в отсутствие патриарха председательствующего на заседаниях Синода. В скором времени эта группа приняла к своему ведению вопросы взаимодействия с сенатом, и сам император часто поддерживал патриарших чиновников, видя в них серьезную силу. Так, по одному справедливому замечанию, впервые восточное духовенство выступило в качестве единой и организованной силы на политической арене29.
Власть Константинопольского патриарха, не стесняемая более ничем и никем, теперь стала поистине безграничной. И, конечно, не ограничивалась церковной сферой – столичные архиереи активно вторгались в дела Византийского государства. В условиях естественно отсутствующего жесткого и законодательного разграничения Византийской империи и Восточной церкви это означало только одно – патриарх стал почти полновластным правителем обоих союзов, далеко оставив в практической плоскости за собой василевса. Михаил Керулларий, которого вскоре по инициативе царицы Евдокии, его племянницы, канонизировали, мог быть счастлив; его идеалы получили практическое воплощение30.
Словно специально Дука начал проводить политику, кардинально противоположную той, какую вел Комнин. Принадлежа к военному сословию, он тем не менее совершенно оставил в стороне проблемы армии, увлекшись вопросами правосудия и усовершенствования фискальной системы. Как следствие, стратиоты, которых лишили средств существования, имели только один выход – превратиться в сборщиков налогов. Но, несмотря на все ухищрения василевса, денег в государстве больше не стало, а авторитет власти падал в глазах граждан все ниже и ниже.
Объяснялось это на самом деле очень просто: вернув монастырям и Константинопольской церкви все то имущество, которое ранее было отобрано в государственную казну императором Исааком I Комнином, Дука резко подорвал финансовую основу Византийской империи. И, чтобы наверстать упущенное, принялся с азартом выколачивать налоги с других, менее защищенных слоев населения. Вот для выполнения этой, мягко говоря, не совсем военной задачи и привлекались стратиоты, со временем совершенно позабывшие военные упражнения и воинскую дисциплину.
Вместо них царь, опасавшийся собственной национальной армии, начал широкую вербовку сомнительных по боеготовности и моральным устоям наемников из числа германских племен, печенегов, узов, болгар и славян. Более того, совершенно не обладая даром стратегического военного планирования, император сосредоточил основную массу войск в Анатолийской феме, чем фактически открыл для грабежа границы государства31.
Особой страстью императора стал суд, где он любил заседать и решать спорные вопросы, особенно если они касались финансов. Судебные учреждения заполнились жалобами и доносами на плательщиков налогов, а судебные процессы превратились в софистические споры, в которых неизменно побеждал василевс32. Однако в результате этих мероприятий он так и не смог компенсировать всех потерь казны от чрезмерных расходов на нужды клира. А поэтому император все больше и больше экономил на армии – пагубная и опасная затея.
Конечно, клирики его очень любили и называли «монахолюбцем». Он был на редкость благочестивым человеком, а при восшествии на престол даже пообещал никогда не отнимать ничьей жизни – и, надо сказать, клятву свою сдержал. Все свободное время царь проводил за чтением книг, особенно Священного Писания. Желая прослыть мудрым, он старательно уходил от советов своих приближенных, делая вид, будто сам знает, как следует поступать в каждом случае33. Но и собственные замыслы Дуки не приносили успехов Византийскому государству.
При нем особенно возвысился старый интриган Михаил Пселл, получивший многие блага и почести. Его влияние было чрезвычайно сильно, и именно по совету Пселла новым Константинопольским патриархом, когда умер Константин Лихуд, стал Иоанн VIII Ксифилин (1064—1075). Правда, судя по поведению, император не особенно доверял своему придворному плуту, опасаясь очередной политической комбинации, на которые Пселл был мастер. Пожалуй, единственное исключение среди всех придворных составлял брат царя кесарь Иоанн. Именно ему император поручил заботу о своих детях, когда однажды тяжело заболел34.
Впрочем, едва ли справедливым будет говорить, что, заменяя национальную фемную армию наемной, император готовит какуюто военную реформу. Совсем нет! Миролюбивый, хотя и профессиональный военный, немного сибарит, тем не менее не любящий военные походы и сражения, Константин X Дука вообще полагал, что самым действенным способом обеспечивать безопасность границ является не война (хоть силами национальной армии, хоть наемников), а покупка мира у варваров. Разумеется, это была ошибочная стратегия.
Как известно, такие способы удержания мира не всегда приводят к успеху. По крайней мере, они действенны лишь в тех случаях, когда подкрепляются наглядной военной силой, могущей быть использованной в случаях излишней взыскательности второй стороны по переговорам. Теперь такой силы у Византии уже не существовало, и мирный настрой Константина X Дуки не находил соответствующего отзвука в сердцах новых захватчиков.
А они стоили того, чтобы присмотреться к ним повнимательнее – народы, служащие орудием Провидения, заслуживают этого. На Кавказе, и особенно в Армении, местные жители жестоко страдали от набегов туроксельджуков – в скором времени мы коснемся истории этого народа. Дошло до того, что Грузинский царь Баграт IV (1027—1072), не получивший желанной помощи, разорвал отношения с Византией и заключил союз с турками. Благодаря этому туркам открылась дорога на армянские княжества Карса и Лорхи. А в 1060 г. они напали на Эдессу и разграбили многие месопотамские владения Римской империи.
Правда, и у этой «бледной луны» иногда проблескивали отблески старой византийской имперской мысли. Так, используя нашествие турок, совершенно гибельное для Армении, Константин X попытался решить сразу две задачи: подчинить Империи армянские княжества и воссоединить Армянскую церковь с Кафолической церковью. Но, надо сказать, реализация этого перспективного плана отличалась какойто безумной отчаянностью, как будто стесненный временем царь решил напоследок показать всем и самому себе свою былую силу. По свидетельствам современников, в считаные месяцы византийцы сделались полными владыками Армении. Они безжалостно разогнали армянские вооруженные формирования и жестоко расправлялись с теми, кто пытался сопротивляться. Множество знатных армянских семей было уничтожено, многие армяне оказались в рабстве. Особенно страдали молодые красивые мальчики, которых оскопляли и делали евнухами.
Попытки соединения двух Церквей также сопровождались такими явлениями, при наличии которых было бы нелепо ожидать положительного исхода. Так, в первую очередь император потребовал от католикоса Армении Хачика II (1058—1064) отчет о сокровищах Армянских царей – Константин X почемуто полагал, что именно католикосы являлись хранителями этих богатств. А когда Хачик II ответил отказом, Дука потребовал от него уплатить Византийскому правительству крупную сумму денег за право сохранить свою кафедру – разумеется, католикос отказался. Тогда его арестовали и доставили в Константинополь, где католикос провел 3 года в заточении, деля тюремную жизнь вместе со своими ближайшими клириками.
Было бы странным после всего этого предполагать, будто созванный в 1060 г. распоряжением Константина X объединительный Собор в Константинополе при участии Севастийских князей Ашота и Абусахла добился искомого результата. Да, монах Иаков Санагинский составил записку, из которой следовало, что армяне признают старую унию с византийцами. Однако, когда Константин X прочитал этот трактат царю Гагику, тот сразу заявил, что это – мнение одного частного лица, а не всей Армянской церкви. Вновь созвали Собор – уже только из армянских епископов и монахов, но тот ограничился лишь изложением Символа Веры, как его исповедовала испокон веков Армянская церковь. Таким образом, и эта затея сорвалась35. А между тем императору следовало бы подумать о безопасности собственных границ, поскольку враг уже стоял у ворот.
В сентябре 1064 г. узы в количестве 600 тысяч человек переправились через Дунай и напали на византийские земли. Все попытки помешать их переправе были тщетны: болгары и византийцы, занявшие оборону на противоположном берегу, были разбиты, а два знатных сановника попали в плен. Одна часть кочевников после этого направилась на Югозапад, и вскоре Солунская область и вся Эллада запылали в огне пожарищ. Константин X совершенно растерялся. Ему казалось немыслимым бороться с мириадами варваров, выросших с оружием в руках. Казалось, можно было применить обычный прием – купить мир, но средств государственной казны явно было недостаточно для этого.
Неизвестно, как развернулись бы события дальше, но, напуганный народным гневом, василевс направил посольство к узам для переговоров, надеясь привлечь кочевников на свою сторону щедрыми дарами. Действительно, несколько вождей «клюнуло» на императорское предложение, но основная масса попрежнему грабила Болгарию, Фракию и Македонию, доходя до стен Константинополя. Деморализованное столичное население начало всерьез поговаривать об эмиграции в Европу, но для начала объявило всеобщий пост и покаяние.
Перспективы у Константина X были весьма плачевные, но тут вмешался Божий Промысел. Когда император во главе своего отряда в 150 всадников выехал навстречу врагам, к нему явились освободившиеся из плена военачальники Никифор Вотаниат и Василий Апокапа с сообщением о гибели страшной орды. В силу неведомых причин повальная болезнь напала на кочевников и произвела страшные опустошения в их рядах. Оставшиеся в живых варвары приняли византийские предложения о мире и ушли прочь. Константин X с триумфом вернулся в столицу36.
Но внешняя торжественность никого не могла обмануть – в Римской империи наступила настоящая разруха, ознаменованная резким падением престижа царской власти. Конечно, патриоты отечества, недовольные таким положением дел, попытались предпринять контрмеры.
Уже 23 апреля 1060 г., в праздник святого великомученика Георгия, был случайно раскрыт заговор против царя. Аристократы и представители военного сословия попытались захватить василевса вместе с семейством, погрузить на судно и по дороге в столицу умертвить, подняв в Константинополе бунт. Но план не удался, и брат императора Иоанн Дука вместе с дворцовой стражей разогнал мятежников. Провели следствие, нашли виновных, которых ждали обычные наказания – пострижение в монахи, ссылка, бичевание и конфискация имущества в казну; но никто казнен не был37.
Военной партии был нанесен тяжелый удар, но она не сдала свои позиции, хотя более не выступала открыто против Константина X вплоть до его смерти.
В октябре 1066 г. Дука вновь серьезно заболел. Опасаясь скорой смерти, он поручил своего сына Михаила заботам брата, кесаря Иоанна, и патриарха Иоанна VIII Ксифилина. Надеясь обеспечить права своего семейства на царство, по традиционному обычаю приказал патриарху венчать сразу всех сыновей – Михаила, Константина и Андроника на царство как соимператоров.
Не желая оставлять престол никому, кроме них, Дука объявил императрицу Евдокию регентшей при условии, что она больше никогда не выйдет замуж. Помимо этого, все члены синклита дали письменные расписки, что никого не выберут царем, кроме сыновей Константина X. Этот план, без сомнения, был предложен царю клерикальной партией, сплотившейся вокруг Константина X Дуки и очень заинтересованной в том, чтобы сохранить свое влияние на государственные дела при малолетних императорах и слабой царице38.
В мае 1067 г. император Константин X Дука скончался в возрасте 60 лет, завершив свое бесславное царствование, принесшее столько бед Римской империи39.
Глава 2. Турки и норманны
Между тем василевсу следовало помимо чтения богословских книг обратить внимание на двух новых и очень могущественных врагов, возникших на Востоке и Западе, турок и норманнов.
Перемолов за 400 лет арабскую силу, Византия уничтожила старый исламский мир. Бедуины, «враги культуры», вернулись в свои пустыни и занялись старым ремеслом – грабежом. Однако они обеспечили долгую жизнь религии Мухаммеда, которая широко распространилась в Африке и Испании, найдя себе новых почитателей. Исламский мир стал космополитичным, и политическое влияние арабского элемента в нем практически сошло на нет40. Однако, сама не желая того, Византия открыла двери новым и очень опасным завоевателям, с которыми, как ни странно, эпизодически встречалась уже издавна.
Туркисельджуки, одна из ветвей турецкого племени гузы, являлись потомками хана Сельджука (985—1009), состоявшего в вассальной зависимости у Туркменского хана. Некогда из киргизских степей они спустились в область Бухары, где приняли Ислам. Их отдельные отряды уже несколько столетий охотно служили наемниками в византийской армии и боролись с арабами. Но с середины XI века ситуация существенно изменилась – турки проявили склонность к объединению и начали решительное наступление на арабские земли.
Решающие события произошли в 1034 и 1035 гг., когда внуки Сельджука – Чагрыбек (989—1060) и Тогрулбек (1038—1063) продвинулись к Хорасану. Арабы никак не могли помешать их стремительному продвижению: в 1037 г. пала Мерва, а в 1038 г. под Серахсом они потерпели тяжелейшее поражение от новых завоевателей. В 1040 г. турки вновь одержали победу и направились затем в Персию. В 1051 г. пали Исфахан и Хамадан. После этого тюркские отряды направились на Юг – в Керман, и на Север – в Азербайджан, дойдя до границ Византийской империи. В 1052 г. они захватили область Карса, в 1053—1054 гг. – окрестности озера Ван, откуда направились на Кавказ, захватив в поле своего зрения Эрзерум и Грузию.
Тем временем мятежник альБессарири, о котором говорилось в предыдущей книге, при помощи Фатимидов, приславших ему войска, захватил Багдад и бросил халифа альКаима Биамриллаха (1031—1075) в темницу. Оттуда несчастный правитель сумел какимто образом направить несколько писем своим верным подданным с просьбой о помощи, и одно из них попало к Тогрулбеку. Тот без особого труда разгромил армию мятежников и 25 декабря 1055 г. вступил в Багдад, где принял титул «султан», а в начале 1058 г. – еще более амбициозный титул «царя Востока и Запада»41.
При этом он облобызал, соблюдая этикет, землю перед стопами халифа альКаима Биамриллаха и сел рядом с ним только после особого приглашения. Впрочем, с позиции реальной силы этот эпизод ни на что не влиял – так, восточная вежливость, никого ни к чему не обязывающая.