Эта концепция вполне естественна, если где-то в глубине собственной осознанности мира, ты всё же не можешь расстаться с мыслью, что мир существует сам по себе, что он, всё же не до конца твоё представление. В таком случае ты неминуемо будешь искать его источник вовне, и обязательно придёшь к «вещи в себе». Ведь если он, – мир, существует сам по себе, если действительность есть фундаментальная достоверность мира, то у него должна быть основа. Некая фундаментальная первопричина, за которой бы уже не было ничего. Некая субстанция вне времени и пространства, абсолютно свободная и всё же сущностная. То есть противоречивая в своих самых невероятных сочетаниях. – Парадокс. (Ведь быть сущностной, и в тоже время быть вне времени и пространства – абсолютная аподиктическая невероятность). «Свободная сущность», – чувствуете, чем пахнет? Да, именно теизмом. Ибо представить себе некую абсолютно свободную первоистинность в физике материального, то же самое что представлять себе Бога в метафизическом. Но дело всё в том, что наша природа, наш разум так устроен, что мы никогда не осмыслим то, что вне времени и пространства. А значит «вещь в себе» для нас навсегда останется за семью печатями, и мы никогда не осмыслим её истинную суть.
Мало того говорить о бесконечности времени и пространства, о бесконечности познаваемости этого пространства, и одновременно о «вещи в себе» которая являться по сути конечной инстанцией всего пространственного, по моему глубокому убеждению самое парадоксальное для нашего разумения противоречие. И только лишь под антиномию это, подвести нельзя. Антиномия подразумевает «объект» и «субъект», вытекающие друг из друга. Что же могло бы являться антиномией для «вещи в себе»? Здесь нет и быть не может ни того, ни другого.
По моему глубокому убеждению, последнее, что мы можем осознать на пути в глубину материального, это лишь «субстанциональность». Пусть эта субстанциональность «утончается» до бесконечности в одну сторону нашего осмысления, и «огрубляется» в другую, но всё же она остаётся субстанциональностью, – действительной формативной существенностью. – То, что, не имея никакой возможности остановится, пока существует её сакральная причина, (нарушение абсолютного баланса), движется и движет всё и вся. – То, что и есть это – всё и вся. Да, на пути регрессивного проникновения в сущность материального, подойдя к собственной границе познаваемости, наш разум требует сделать следующий шаг, но этот шаг будет уже в пропасть, – в «Великую пустоту». Где нет ничего, ни стремления, ни движения, ни пространства, ни времени, никакой-либо возможной существенности. Ибо там всё находится в абсолютном балансе сил, а значит – в «гипперанабиозе». Повторяю, «пустота», присущая абсолютному балансу стихий, – это единственное условие для полной и абсолютной свободы. Когда начинаешь в неё вглядываться, становится не по себе, ощущение мистического разрушения всего и вся. Какой-то психоз, – растворение сознания. Хочется, как можно быстрее вытащить голову из этого омута.
Далее. Различие форм, которое есть лишь наше эмпирическое воззрение, и субъективное трансцендентальное осмысление, имеет своей причиной свойства бесконечно растущей и расширяющей свои горизонты «оценочной ганглии» нашего разума. Все параметры мира, как то; твёрдость, жидкость, проницаемость, всё лишь её взгляд, – её продукт воззрения. Раскладываемая её «ферментами» внешняя реальная действительность, с её фундаментальной основой, – материей. Материей, что для возможных перспектив нашего разумения не исчезает и не появляется, но лишь образуя сгустки, и растворяясь в пространстве, принимает для нашего глаза и нашего трансцендентального разумения различные до бесконечности облики. Её можно было бы назвать «вещью в себе», но её главная характеристика отлична от оной, ибо она – не свободна. И в отличие от «вещи в себе» она всегда находится в реальности, она всегда имеет форму, продолжительность в пространстве и всегда своё чувство времени.
Субстанциональность материи, есть такое же феноменально-трансцендентальное представление, как всякая форма действительности. Хоть это представление и исходит из самых глубин нашего разума и далеко от феноменальных поверхностных представлений, – оттуда, где существует ноумен сознания. Нечто, что мы можем определить лишь косвенно, лишь по вторичным признакам, (так как туда не в состоянии дотянутся своими «щупальцами» «оценочная ганглия» нашего сознания), но определить вполне достоверно. Ибо ноумен существует потому, что не может не существовать, так как внешняя реальность должна в чём-то непременно отражаться. В противном случае не существовало бы и внешней реальности.
В самой сути противопоставления «явления» и «вещи в себе», как чего-то с одной стороны; познаваемого нами, с другой; – недоступного для познания, противоречия на самом деле – не существует. И в том утверждении, что то, что является нам, совершенно отлично от того, что мы подразумеваем как «вещь в себе», на самом деле нет противопоставления. То есть в идеальном смысле в том умозаключении, что явление совершенно отличается от сути являющейся вещи, – есть конечно некий парадокс, но нет противоречия. Ведь вещь являясь нам намеренно, либо не намеренно не тем, чем в своей сущности есть, на самом деле скрадывает не свою существенность, но лишь свою глубинную формативность. Но в силу природы нашего ноумена, мы уверенны, что она просто лжёт, скрывая свою действительную суть. И вот здесь вскрывается колоссальное противоречие. Нечто, почему-то проявляет себя не тем, чем является на самом деле? Что-то вроде зверька, который вместо того, чтобы показать свою мордочку, показывает «фигушку». То есть её объективация есть завеса, – иллюзия, называемая явлением. А она, эта вещь, на самом деле совершенно иная в своей сакральной природе.
А не думали ли вы, что эта фикция, заложенная в форме нашего «синтетического мышления» как оборотная сторона познания, что она есть причинность нашего раздвоенного и сталкивающегося внутри себя разума. Только наш изощрённый разум способен из природы сделать лгуна, показывающего не то, что есть на самом деле. Причём показывающего самому себе! Ведь как мы в целом, так и наш изощрённый разум в отдельности, есть часть этой природы. До какого же предела изощрённости надо дойти, чтобы втиснуть в наше сознание, его же, сознания – совершенный антипод? – «Вещь в себе», не зависимая от пространства и времени, и всё же сущностная, объективная реальность. Ведь пространство и время составляют главную основу нашего сознания и консистенциальную основу нашего алгоритмического мышления. И всё, что вне этих первопричинных стихий, – значило бы, – вне мира вообще.
«Вещь в себе» как некая фундаментальная существенность мира является перманентной бездной, – свищем нашего сознания. Она есть некое место, где должны исчезать все физические законы мироздания. Где свобода, некая полная свобода выступает как само собой разумеющийся объективный факт. В отличие от присущей нашему разуму реальности, от фундаментальных основ действительности, для которых свобода всегда лишь относительность, – лишь иллюзия.
Две «инертные стихии», пространство и время, каждая из которых в отдельности представляет собой ничто, – пустоту, в своём синтезе порождают материю, некую основу нашей действительности. Материю, которая становиться антиинертной в своей сути, которая воплощает, – материализует собой стремление, и, приобретая реальность действительности, наделяется нашим разумом неким «синтетическим посредником» висящим между инертными стихиями пустоты, - материальностью. С присущей как будто бы ей, той самой пресловутой «вещью в себе», которая необходимо включает в себя качества, как первого, так и второго. То есть содержит в себе как инертность отдельно взятых стихий пространства и времени, так и обладает существенностью бытия реальной действительности.
Так как же так получилось, что природа стала нам лгать, что она стала лгать самой себе, выдавая себя за то, чем не является на самом деле. Одеваясь в явление и скрывая свою сакральную наготу, она вдруг стала придавать себе те черты, которые ей вовсе не принадлежат. Я полагаю, что корень всего этого лежит в той неистребимой глубокой религиозности человеческого рассудка, веками вбивавшейся в него и набившей оскомину величиной с сам разум, теистической формы осознанности, которая пробивается повсюду, как сорняк пробивается сквозь асфальт. Наш взгляд на действительность, каким бы он не казался атеистичным, всегда будет нести в себе зерно религиозности. И даже такое, казалось бы, не имеющее никакого отношения к теистическим воззрениям понятие как «вещь в себе», если посмотреть глубже, имеет источником всё ту же глубокую религиозность человеческого сознания. Что же это, – как не Бог, как не его трансцендентная завуалированная пантемида, эта воплощённая в понятие независимая ни от кого и ни от чего субстанциональность. Бестелесная в своей сути, и уже потому – абсолютно свободная. Субстанциональность, произвол которой диктуется лишь самой этой субстанциональностью. В ней, – в «вещи в себе» проявляются те основы, те критерии религиозности, которые свойственны всякому теистическому воззрению.
Это глубочайшее понятие возникло как необходимая последовательная «законченность мира как представления». Как только мы обозначили «явление», тут же по принципиальному закону нашего линейного парадоксального разума, появилось и нечто противоположное. Ведь если есть явление, то должно быть что-то на чём это явление зиждется, – нечто вне явления, и в то же время, сохраняющее все признаки явления, – нечто закулисное.
Осмысление мира как явления, неминуемо приводит к понятию «вещи в себе». Это закономерность нашего мышления, его архаическая парадигма, приводящая его всегда к истокам, со всеми вытекающими из этого последствиями. И сколько бы наш «рационально-аналитический разум» не убеждал наш «идеальный разум» в том, что за явлением нет ничего что мы могли бы мыслить, что Природа – не лжёт и не прячет своей сущности, что она есть именно то, чем является нам, что её явление и есть её суть, и за этим явлением лишь полная пустота, – «Великая пустота без времени и без пространства», – пустота, не имеющая даже своей бездны, это никогда не убедит его, ищущего всегда и во всём свой собственный источник в возможностях осмысления мира.
Я прекрасно понимаю, каким образом возникло такое понятие как «вещь в себе». Оно возникло из того колоссального затруднения, с которым сталкивались Великие умы прошлого. Их безграничный, и в то же самое время ограниченный своим полем воззрения разум, в какой-то момент вдруг подошёл к неразрешимой проблеме. Он шагнул к тому пределу, за которым таилось «НЕВОЗМОЖНОЕ». И уходя всё дальше в эти немыслимые пределы, он начал проваливаться под лёд, он стал сваливаться в бездну, и разумеется, стал искать опоры. Проникнув на такую глубину мира, где уже кончаются не только всякие дороги, но где просто-напросто идти дальше некуда, он встал перед выбором, либо провалиться в эту бездонную пропасть, либо зацепиться за любую возможность остаться на плаву. И он сделал, и делает до сих пор свой правильный выбор. Он оставляет себя в «пределах возможного».
Вещь в себе» появилась тогда, когда наш разум, подойдя к границе собственного осмысления, в силу своей природы, не смог остановиться и пошёл дальше. Но пропасть, возникшая перед ним и напугавшая его, спровоцировала поиски «мостка», который мог бы служить опорой его поступи. И он был вынужден найти нечто более-менее твёрдое, а по сути, наделить «невозможное» понятием, придать ему образность, присущую осмыслению своей собственной бытовой действительности. И обозначив её, как «вещь в себе», наградил бытием.
Зачатие этого понятия, как водится, произошло гораздо раньше, ещё в глубокой древности, когда только начали происходить первые «совокупления» теологии и науки. В результате этих «совокуплений», рождались совершенно новые направления в осмысливании мира. Где наряду с научными генетическими зачатками, присутствовали и религиозные мотивы. Ибо тогда, всякая наука имела своими основаниями, как строго научные факты, так и теологические догмы, и религиозные воззрения. И до сих пор наука сохранила в себе этот глубоко завуалированный теизм. Ведь если копнуть глубже, то всякая наука основана в первую очередь на веровании. Кем бы был учёный, не верь он в затвердевшие фундаментальные истины собственного познания. И если ты, во всеуслышание кричишь о своей атеистической натуре, это ещё не говорит о том, что в тебе нет теизма. Скорее наоборот. Как раз то, что ты кричишь во всё горло, говорит о твоей неуверенности и жажде этой веры, и безоговорочному пиетету к ней. И на самом деле выявляет твою глубоко теистическую кровь.
«Вещь в себе» как догмат, является закономерностью, вытекающей из самого строения нашего разума, из его архаической природы. Эта запредельная парадигма заполнила ту нишу, которая образовалась в результате роста нашего сознания, в результате его расширения. В какой-то момент возник кризис, некий «диссонанс сознания», после которого необходимо стало расти общее напряжение. Наш разум должен был получить разрешение этого напряжения, то есть получить свой «консонанс». Его природа, природа его воли, требовала этого разрешения, и оно не заставило себя ждать. Наш разум получил один из самых запредельных «консонансов». – Главное удовлетворение разума, пусть мифическое, запредельное, не доступное пониманию, но всё же – удовлетворение. И не разрешись он этим «консонансом», кто знает, чем ещё он мог бы разрешиться, может быть чем-нибудь совершенно катастрофическим.
Рождение Вселенной. Взгляд изнутри
Далее моё повествование почти не будет отличаться от классической фантастики, и в своей метафорической форме может показаться несерьёзной игрой слов и воображения. Для умов, придерживающихся выверенного классического порядка умозаключений, последующее глубокое исследование, скорее всего не произведёт никакого впечатления. И я отдаю себе в этом отчёт. Но практическая невозможность в ином контексте выражать в своём наиболее полном глубоком образе то, что я пытаюсь выразить, толкает меня на этот шаг. Ибо описать в алгоритмах эмпирики чистой физики, с помощью простых рациональных инструментов, этот глубочайший и эфемерный образ моего сознания и воображения, не представляется возможным. Всю возможную критику выбранной формы я оставляю вам.
Для того чтобы представить себе пусть приблизительно, рождение Вселенной из «ничего», её рост и формирование, и убедиться в резонности такого воззрения, достаточно посмотреть трансцендентно-образным взором на возникновение и рост человека как индивидуума, как сверх слаженной системы, из невидимого человеческим глазом сперматозоида. Ибо если отбросить условности и посмотреть обобщающим глазом, здесь так же как в случае с Вселенной, практически из ничего вырастает «огромное тело» со сложнейшей внутренней организацией. Заполняющее собой пространство в тысячи раз большее, чем изначальная завязь.
Как известно из последних гипотез, и, если следовать их логики, Вселенная родилась из мельчайшей «флуктуирующей точки», размером в 10(-37) степени нанометра. И в результате «инфляционного расширения», достигла невероятных размеров своего сегодняшнего бытия. Так вот как я всё это себе представляю. Вообразите, что существовал некий «абсолютный баланс», который для нашей действительности есть – ничто. Где не было ни материи, ни времени, ни пространства, ни объектов, ни субъектов, ни каких-либо стремлений и движений. И вот этот «абсолютный баланс», который можно себе представить лишь теоретически как полное отсутствие, как «ноль», как некое «антибытие», в котором потенциальные противостоящие силы разноплановых стихий совершенно равны, абсолютно сбалансированы, а значит, нет никакого движения, никакой возможной динамики, ни в каком возможном направлении, вдруг – нарушается. То есть в силу ряда латентных причин, условно говоря, центр тяжести смещается со своего абсолютного сбалансированного зенита, и этот «абсолютный баланс» нарушается в пользу одной из пока не существующих, или сказать для ясности «спящих» сил. Условно говоря, в пользу «центробежной силы», (антигравитации), в ущерб центростремительной силы (гравитации), что провоцирует объективирование пространственно-временного континуума, и последующее появление Сущего. То есть происходит некая «мутация пустоты», – видоизменение «абсолютного баланса». И вместе с этим, как только начинает объективироваться Сущее, возникает стремление, как произвольное желание архаической природы вернутся в своё лоно, – к своему «абсолютному балансу». И далее возникает соответствующая и адекватная этому стремлению динамика, во всех возможных плоскостях распространяющегося пространственно-временного континуума. То есть синтезируется время и пространство, как отдельные изолированные друг от друга монады, как неотъемлемые условия существования материальности. Назовём это явление, (опять же условно) «положительный баланс», или «баланс плюс». Почему «баланс плюс», да потому что в природе существует и альтернативный «баланс минус», которого мы до поры до времени не знаем, будучи уверенными в том, что материя вечна и никуда не исчезает. Но гипотетическое существование, которого, не оставляет у меня никаких сомнений. Он должен олицетворять собой необходимый переход от условных доминант антигравитации, к доминантам гравитации, с последующим полным упразднением материальности.