Он хотел идти по стопам отца, но тот отсоветовал:
– Медицину, Женя, нужно любить больше всего на свете. Нужно всего себя отдавать этому делу.
– Я готов! – отвечал Женя.
– Но ты же любишь технику. Очень любишь! Я за то, чтобы ты стал военным, но стань военным инженером. Это – твоё!
И Евгений Гулякин, окончив военную академию, стал офицером. В 1980 году он был уже майором-инженером, кандидатом технических наук, лауреатом премии Ленинского комсомола. Работал над докторской диссертацией, выбрав нужную и интересную тему.
Всё оборвал трагический случай.
На следующий день после похорон Михаилу Филипповичу позвонил молодой способный хирург, его ученик.
– Извините, что беспокою вас в такое время, – тихо сказал он. – Мне нужно только несколько слов. Через два часа я начну операцию..
– Вы хотите оперировать больного, который поступил перед праздниками? – Гулякин назвал фамилию.
– Да, больше ждать нельзя.
– Через час я буду в госпитале, – твёрдо сказал Гулякин.
– Вас запретили беспокоить, не надо приезжать… Мне только несколько слов… Посоветоваться.
– Я еду! – обрезал Гулякин.
Он встал к операционному столу, как прежде готовый к бою с недугом, со смертью, которая уже протянула костлявые руки к лежащему перед ним человеку.
И снова звучали привычные всем команды, разве только чуть тише и глуше, чем обычно.
Ассистенты работали особенно чётко, особенно аккуратно, стараясь не ошибаться ни в чём, стараясь действовать как никогда слаженно.
Он сразу понял, что поражение поджелудочной железы на этот раз слишком серьёзно, что операция будет сложнее многих тех, что он уже делал прежде. Началось прорастание опухоли в двенадцатиперстную кишку, а, следовательно, и там надо было отсекать поражённые участки.
Прошло четыре часа, а конца не предвиделось. Ещё через час Гулякин заметил, что ассистенты и операционные сёстры устали, что держатся на пределе.
На шестом часу работы он принял решение сменить бригаду. Не хотелось расставаться со слаженным коллективом, с которым он привык делать самые сложные операции, но он не мог предположить, что ожидает дальше и сколько ещё придётся стоять у стола.
– Даю бригаде час на отдых. Резервная бригада – к столу, – отдал он распоряжение.
Кто-то попытался возразить, но, встретившись взглядом с хирургом, замолчал и поспешно уступил своё место новому ассистенту.
Он не смотрел на часы, но чувствовал, что операция идёт как никогда долго. Стоял твёрдо, собрав в кулак волю, выносливость…
Помогала фронтовая закалка.
И вот все услышали долгожданную команду:
– Иглодержатель…шёлк!
Все с облегчением вздохнули. И тут Гулякин ещё раз оглядел пока ещё открытые органы брюшной полости и обнаружил венозный тромбоз.
Всё надо было начинать сначала.
– Не надо шёлк. Скальпель, зажим! – распорядился он.
А через минуту:
– Основную бригаду к столу!
Ему подали инструменты. Заработала старая, испытанная и сколоченная бригада.
Операция продолжалась одиннадцать часов. И снова он с облегчением произнёс, отходя от стола:
– Будет жить!
А потом устало прошёл в свой кабинет, провожаемый тёплыми, сочувствующими взглядами. Каждый из его сослуживцев в эти минуты был мысленно с ним, переживая большое горе, постигшее этого всеми любимого и уважаемого человека.
Встретив на лестнице одного из врачей, попросил:
– Дайте, пожалуйста, сигаретку.
Он давно уже бросил курить, а с тех пор как стал главным онкологом госпиталя, старался убедить всех окружающих немедленно отказаться от этой привычки. Но закурил снова и курил с тех пор много, слишком много, словно пытаясь глушить сигаретами свою боль, словно забыв, к чему приводит эта вредная привычка.
Между жизнью и смертью
Говорят, что беда не ходит одна. Вскоре Михаил Филиппович похоронил старшего брата Алексея Филипповича. Тот погиб от болезни, с которой хирург боролся уже много лет. Диагноз поставили слишком поздно. Резко ухудшилось и собственное здоровье. Свалила и надолго приковала к постели язвенная болезнь.
– Ничего удивительного, – говорил Михаил Филиппович. – Нервы, переживания. Да и война… Она на всех нас, фронтовиков, наложила отпечаток.
Он не оставил свой пост и едва полегчало, вернулся в строй. Снова становился к операционному столу и не знал, какие суровые испытания ждут его в ближайшем будущем.
В конце 1983 года Михаил Филиппович заболел воспалением лёгких. Ну что ж, болезнь, хоть и очень нехорошая, по его мнению – хирурга онколога, – но всё же это ещё не самый страшный недуг.
Подлечили, как и принято, примерно за две недели.
Снова вернулся на службу. Но что-то ему не нравилось в себе после выздоровления. Заглянул к рентгенологам. Попросил посмотреть лёгкие – внимательно посмотреть и снимки сделать.
Сам снимки изучил. Нет, всё в порядке. Придраться не к чему.
Но некоторые, хорошо известные ему симптомы нет-нет да проявлялись.
«Да что же это такое? Воспаление не долечили что ли?»
В одно и то же время суток поднималась температура. Небольшая такая. Беспокоящая.
«Неужели где-то опухоль?» – размышлял он.
Пытался определить, на какой же орган грешить? Подозрение пало на лёгкие. Подождал ещё день-другой-третий. Симптомы не проходили.
Снова пошёл к начальнику рентгенологического отделения. Сообщил о своих подозрениях. Заметил, как встревожился врач. Начальник отделения решил смотреть сам. Посмотрел и сразу повеселел:
– А вы не правы, Михаил Филиппович. У вас обычное воспаление лёгких.
– Значит, всё же не долечил, рано выписался, – сказал Гулякин, чувствуя, как сразу отлегло от сердца.
Пока стоял под рентгеновским аппаратом, неотступно думал о Марии Алексеевне (Маше Морозовой давно уже Гулякиной): «Как она перенесёт – если с ним что случится – ещё одно тяжёлое горе».
Вылечили быстро. Через две недели и следов не осталось от неприятностей, вызванных болезнью. Но прошло некоторое время, и всё началось сначала. На этот раз смотрели ещё более тщательно.
– Нет, Михаил Филиппович, ничего не нахожу, ничего, – говорил рентгенолог. – Ну хорошо, вижу, не верите. Посмотрю ещё разок.
– Да уж заморозили совсем, – тихо сказал Гулякин. – Холодно же, оказывается, у вас…
Ему принесли одеяло, укрыли, дали немного отогреться и снова пригласили к аппарату. На этот раз смотрели особенно внимательно. Начальник рентгенологического отделения заключил:
– Наверное, надо сделать бронхоскопию. Есть очаг, похожий на воспаление. Проверить бы поточнее.
И снова исследование.
«Как же всё-таки сложна диагностика, как важно, чтобы врачи были предельно чуткими и внимательными с каждым больным, прислушивались к жалобам и не спешили ставить привычные диагнозы, – думал Гулякин всё более убеждаясь, что предположения верны: – Надо запомнить всё, что чувствую, надо обязательно всё это зафиксировать».
Врач, делавший бронхоскопию, держался спокойно, но вдруг Михаил Филиппович почувствовал, что в ход пошли щипчики.
«Та-ак…Теперь всё ясно… Берут на биопсию, а значит, что-то нашли».
Когда исследование завершилось, спросил:
– Ну, каков результат?
Врач, проводивший исследование, уклонился от ответа. Но Гулякина не обманешь.
– Завтра всё скажем точно…
– Хорошо! – согласился на это и, обратившись к начальнику хирургического отделения, спросил: – Палаточка у вас свободная есть?
– Есть.
– Вот и хорошо. Тогда пойду, прилягу. Что-то замёрз и устал.
Вечером потянуло курить. Вышел в специально отведённое место, достал пачку сигарет, затем убрал её в карман и вернулся в палату. Удержался и утром. Снова достал пачку, смял её и бросил в урну. Решил: «Всё, больше ни одной сигареты!»
Пригласили на консилиум. В кабинете собрались начальник госпиталя, начальник медицинской части, главный хирург…
Гулякин остановился перед ними, посмотрел на озабоченные, встревоженные лица. Все пытались прятать глаза. Знали – Михаил Филиппович по одному только взгляду всё поймёт.
– Ну вот, все в сборе. Не хватает только главного онколога, – с улыбкой сказал Гулякин.
В ответ – молчание. Никто не решался первым объявить результат исследования и диагноз.
Тогда Гулякин сам обратился к главному хирургу генерал-майору медицинской службы профессору Шеляховскому:
– Как вы считаете, очаг локализован?
Тот поднял голову, внимательно посмотрел на Гулякина и ответил:
– Ну вот, Михаил Филиппович уже и сам диагноз поставил. Думаю, что очаг локализован.
– Обойдёмся удалением только верхней доли лёгкого?
– Да, конечно, – снова ответил Шеляховский.
– Тогда о чём разговор? Сегодня среда. В пятницу назначим операцию…. В субботу и воскресенье полежу в отделении интенсивной терапии, а в понедельник в обычную палату перейду.
Все заговорили вместе. Уверенность Гулякина передалась и его товарищам по службе.
Начальник госпиталя спросил:
– Кого назначим оперирующим хирургом?
– Только не наших, не госпитальных, – сказал Гулякин и, заметив удивление на лицах, пояснил: – Нет, не думайте. Я целиком своим верю, – и перечислил всех, кто мог бы сделать операцию. – Но вы же сами знаете, что исход может быть неожиданным. Тогда человеку трудно будет работать в госпитале.
Михаил Филиппович не договорил, но все поняли, что он имел в виду. Гулякина в госпитале очень любили и уважали. А если бы беда произошла, причём, вовсе не по вине хирурга?! Каждый ли смог бы понять, что не по вине?
– Значит, пригласим из другого учреждения? Кого?
Гулякин назвал несколько фамилий, потом прибавил:
– Впрочем, думаю, кого конкретно из них пригасить, лучше решить главному хирургу.
…Когда везли в операционную, Гулякин шутил и подбадривал хирурга и ассистента, улыбался.
Но вот прозвучала команда: «Наркоз», и он погрузился в сон.
А у дежурного по хирургическому отделению в эти минуты непрерывно звонил телефон. Хотя никто и ничего в госпитале не объявлял, об операции узнали практические все.
Но что мог ответить дежурный? В операционную вход запрещён. Он знал одно: пока всё идёт по плану.
Наконец, просочились первые сведения:
«Операция окончена!»
– Что говорит хирург? Как самочувствие Михаила Филипповича? – такие вопросы сыпались отовсюду.
– Вышел из наркоза, – сообщал дежурный. – Доставлен в отделение интенсивной терапии.
Если было можно, наверное, выстроилась бы очередь из тех, кто хотел бы в эти минуты взглянуть на Гулякина, сказать ему доброе, ласковое слово. Но у постели бессменно находилась лишь одна фронтовая медсестра Маша – Гулякина Мария Алексеевна. (См. Николай Шахмагонов. Золотой скальпель).
Михаил Филиппович подбадривал её, сердился:
– Маша, будешь плакать, попрошу, чтобы вместо тебя прислали кого-нибудь другого.
И на глазах её, как когда-то в палате медсанбата, когда шла борьба за его руку, высыхали слёзы.
Через три дня вдруг резко ухудшилось общее состояние. И снова был встревожен весь госпиталь, снова собирался консилиум.
Михаил Филиппович сам помог определить, что случилось:
– Передозировка антибиотиков. Пройдёт!
Когда стало легче, попросил бумагу и карандаш.
– Для чего? – удивился начальник отделения.
– Как для чего? Работать. Сейчас я такую школу прошёл, какую никогда не пройти. Я же побывал в роли наших больных. Хочу всё записать.
В день выписки, пожимая в знак благодарности руку своему лечащему врачу, он вдруг сказал:
– Значит, всё-таки мы с вами правильно выбрали тактику лечения, – и улыбнулся, а тот не понял, почему появилась улыбка, ибо не знал, что однажды этот необыкновенный хирург уже говорил подобные слова весной сорок третьего, когда вместе с боевыми друзьями одержал победу над анаэробной инфекцией.
Как тогда, так и теперь он участвовал в выработке методики лечения, давал дельные советы, а иногда и руководил действиями врачей.
Настал день, когда Михаил Филиппович снова вошёл в свой небольшой, чистый и уютный кабинет, сел за стол, осмотрелся. Всё было как прежде, и только кто-то убрал пепельницу, опасаясь, видимо, что она может напомнить о курении.
Он улыбнулся: «Чудаки… Если у человека есть воля, его никто не заставит изменить решение».
ЭПИЛОГ
Как создавалась книга?
Сама история создания книги о выдающемся военном хирурге Герое Социалистического Труда полковнике медицинской службы Михаиле Филипповиче Гулякине является как бы продолжением рассказа о нём, о его удивительной жизни, несгибаемом характере и необыкновенной теплоте душевной. Поэтому я и решил рассказать о своей работе с этим человеком, работе над первой книгой («Золотой скальпель» Москва, издательство ДОСААФ СССР, 1982 год, 144 стр.), её вторым изданием («Золотой скальпель», Приокское книжное издательство, 1987 год, 254 стр.) и над военными мемуарами, литературную запись которых мне посчастливилось сделать («Будет жить!..), Москва, Воениздат, 1989, год, 189 стр.).
В начале 1978 года я был назначен старшим инструктором отдела боевой подготовки журнала «Советское военное обозрение». Это так должность называлась – старший инструктор, а по существу – военный корреспондент. О работе в военной печати я мечтал долго – с курсантской скамьи, когда стал печататься в военной прессе.
Переводился я в журнал с военной кафедры Московского медицинского стоматологического института. Есть такое учебное заведение в Москве. Несмотря на то, что называется институт стоматологическим, лечебный факультет там раза в два больше чем стоматологический, причём в ту пору – советскую пору – на лечебный факультет брали только с московской пропиской, ну и как исключения с пропиской в зелёной зоне Москвы, а распределяли только на Москву.
Впрочем, эта деталь несущественна. Я пришёл на кафедру из войск, где служил в различных строевых должностях после окончания Калининского суворовского военного и Московского высшего общевойскового командного училищ. Служил не в Москве. Был даже период, когда командовал отдельной ротой, выполнявшей задачу по охране и обороне центральной базы боеприпасов, на которой было не только хранение, но и изготовление боеприпасов.
Вполне естественно, перевод в Москву помог мне оказаться в гуще литературных событий. Ведь какие уж там дела литературные были в лесу, в 30 километрах от райцентра!? А в Москве я стал публиковаться в различных печатных органах, не только военных. К примеру, за счёт своих плановых отпусков ездил в командировки от военного отела газеты «Известия», в то время второй по значению газеты в стране.
Вот это уже существенно! Именно публикации в столь солидной газеты и обратили на меня внимание руководства Центрального военно-медицинского управления (ЦВМУ). Я раскручивал тему Таганрогского подполья, напечатал очерк «За себя и за нас: новые факты о героях Таганрогского подполья», затем сделал солидный обзор писем по этой публикации. Видимо, это не осталось незамеченным. И вот в начале 1978 года, когда я готовился к переводу в журнал и потихоньку сдавал дела, раздался звонок из ЦВМУ. Звонок на кафедру. Меня быстро нашли, я взял трубку.
Звонил сотрудник политического отдела при ЦВМУ – я уж не помню точно, как назывался отдел, но подобные отделы обязательно были при каждом управлении. Он сообщил о том, что к празднованию шестидесятилетия Вооружённых Сил выдающемуся военному хирургу полковнику медицинской службы Михаилу Филипповичу Гулякину будет присвоено звание Героя Социалистического Труда и сказал, что руководство ЦВМУ хотело бы, чтобы очерк об этом человеке для Медицинской газеты написал именно я. Не знаю почему, но, тем не менее, это так. Нужно было подготовить материал с таким расчётом, чтобы опубликован он был именно к 23 февраля.