Одними из наиболее необычных и эффектных украшений царской лошади были цепи (чепи) «из серебра, или вызолоченные, [которые] разделялись на поводные и гремячие; первые были из колец, и висели от удил до передней седельной луки, в виде поводьев, а вторые из нескольких, скрепленных между собою, дутых погремушек, прицеплялись у той же луки и висели иногда ниже живота лошади»226. Цепи входили в число символов царской власти, являясь главной деталью так называемого Большого конского наряда227. Современники отмечают, что эта деталь очень украшала лошадей, производя много «странного шума и сильного звона»228.
Очевидцы вспоминали, как, по случаю пасхальных торжеств, «царь сидел на большом красивом сером коне, увешанном большими цепями из тяжелых золотых или позолоченных серебряных звеньев. Между звеньями кое-где висели прикованные к ним образы орла и святого Георгия»229. Символическим декором цепей были львы, одноглавые орлы с распущенными крыльями, двуглавые орлы и двуглавые орлы «у коих крылья распущены, а в когтях каждого по скипетру и державе», расположенные на восьмиугольных золоченых прорезных звездах230.
Ноги коней также богато украшались: наколенками и подковами «тоже производившими звук от привешенных к ним серебряных цепочек»231, и особыми украшениями у копыт под названием «остроги, в виде шпор, с бубенцами»232. Размещались гербовые символы и на оголови, в том числе на решмах и на «плащах» из набора наузольников233.
Сюжеты декора имели вполне конкретно понимаемую современниками символическую основу. Традиционными для украшения парадного убранства царской лошади были не только изображения ездеца, но и фигуры четырех гербовых животных – грифона, орла, единорога и льва. Система государственной символики с их участием оформляется с 3 февраля 1561 г., когда «царь и великий князь печать старую меньшую… переменил, а учинил печать новую складную: орел двоеглавной, а середи его человек на коне, а на другой стороне орел же двоеглавной, а середи его инърог»234. Реформа царской печати и государственной символики была напрямую связана с новым царским статусом Московского государя. С принятием Иваном IV царского титула, вероятно, следует связывать появление на голове ездеца короны235.
Единорог вошел в систему российских государственных символов с февраля 1561 г.; в течение следующего столетия он периодически из нее выходил и вновь возвращался. Семантика ездеца и единорога в этот период была равнозначна. Часто единорог изображался в паре со львом; сочетание имеет древние корни, но в русской геральдике эта парная эмблема получает наибольшее распространение со времен правления первых Романовых236. В конском церемониальном убранстве чаще всего встречались две композиции: первая – из противостоящих льва и единорога, а другая – из таких же фигур, расположенных по сторонам от орла. Чеканными накладками с одиночными изображениями львов были украшены бархатные тебеньки седла царя Михаила Федоровича. Это седло, входившее в полный наряд царской лошади, было выполнено в 1637–1638 гг. в мастерских Московского Кремля теми же мастерами, которые чуть ранее изготовили царские регалии: венец, державу, скипетр и саадак237.
Четвертым символом был грифон, или, как его называли на Руси, гриф. Его изображения также служили для обозначения наиболее статусных вещей. Так, в царской Конюшенной казне имелся «покровец изорбатной золотной; по нем травы разных шолков. В средине четыре грифа, кругом бахрома золотная. Подложен тафтою зеленою»238. Особое значение покровца подчеркивается материалом, выбранным для его изготовления. Это изорбаф (изорбат, зарбаф) – золотный иранский шелк, одна из наиболее статусных тканей, чье название в буквальном переводе означало «золотая ткань»239.
Эти четыре фигуры (грифон, единорог, орел, лев) в сочетании с ездецом следует рассматривать в качестве единой российской государственной символической системы240, чья аллегорическая образность превращала узкоприкладное241 в ритуально значимое.
Очевидно, что парадное конское убранство, искусно выполненное из драгоценных материалов, какими были золото, золотные ткани, драгоценные камни и жемчуг, представляло не только часть художественно-эстетической и материальной культуры, характеризующей уровень развития общества. Отмеченное государственной символикой, парадное убранство царской лошади приобретало особый статус. Со временем изменяясь в деталях, такое убранство неизменно составляло фон, подчеркивающий значение фигуры правителя. Великолепие церемонии усиливало величие царского образа, а символические сюжеты церемониального убранства, насыщенные гербовыми и геральдическими фигурами, наполняли его новым смыслом.
1.2.2. ЦАРСКИЙ «ЗЛАТ СТРЕМЕНЬ». ОБУВЬ, ШПОРЫ И ЭЛЕМЕНТЫ СЕДЕЛЬНОГО СБОРА
И вступает государь в браное стремя, и всходит на конь, и по скору поиде к полку своему ко граду242.
Среди предметного ряда, характерного для вещного мира всадника, традиционно выделяются, как имеющие первостепенное значение, вещи из связки обувь – шпоры – стремена243. Значимость этого ряда, от которого зависела не только манера верховой езды, а в военных условиях – зачастую и жизнь конного воина, подчеркивалась исследователями многократно.
Обувью русского всадника были прежде всего сапоги244, которые в XVI–XVII вв. бытовали двух типов – с мягкой и жесткой подошвой, в прямой зависимости от чего находилась и форма стремянной подножки – прямой или дугообразной. Более древние сапоги с мягкой подошвой из нескольких слоев тонкой кожи (также известные как ичеготы и чедыги245) были широко распространены до первой половины XIV в.246, встречались до XVII в. включительно. С XIV в. появляется толстая воловья кожа – она послужила для производства обуви с жесткой подошвой247; с ее распространением прекращается изготовление обуви без разделения для правой и левой ноги.
Износостойкость подошвы повышалась набивкой на подметочную часть выпуклых гвоздиков (со второй половины XIV в.), а на пяточную область – подковок248. Подковки набивались и на каблук (не ранее XVI в.), если он предусматривался конструкцией. Подковки, или скобы, крепились двумя способами. Более ранний – врезной способ (крепление на шипах), он использовался в XVI в.; к концу XVII в. появляются набивные подковки (крепление гвоздями); на протяжении почти всего XVII в. оба типа сосуществуют. Практиковался и комбинированный способ крепления; у таких подковок в центре находилось отверстие для гвоздя, а по краям – шипы. Для повседневной обуви гвоздики и подковки были железными, но серебряными – для обуви парадной249.
Каблуки на обуви появляются на Руси в XIV в.; обнаруженные археологами подковки указывают на многообразие их формы250. Рост высоты каблука начинается с первых годов XVII в., повышение отмечается до 6–7 см. Каблуки для сапог всадников были двух типов: наборные (появились не ранее второй половины – конца XVI в.) и низкие, так называемые внутренние, из нескольких кососрезанных подкладок. В конце XVII в. возникает новый тип каблука в виде деревянной формы, обтянутой кожей251.
Материалом для изготовления обуви была самая разнообразная кожа: телячья и конская, юфть, коровий опоек, замша (ирха или ровдуга)252. Наиболее дорогой и престижной была козловая кожа особой выделки – сафьян (хоз). При Алексее Михайловиче была предпринята попытка наладить отечественное сафьянное производство под руководством иранских мастеров (1666)253. Знали на Руси и китайские сапоги254.
Высококачественные кожи ввозились с Ближнего Востока; современники отмечали, что «персидские [сафьяны] не так хороши, как турецкие; они бывают цвета красного, пурпурового, зеленого, голубого и черного и привозятся в большом количестве в Россию»255. Наиболее дорогими были белые кожи, чуть менее стоили зеленые и пурпуровые, а самыми дешевыми были голубые, красные и желтые. Сравнение цены частично объясняет известный факт, что наибольшей популярностью пользовалась обувь желтого и красного цвета256. «Сапоги они носят красные», – пишет С. Герберштейн257; преобладание красных сапог отмечают путешественник М. Груневег (1585), красных и черных – дипломат Дж. Флетчер (1557–1558) и первый посол Англии в России А. Дженкинсон (1586–1589)258. Изредка встречались вишневые, оранжевые, лазоревые и кирпичные259. В качестве подкладки (поднаряда) для холодной обуви использовалась холстина либо атлас. Теплая обувь подбивалась бобровым мехом260.
Для украшения применялись следующие технологии и приемы (по отдельности и в комбинациях): линование, тиснение, вышивка цветными и золото-серебряными нитями, продержка кожаным ремешком, декоративные вырезы в верхней части голенищ, декоративные кожаные или металлические накладки задника и каблука и декоративная набивка гвоздиками в виде узора261. Украшались все детали: головки, голенища, каблук, который выделялся не только декором, но и цветом. Парадные сапоги имели каблуки, обложенные серебром или обвитые пряденым золотом; их поверхность щедро расшивалась золотом и жемчугом262.
Фасоны менялись согласно моде: в первой трети XVII в. носки головок заостряются и приподнимаются кверху (такая обувь носила название «кривой», именно она была самой престижной и богато украшенной263), а для XVI в. характерны прямые, более округлые формы. Высота голенища в XVI–XVII вв. находилась в пределах 25–30 см, в отдельных случаях достигала 40 см264; в любом случае, сапоги не доходили до колен. Срез голенища мог быть ровным, косым (спереди сапог был выше, чем сзади) или фигурным.
Среди экипировки всадника также могли быть короткие мягкие полусапожки265 и чоботы266, которые различались высотой голенища или его отсутствием. Короткую обувь носили с ноговицами – чулками из сафьяна или ткани. Ноговицы были «полные», высотой до колен – их подвязывали под коленом ремнем или тесьмой, и «полуполные» – несколько короче267.
Для верховой езды к обуви прикреплялись шпоры, которые на Руси имели название «остроги» или «острожки». В XVI–XVII вв. этот элемент снаряжения использовали весьма умеренно, в основном в полках иноземного строя268. «Хотя все они обуты в сапоги, но во всей стране ты не увидишь пары шпор», – писал о русских всадниках поэт Дж. Турбервилль, бывший в составе английского посольства в России в 1568–1569 гг.269 «Вместо шпор по большей части употребляют кнут», – утверждал посол Священной Римской империи Д. Бухов270, побывавший в Москве в 1576 г. «Плетью пользуются почти все, шпорами же весьма немногие», – вторил ему участник Ливонской войны А. Гваньини271.
В России шпоры имели то же культовое значение, что и в Западной Европе, обозначая право и обязанность аристократии воевать в седле272, но культ шпор был несколько менее выражен273. Так, летом 1490 г. великий князь Иван III пожаловал послу императора Максимилиана Юрию Делатору в знак рыцарского достоинства «цепь золоту со крестом, да шубу атлас с золотом, на горностаях, да остроги серебряны золочены»274.
В качестве символа всаднической и воинской доблести умершего шпоры (иногда только одна шпора) обнаруживаются в славянских могильных захоронениях уже с первых веков нашей эры. У русских шпоры находятся среди погребального инвентаря княжеских захоронений с середины X в.275 Такое захоронение могло включать, например, «дротик, два меча, два копья, шашку или саблю, два ножа, кольчугу, шпору и стремена»276. Наиболее активное использование шпор московскими всадниками связывают со Смутным временем или с периодом, предшествующим ему277.
По конструкции шпоры разделялись на два структурных класса: это шпоры колесиковые (колесцовые) с подвижным зубчатым колесиком на держателе (шейке) и жалообразные (репейковые), с утолщением в виде шипа (репейка) разных форм, в том числе и с ограничителем278. Для шпор обоих классов деление на правую и левую сторону пока не практиковалось.
При классификации шпор XVI–XVII вв. по типу крепления к обуви они также разделялись на два больших класса. Шпоры первого класса имели проушины, с помощью которых они крепились подшпорным и надшпорным ремешками (круглого или плоского сечения; ремни могли быть заменены на цепочки) к обуви. Вторые – «прибойные» – прибивались гвоздиками или привинчивались к заднику обуви279, для чего тот укреплялся металлической пяточной пластиной, иногда сложноорнаментированной. Сложность крепления прибойных шпор оправдывала их применение только для латного всадника280, а винтовая нарезка до середины XVIII в. была достаточно сложной в работе, что обусловило гораздо более редкое использование шпор второго класса в целом.
В позднесредневековой России шпоры входили в комплект так называемых полных, или кирасных, лат (полный комплект составляли собственно латы, кирасные шапки, нарамки, наколенники, рукавицы и сапоги со шпорами), «каковы носят конные люди»281. Таких комплектов в царской казне имелось всего десять, включая полный доспех (здесь доспех – обобщающее название для корпусной брони), который прислал царю Федору Иоанновичу польский король Стефан Баторий в 1584 г.282, два доспеха, принадлежавшие князю и И. А. Воротынскому, доспех Н. И. Романова и доспех, принадлежавший детям царя Алексея Михайловича283.