Незадолго до Северной войны, в 1677 г. был сделан ремонт псковских укреплений, однако в мае 1682 г. «Псков выгорел и городовые ворота и башни все сгорели». Была составлена смета для восстановления крепости, однако сделать этого не удалось, к тому же стены постепенно разрушались. В 1694 г. П.М. Апраксин доносил, что «Околнего города городовая стена и башни многие сыплютца, многие башни розселись, рвы засохли, слухи засыпались»[33].
Каменная крепость в Ладоге была возведена в начале XII в., ее стены первоначально имели высоту 8 м и толщину около 2 м. Естественно, что впоследствии она подвергалась неоднократным переделкам. Наиболее серьезная перестройка относится к концу XV в., когда здесь было по сути дела построено новое оборонительное сооружение, состоявшее из 5 башен высотой 16–19 м при ширине в основании 16–24,5 м, соединенных стенами высотой от 7 до 12 м[34].
Стены и башни этого сооружения сложены из местного плитняка и подчас очень крупных ледниковых валунов. Из отесанного известняка выкладывались их внешние поверхности, а валуны использовались как материал для забутовки[35].
В 1584–1585 гг. к югу от крепости было сооружено небольшое деревоземляное фортификационное сооружение, состоявшее из трех бастионов. Тогда же была несколько обновлена и модернизирована и сама каменная крепость.
В XVII в. общая протяженность фортификационных укреплений Ладоги достигала 154 саженей (332,64 м). В эту боевую линию входили три круглые башни – Климентовская (наиболее мощная), Стрелочная, Раскатная, полукруглая Тайничная башня (снабженная в первом ярусе колодцем) и прямоугольная Воротная башня. Все башни ладожской крепости были трехъярусными, в поперечнике достигали 6-10 сажен (12,96–21,6 м), немного превышали по высоте смежные участки стен и располагались более или менее равномерно по периметру крепостного мыса на расстоянии 18,5-30 сажен (39,96–64,8 м) друг от друга. Входы в башни (за исключением Воротной) находились во вторых ярусах, совпадавших по уровню с поверхностью крепостного двора. Сообщение осуществлялось по внутрибашенным лестницам. С юга укрепление ограничивали земляной вал высотой 5,5 сажен (11,88 м) и ров глубиной 2 сажени (4,32 м)[36].
Однако со временем стены и башни ладожской крепости стали приходить в упадок, что вызывало тревогу местных властей.
В частности, в 1655 г. в донесении сообщалось: «от немецкого свейского рубежа город Ладога всего 30 верст, и ездят в государеву сторону мимо Ладоги немецкие посланники и гонцы и торговые люди приезжают почасту, и городовое нестроение видят»[37].
Наиболее полная картина состояния Ладожской крепости содержится в донесении воеводы Кулубакина, составленном в 1665–1667 гг. Он, в частности, отмечал: ни на одной башне крыш уже нет, и все сверху начали обваливаться, а пятая, отделившись от стены, накренилась к Волхову и угрожает неминуемым падением. Стены также были без покрытий и сохранились еще почти полностью только в двух местах, на части северной половины западного фаса и на части восточного фаса, но они уже в это время осыпались; кроме того, в значительной степени оставалась еще сохранившаяся стена, составлявшая южную половину западного фаса, на которой только исчезли зубцы, замененные деревянными тарасами, по всему остальному протяжению ограды тянулись уже местами деревянные постройки из тарасов, взамен обвалившейся каменной кладки, местами же вновь возведенные целиком «деревянные рубленные стены» (южный фас и южная половина фаса восточного). Но и все эти пристройки в тот период были уже гнилыми и развалились[38].
В 1672 г. на восточном фасе исчезла уже средняя башня, которую пришлось разобрать «по нижний свод», и заменена рубленной стеной, а к 1676 г. провалились все полы в остальных башнях и засыпался колодец в Тайничной башне. В тот период в донесении отмечалось, что «тот каменный город весь стоит без кровли и без починки многие лета и в башнях мост от мокроты от дождю и от снегу все огнили и провалились, а наряд пушки стоят в башенных окнах на каменной стене»[39].
В 1685 г. бои в стенах ограды, а также потайной выход из юго-западной башни были уже завалены совершенно; еще держались три четверти стен на западном фасе и северная половина восточного, но к 1692 г. рухнули и они за исключением южной половины западного фаса[40].
В 1699 г., когда Петр I затребовал выписку из Новгородских описных книг о состоянии ладожской крепости, ему было доложено: «Город Каменный, а в нем башни и прясла стоят без кровли и без починки многие годы, и на башнях кровлей и в башнях мостов нет, от дождя и снега все сгнило без остатку и провалилось», в Деревянном городе все башни, мосты и ворота также сгнили и «валились врозь»[41].
Таким образом, состояние ладожской крепости к началу Северной войны следует назвать плачевным и признать, что данные укрепления вряд ли смогли бы выдержать правильную осаду.
Глава 2
Осада Нарвы и мероприятия по обороне Северо-Запада после нарвского поражения
Прежде чем говорить об осадных операциях, осуществлявшихся русской армией, следует сказать несколько слов о тактических принципах того времени, которые сформировались главным образом в ходе франко-нидерландских войн 1670-х гг. Именно там, при осаде Маастрихта в 1673 г., французский инженер С. Вобан (16331707) впервые применил метод постепенной атаки. В дальнейшем эти принципы были усовершенствованы и успешно применялись вплоть до начала XX в. Следует отметить, что многое из того, что было им высказано, уже применялось на практике и другими инженерами. С. Вобан же оказался единственным, кто систематизировал все наработанные идеи того времени и изложил их в совокупности со своими собственными мыслями в теоретическом труде. Поэтому и появился термин «осада Вобана».
Что же представляли собой новые принципы? В первую очередь следует сказать, что постепенная атака предусматривала методичное приближение атакующих к стенам осажденной крепости при помощи апрошей (подступов) – широких ходов сообщения, которые велись «зигзагами» (для защиты от продольного огня). Такая система позволяла приблизиться на близкое расстояние к стенам с минимальными потерями.
Основной мыслью, высказанной С. Вобаном, было сосредоточение артиллерийских орудий не по всему фронту атаки, а против наиболее уязвимых участков обороны противника для нанесения здесь массированного удара. Предлагалась установка одной «генеральной батареи» (или «брешь-батареи), а также одной-двух вспомогательных батарей. Кроме того, первоначально артиллерийский огонь следовало направлять не на разрушение укреплений, а на подавление артиллерии обороняющегося, а уже после этого приступать к разрушению стен крепости. Еще одним важным новшеством стало применение мортир – орудий для навесной стрельбы, при которой снаряды (бомбы) перелетали через стены укреплений и разрушали внутренние постройки. В связи с возросшей ролью артиллерии были унифицированы калибры пушек (для осад С. Вобан рекомендовал использовать пушки 24-фунтового калибра[42]).
Укрепления Нарвы в начале XVIII в. состояли из 9 каменных бастионов, обнесенных рвами: на западе – Кристерваль, Триумф, Фам; на севере – Глория, Гонор, Виктория; на востоке по реке Нарове – Паск, Юстин, Спес; на юге располагался отдельный замок Длинный Герман[43].
Взятие Нарвы, по мнению исследователей, обративших внимание на выбор направления первого похода, обеспечивало быстрое овладение Ингрией. Война Швеции была объявлена 19 августа, а уже 24 августа русская армия выступила в свой первый поход; целью его являлась крепость Нарва. Войско было разделено на три «генеральства» (дивизии): А.М. Головина (11 полков, 14726 человек), А.А. Вейде (10 полков, 11227 человек), А.И. Репнина (9 полков, 10834 человек). Отдельную часть составляло дворянское ополчение – 11533 человека. Кроме того, в Новгороде к армии должны были присоединиться 2 солдатских и 5 стрелецких полков (4700 человек), а с Украины ожидалось прибытие 10500 казаков. Всего под Нарву было собрано 63 520 человек[44]. Вместе с армией была отправлена артиллерия. Однако точное количество орудий, бывших при осаде, установить трудно.
При этом следует иметь в виду, что в источниках встречаются расхождения. Одним из источников является ведомость, составленная в 1723 г. по требованию А. В. Макарова и опубликованная Н. Г. Устряловым[45]. Судя по этой ведомости, из Москвы было взято 118 орудий (в том числе 61 мортира, 7 гаубиц и 50 3-фунтовых пушек), а в середине октября их количество возросло до 181 орудия: из Пскова 13 октября было привезено 17 пушек (2 пушки 40-фунтового калибра, 1 пушка 30-фунтового калибра, 1 пушка 25-фунтового калибра, 1 пушка 18-фунтового калибра, 1 пушка 13-фунтового калибра, 11 пушек 6-фунтового калибра), 16 40-фунтовых «картаунов» и 3 мортиры; а 21 октября из Новгорода прибыло 27 пушек (2 пушки 22-фунтового калибра, 1 пушка 21-фунтового калибра, 12 пушек 12-фунтового калибра, 6 пушек 10-фунтового калибра и 6 пушек 6-фунтового калибра). Всего, таким образом, по данным Н. Г. Устрялова, под Нарву было стянуто 64 мортиры, 7 гаубиц (1-пудовых) и 110 пушек (из них 50 полковых). Здесь следует отметить, что действительно в 1700 г. было отлито 100 мортир (из них 80 3-пудовых и 20 2-пудовых)[46]. Возможно, 60 из них было приготовлено для похода под Нарву (403-пудовых и 20 2-пудовых). Что касается данных о количестве пушек, то их проверить не удается.
В Журнале Петра Великого указано, что было 63 больших пушки, привезенных из Новгорода и Пскова (в том числе «картаунов и 30-фунтовых – 4, 24 – и 18-фунтовых – 26, а достальные пушки были 12, 10 и 6-фунтовые»), 25 мортир, 7 гаубиц и 50 полковых 3-фунтовых пушек[47]. Это же подтверждается и генералом Аллартом, руководившим осадными работами и отметившим в своем дневнике, что из Пскова было привезено 34 медных пушки различных калибров и 3 мортиры, а из Новгорода – 29 пушек разных калибров[48].
Отсюда пошли и разногласия в отечественной историографии. Во-первых, здесь следует отметить точку зрения П. К. Гудим-Левковича, считавшего, что под Нарвой было сосредоточено 191 орудие[49], но эта цифра, видимо, несколько завышена. На ведомость, опубликованную Н. Г. Устряловым (где показано, что было отправлено 181 орудие), опирались М.Д. Хмыров, К. В. Базилевич, Е. И. Порфирьев, Ю. Р. Клокман, В. Е. Шутой и Н. И. Павленко[50]. Другие исследователи – Ф. Вольтер, Ф. Ф. Ласковский, В. Гиппиус, П. Потоцкий, А. Нилус, А. Сивков, И. С. Прочко, Д. В. Козловский, Л. Г. Бескровный и П. П. Епифанов[51] – использовали «Журнал Петра Великого», где сообщалось, что при осаде было задействовано 145 орудий. К этой же «группе» следует отнести Д. Ф. Масловского и А. Баиова, сообщавших, что под Нарву было стянуто 95 орудий большого калибра[52] (они просто не стали учитывать полковые орудия). Следует также отметить точку зрения Н. Г. Павленко, считавшего, что «для сражения под Нарвой было собрано 150 орудий, из них 50 сравнительно легких 3-фунтовых пушек»[53] (скорее всего, автор просто «округлил» цифры, указанные в «Журнале Петра Великого»); а также мнение В. Плотицына, утверждавшего, что русские имели под Нарвой 150 пушек, «купленных до войны у тех же шведов и, очевидно, забракованных ими»[54]. Кроме того, имеется «компромиссная» точка зрения, высказанная Г. И. Тимченко-Рубаном, полагавшим, что предполагалось отправить до 180 орудий, но в действительности их было доставлено гораздо меньше[55].
Последняя точка зрения вполне возможна. При сравнении источников бросается в глаза, что основные расхождения касаются количества мортир (в «ведомости», опубликованной Н. Г. Устряловым, указано 64 мортиры, а в «Журнале Петра Великого» – 25 мортир). Поэтому можно предположить, что мортиры были приготовлены для похода, возможно, даже отправлены с войсками, но под Нарву по каким-то причинам они не прибыли.
В любом случае количество орудий (в том числе и тяжелых), стянутых под Нарву, следует признать достаточным (отметим, что оно превышало число орудий, сосредоточенных при будущих осадах крепостей вплоть до кампании 1710 г.); но их качество, по-видимому, очень сильно хромало. По меткому замечанию В. Ратча и А. Нилуса, «здесь отразился весь хаос, существовавший в русской артиллерии… тут были орудия всех времен и всех калибров»[56]. Действительно, разнообразие калибров резко бросается в глаза, а это вызвало сильные затруднения с боеприпасами. Кроме того, большинство орудий устарело: среди них находились две пищали – «Лев» и «Медведь» (в ведомости 1723 г. они, видимо, названы пушками), отлитые в 1590 г. Помимо этих орудий имелись: пищали «Свисток» (40-фунтовая), «Скорпия» (28-фунтовая), «Соловей» (22-фунтовая), «Ракомышская» (20-фунтовая), «Барс» (17-фунтовая), «Соловей» (15-фунтовая), «Грановитая» (15-фунтовая), 10 пушек «ломовых» (20- и 28-фунтового калибра), 11 пушек от 24- до 18-фунтового калибра, 16 «голланок» 10-фунтовых, 17 пищалей 6-фунтовых[57]. Что касается мортир, сделанных в 1700 г., то мы не знаем, в какой степени они соответствовали требованиям времени. Среди этой артиллерии также находились 50 пушек, подаренных нам шведами[58], однако даже если они были новыми, их калибр (3-фунтовые) явно не подходил для осады крепости. При этом следует иметь в виду, что это был уже не первый опыт осады крепости Петром I, но под Азовом, по мнению В. Ратча, орудия были одинакового (24-фунтового) калибра[59]. В данном случае пушки привозились из разных городов, что, скорее всего, и послужило причиной такого разнообразия калибров. В целом же следует признать, что русская артиллерия оказалась не готова к осаде Нарвы.
В данном случае причиной такого разнообразия калибров стало то, что орудия под Нарву доставляли в два этапа из трех городов: из Москвы было взято 118 орудий (в том числе 61 мортира, 7 гаубиц и 50 3-фунтовых пушек), а позже, когда осадный корпус уже находился под стенами Нарвы, туда были подвезены пищали и пушки из Новгорода и Пскова. Именно тогда и появились упомянутые старые орудия[60]. Таким образом, причиной «хаоса» стало то, что русское командование, в первую очередь генерал-фельдцейхместер Александр Арчилович (имеретинский царевич, изучавший артиллерийское дело за границей в числе волонтеров, находившихся в 16971698 гг. в составе «Великого посольства» и назначенный на пост руководителя артиллерии незадолго до начала войны), не имело точных сведений о состоянии артиллерийского парка в стране.
Но это выяснилось уже в ходе осады крепости, к которой передовые части русской армии прибыли 22 сентября 1700 г., взяв по пути крепости Ям и Копорье, сдавшиеся добровольно[61]. 2 октября приступили к сооружению батарей[62], даже не дождавшись подвоза всех орудий; т. к. часть артиллерии была привезена из Новгорода и Пскова несколько позже (здесь мы снова встречаем расхождения: по «Журналу Петра Великого»[63], 3 октября из Пскова привезли 34 пушки и 3 мортиры, а 11 октября из Новгорода 29 пушек и несколько мортир; по ведомости, опубликованной Н. Г. Устряловым[64], – 13 октября из Пскова – 33 пушки и 3 мортиры, 21 октября из Новгорода – 27 пушек; а по мнению А. П. Карцова, орудия из Новгорода и Пскова были привезены в начале октября[65]).