Закурив, он прикрыл глаза, и ветер, ещё холодный, но уже напоенный весной, приятно холодил лицо. Даже сигарета была какой-то вкусной и сочной. Из мутной глубины сознания стали всплывать и, перемешиваясь словно в калейдоскопе, расставляться залитые солнцем картинки… Вот он, совсем маленький, в матроске, а рядом мама. Молодая, очень красивая, с высокой удивительной прической и в ярком жёлтом костюме. Они смеются и едят мороженое… А это уже другая… Пионерский лагерь, августовское тёплое вечернее солнце, и он, усталый, но счастливый бредёт вместе с друзьями после футбольного матча. Калейдоскоп перевернул, встряхнул и сложил новый пазл… Севастополь. Залитый солнцем город, улыбающаяся и счастливая жена в эффектном красном сарафане… В голове заиграла мелодия… «Самое синее в мире Чёрное море моё…» Замелькали родные лица друзей… Подкатил к горлу комок, как там они справятся… Калейдоскоп рассыпался. Спокойствие исчезло. Вирус. Сука.
Он подошёл к большому глобусу и поднял верхнюю половину земного шарика. Там в чреве земном, в окружении англосаксонского самогона, одиноко приютилась бутылка «Коктебеля»… Он поднял наполненный бокал. Солнце сразу же оценило напиток и заиграло в пузатости бокала, снова возвращая к жизни и заставляя улыбаться. Он улыбнулся и вслух произнёс:
За Маму, за Севастополь, за жизнь, за всех нас! Всё будет хорошо.
Шёл пятый день карантина…
День 6-й (02 апреля)
Телефон подавал сигналы каждые десять минут, и это тоже уже стало привычным. Невозможно посчитать, сколько всяких картинок, рецептов, видеороликов и указаний причин происходящего было услышано и увидено за прошедшие дни. Сотни. Да нет! Какие сотни? Тысячи. Многие из них повторялись, крутились по кругу, противоречили сами себе. И, что самое главное, уже не трогали. Абсолютно. Картинки превращались в абстрактную, безвкусную и лишённую всякого смысла мазню на заборе. Видео в мельтешащую уличную рекламу. Лица яйцеголовых профессоров и академиков всё больше хотелось рассматривать через призму учебника Ломброзо о физиономике и сразу вспоминалась покойная бабушка с её присказкой, что «переученный хуже недоученного».
И во всей этой какофонии единственное, что ещё трогало, – цифры. Странно, никогда бы не подумал, что так ненавидимая в детстве математика вдруг останется единственным, что ещё будет привлекать внимание. От этой пришедшей в голову мысли ему почему-то захотелось праздника. Настоящего. С мясом, с песнями, с красивыми женщинами. Он закурил. Это уже становилось привычкой – курить у окна, смотреть на пустую улицу и думать. И даже прикормленный за зиму голубь, как будто всё время наблюдавший за окном, сразу же прилетал и садился на отлив. Внимательно разглядывал, всматривался ему в глаза, а потом начинал расхаживать по карнизу, при этом что-то бормоча и воркуя. Не то соглашаясь, не то споря.
Одной сигареты не хватило, и он сразу же прикурил вторую. Сегодня мысли абсолютно отказывались от полёта. Или просто решили отдохнуть от давящих своей жёсткой правдой цифр. Плюс пятьсот двадцать шесть за сутки в Москве… Три двухсотых… Шесть – Севастополь… Сорок три – Подмосковье… И ещё, и ещё… Как удары топора. Нет. Как будто ленинградский метроном. От этого сравнения пробежали мурашки. Он поёжился и закурил третью сигарету. Голубь по-прежнему объяснял нечто важное, профессорской походкой топая по карнизу… Улыбка непроизвольно раздвинула губы, и стало легче. Праздника! Хочется праздника. Хочется улыбок и смеха. Даже пропало желание убить соседку, третий день подряд слушающую за стеной оперы Вагнера по двадцать часов в сутки. Праздника! Мысли расцвели и зашевелились…
Жена должна надеть самое красивое, и обязательно летнее платье. Мяса! Буду жарить мясо. Бифштекс! Сочный. Большой. И подать именно на доске, как тогда Андрей в Херсонесе! И музыка. Музыка… Да, тупых «итальянцев», всю эту пупу с альбаной! И вискарика! Точно. Именно вискарика! И пошла она на х… эта апатия! Не дождётесь, вирусы хреновы!
Шёл шестой день карантина…
День 7-й (03 апреля)
День начинался бурно. После выступления накануне президента уже с раннего утра не умолкал телефон. Необходимость сидеть дома ещё месяц переворачивала мозги и заставляла начинать задумываться даже тех, кто не занимался этим со времён учебы в школе. На полуслове оборвалась звучащая в тридцать пятый раз ария нибелунга за стеной. Как будто даже Вагнер начинал понимать суть происходящего…
Докуривая сигарету, он с удивлением заметил, что сегодня так и не прилетел ставший родным голубь. Странно. Может, тоже осмысливает слова президента… Резко прибавилось людей на улице. Вчера ещё напоминавшая кадры из Чернобыля, сегодня улица ожила. Угрюмые люди передвигались туда-сюда, неся заполненные пакеты, катя тележки и коляски. Пошла вторая волна опустошения магазинов. Это было понятно и объяснимо, но не менее странно и непривычно для глаза. Но не это занимало всё пространство мозга. После вчерашнего веселья голова гудела, словно поставленный на вибрацию смартфон.
«Надо бы заняться делом», – выскочила откуда-то из глубин сознания мысль.
«Да ну их», – тут же ответила ей другая, более уверенная в себе.
Он прикурил вторую сигарету и подумал, что, наверно, всё-таки вторая мысль более правильная. Голова гудела. Бледное вялое небо давило и погружало в меланхолию. Голубь так и не прилетал.
– Что же с ним стряслось? Всю зиму прилетал и вдруг на тебе, пропал, – в слух спросил самого себя Максим. Голова загудела ещё сильней.
«И что мы киснем?» – подала ехидный голос уже третья мысль.
«Так, давай-ка выпей пивка, свари куриного бульончика, и сто пятьдесят водки! И хорош киснуть!» – ставя уверенную точку в дискуссии, командным голосом приказала четвёртая.
От такой простой, словно приказ, мысли вибрация в голове стала утихать. Он затушил сигарету и закрыл окно. Пришло ощущение понимания. И оно возвращало к жизни. Впереди ещё месяц. Нужно держать себя в руках.
Но пасаран!
Ковид не пройдёт.
Шёл седьмой день карантина…
День 8-й (04 апреля)
Этой ночью он очень хорошо спал. Снилось море, какой-то шикарный ресторан с официантами в белоснежных накрахмаленных рубашках, яркое летнее солнце. Снилась дача, утопающая в цветении миндаля и сакуры. И, что самое забавное, он играл в футбол! И не просто играл, а сначала вскарабкался на какую-то высокую гору, а вот там уже играл в футбол на идеально ровном, изумрудном поле с белоснежной разметкой, а он в красивой, кипельно-белой форме. Он бегал, бил по мячу и смеялся. И проснулся от этого смеха – рассмеялся во сне в голос и от собственного голоса проснулся. Лёжа в кровати, улыбался, в голове крутились обрывки сна. И ему они очень нравились. Сквозь узкую щёлочку между гардин тоненьким лучиком пробивалось солнце. На душе было спокойно и тихо. Настроение. И не просто настроение, а такое настроение, которое не зависит от того, с какой ноги встать, и чтобы испортить его, нужно очень постараться. Жена ещё спала, обняв дремлющую кошку. Он встал и прошёл в ванную. От избытка наполнявшего его солнца абсолютно непроизвольно, как будто по привычке, сделал зарядку. Принял любимый контрастный душ. Проведя рукой по щеке и вглядываясь в своё отражение в зеркале, подумал, что пора бы и побриться. Да. Будем бриться. Он взял и тут же отставил флакон с пеной. Нет. Раз уж бриться, то красиво! Старый, ещё дедовский настоящий помазок долго взбивал пену в мыльнице, наверно, удивляясь, что о нём вспомнили и он ещё кому-то нужен. Станок медленно скользил по щеке, и было видно, как ему нравится приводить в исполнение приговор семидневной щетине. Вкусный французский одеколон завершал творение, смешиваясь в коктейль настроения и щекоча щёки.
Под лучами яркого солнца играла на солнце кофемашина, призывно приглашая вспомнить наконец и о её существовании. Но он хотел кофе из турки. Турка была. Но кофе не оказалось.
– И это не испортит нам настроения, произнёс он почему-то вслух. – Пойдём и купим. А пока выпьем такого.
Он забросил капсулу в машинку, подошёл к окну и открыл форточку. Потянуло весной. Ветер смешивался с ароматом кофе, создавая давно любимый букет. Не хватало одной нотки. Он открыл ящик и достал начатую пачку сигарет. Настоящее америкосовское «Мальборо» в мягкой пачке. Дым на секунду окутал пространство над чашкой с кофе и потянулся на улицу. Теперь букет был полон. И от этого стало ещё спокойнее. Единственное, что беспокоило, – это отсутствие второй день пернатого товарища.
– Куда же он подевался? Ничего. Прилетит. Всё будет хорошо. Пойду куплю кофе.
Черкнув на салфетке обнадёживающее «Я скоро буду», он накинул плащ и вышел на улицу.
Во дворе было пусто. Не видно даже местных алкашей, круглосуточно нёсших свою тяжёлую вахту за столиком у гаражей. Вокруг щебетали, радуясь первому по-настоящему весеннему дню, воробьи. По пустой улице проехал трактор. Водитель-узбек вытаращенными глазами крутил по сторонам.
– Интересно, что у него сейчас в голове? Наверно, он думает, что все уже умерли. И представляет, как перевозит весь свой кишлак в эти большие красивые дома… А может, просто не понимает, что тут можно убрать трактором, если всё пусто.
Он улыбнулся и закурил. Уже просто так, по привычке. Сзади раздался шум – сработал замок домофона. Он повернулся и непроизвольно отпрянул назад. Из подъезда вышел инопланетянин. Через секунду он понял, кто перед ним. Это была соседка по лестничной клетке. Он очень хотел выяснить у неё, откуда взялась такая страсть к Вагнеру и не пыталась ли она послушать ещё что-то, может быть, вальсы Штрауса, или ознакомиться с многогранным творчеством Петра Ильича Чайковского. Но, ошарашенный её внешним видом, впал в ступор. Синий до щиколоток резиновый дождевик, рукава которого заправлены в резиновые по локоть перчатки, дополняла шапка-балаклава, ещё и с пришитой марлевой повязкой. Мотоциклетные очки довершали костюм. Он бы никогда и не узнал, кто перед ним, если бы не маленькая собачка неустановленной породы, которую хозяйка тянула изо всех сил на коротком поводке. Собака упиралась что есть мочи, всеми четырьмя лапами пытаясь вцепиться в асфальт когтями и при этом заходясь в таком отвратительном и одновременно жалостливом лае, что становилось страшно. Было понятно, что она пыталась объяснить хозяйке, мол, уже достаточно прогулок, четвёртый раз за утро и девятый за сутки – это перебор. Но соседка, как и подобает настоящей валькирии и вдове нибелунга, яростно тянула её с крыльца и не собиралась уступать. Наконец, справившись, она повернулась, смерила его возмущённым взглядом с ног до головы и, наверно, с удовольствием бы плюнула, но его спасла балаклава. Ему показалось, что у соседки даже запотели очки. Скорее всего, от искр, посыпавшихся из глаз. Она повернулась и пошагала вдоль дома, уверенно таща за собой по асфальту собачку и расточая вокруг себя стойкий аромат антисептика. Кофе почему-то сразу расхотелось. Он вернулся домой и налил рюмку водки. Исключительно для профилактики…
Шёл восьмой день карантина.
День 9-й (05 апреля)
Шкворчал на сковородке бекон, пронизывая пространство кухни возбуждающим рецепторы запахом. Лёгкий дымок смешивался с экзотикой гватемальского кофе и, сливаясь воедино со звуками разбиваемых яиц, создавал симфонию уюта и благополучия. Жена готовила завтрак. Он потянулся и решительно откинул одеяло. Напевая марш юных нахимовцев, сделал зарядку и принял душ.
– Доброе утро! – произнёс Максим, входя на кухню, и чмокнул жену в щёчку. За окном опять было серо и пасмурно. От вчерашней весны не осталось и следа. Ветер качал из стороны в сторону птичью кормушку. Но голубя опять не было.
«Уже третий день не прилетает», – подумал он и стал намазывать бутерброд.
– Дорогой, нужно идти в магазин. Хлеба больше не осталось. Кто пойдёт? – произнесла жена и заулыбалась. Было понятно, что это приказ, хотя и отданный в форме вопроса. Даже не возникало желания выяснить, кто же пойдёт. Кто бы отказался «исключительно добровольно» идти в атаку, зная о загранотряде с пулемётом у тебя за спиной…
– Конечно, дорогая! Я и сам уже хотел сходить на разведку.
– Только пойдёшь, соблюдая все меры самозащиты! В маске и перчатках! – сурово и нарочито строго произнесла жена.
– Без дождевика, очков и балаклавы?! В одной маске?! Нет, не пойду. Это ни в какие ворота не лезет! Сущая беспечность! Ты меня совсем не бережёшь.
Жена на мгновение впала в ступор, но его выдала чуть тронувшая губы улыбка.
– Опять ты всё шутишь и шутишь! А это совсем не шутки! Я сказала, что пойдёшь в маске, значит, в маске! И попробуй её только снять!
– Хорошо, дорогая, я обещаю, что пойду в маске. Тем более что соседка, наверно, уже написала штук десять писем в ФСБ и мэру, а может, и самому Вагнеру обо мне как рассаднике коронавируса.
Во дворе было грустно и всё так же серо. Хотя совсем чуть-чуть, но всё-таки веяло весной. Но очень робко и нехотя.
«Зимы не было и весны, по ходу, не будет…» – пролетела и потерялась мысль. Он приспустил маску на шею и закурил. Двор был абсолютно пуст. Он присел на скамейку у подъезда – никогда не любил курить на ходу. Взгляд медленно плыл по двору, пытаясь высмотреть хоть что-то интересное. Но двор был пуст. Докурив, он встал и зашагал к магазину.
На улице было гораздо оживленнее. Кто-то брёл с набитыми пакетами, кто-то, как давешняя соседка, делал вид, что прогуливает собаку. Попался навстречу один бегун за здоровьем. Огромные наушники, чёрные очки и полное отсутствие печати интеллекта на лице воплощали в себе и демонстративно показывали всем окружающим, что это гордый представитель независимого меньшинства, которому плевать на указы полицейского путинского режима, и ему не по пути с гражданами мордера, куда бы они ни шли. Встретилась молодая семейная пара с коляской. Новенькие, десять минут как из коробки, белоснежные кроссовки «Адидас», одинаковые на нем и на ней, словно однояйцевые близнецы, и были той самой главной причиной, заставившей покинуть их семейное гнездо. Ну как, скажите вы мне, не продемонстрировать такую обновку «на районе»? Почти перед самым супермаркетом его окликнули. Хриплый, каркающий голос принадлежал колоритному персонажу. Чёрные с проседью волосы, явно не знакомые с шампунем и давно забывшие запах хозяйственного мыла, а ещё спортивный костюм «Барселоны» времён Рональдиньо и лицо футбольного комментатора Василия Уткина не давали шанса усомниться, к какой социальной группе относится данный товарищ.
– Братан! Купи книгу! – в руках, слегка вибрируя, появилась книжка Сергея Лукьяненко.
– Хорошая! Сто рублей всего!
– Нет, дружище. Спасибо. У меня есть такая.
– Тогда маску купи! – прохрипел тип, доставая из кармана всемирный дефицит. – Маска! Хорошая!
– Дружище, у меня уже есть! Вот смотри, – он показал на висевшую на шее маску, которую так и забыл надеть. Успокаивало только то, что пока ещё на планете Земля не водилось вирусов, живущих в спирте.
– Тогда жене возьми!
– Не. Ей не надо.
– А… Бухает… Тогда да, тогда не надо.
– Ты вот этот дом видишь? – обратился он к типу. – Идёшь туда. Первый подъезд, домофон 21. Скажешь, доставка масок от мэра Москвы. Там купят.
– Точно?!
– Стопудово.
– Спасибо, братишка! – лицо фаната «Барселоны» засветилось искренней радостью, в глазах зажглись огоньки, и, спрятав драгоценный товар за пазуху, тип потрусил по адресу.
Проводив его взглядом и представив лицо поклонницы Вагнера, Максим натянул повязку и с чувством выполненного долга распахнул дверь супермаркета.