– Чтобы понять последствия надо разобраться в первопричинах. Орден тамплиеров был образован как воинское формирование, обеспечивающее безопасность паломников на территории Палестины. Как ты знаешь, само название они получили от французского слова “храм” и располагались на территории разрушенного храма иудейского царя Соломона, от всего комплекса которого в настоящее время осталась только стена плача. А дальше уже пошли сплошные легенды об их рыцарских правилах поведения с мирным населением и благородством в бою. На самом деле все было как всегда – кровь, грязь, золото и предательство. Когда собранного золота было достаточно, чтобы задуматься о его правильном использовании началась истинная история развития и подъема экономики Запада, а главное, развития банковского дела и появления целого класса банковских работников. А еще был подъем общей культуры западного мира, который в Малой Азии научился пользоваться за столом не только ножом, но и вилкой, салфеткой и периодически мыться в парных банях. А также пользоваться на практике основами математики и научились элементарным санитарным нормам и поняли основы медицины, столь развитой в тот период у мусульман. А уж с чего ты взял, что они занимались мистикой и религиозной философией я уж и представить не могу.
– Боже мой, какая каша у тебя в голове. Вилкой, чтобы ты знал, стали пользоваться в высшем обществе во Франции только в шестнадцатом веке, а в банях они не мылись даже в девятнадцатом. И более того, русское воинство, которое в Париже в восемьсот пятнадцатом по субботам на реке Сене устраивало еженедельную баню, считали варварами. А анатомией серьезно стали заниматься только в период Возрождения, когда появилась возможность хоть немного уйти из-под пресса церковных запретов. А вот на счет банковского дела ты абсолютно прав. Они очень разумно вкладывали деньги и использовали для этого знания и опыт иудеев, которые этим занимались как в Европе, так и в Азии на всех этапах так называемого Шелкового Пути из Китая в Европу. Люди эти назывались “рохданитами”…
– Знаю, с древнеперсидского это означает ”знающие дорогу”.
– Так вот, все эти ‘баратные’ операции, дорожные чеки, векселя и тому подобное легли в основу созданных фондов развития ордена тамплиеров, которые в конце тринадцатого века стали крупнейшими землевладельцами и крупнейшими кредиторами для многих западных правителей. В том числе их деньги легли в основу Ганзейского союза, в состав которого входило, в том числе, и княжество Великого Новгорода. Ты понимаешь, о чем я говорю?
– О том, что Великий Новгород входил в их финансовую империю и, конечно, они имели полное право перевести свои средства на Русь после того, как их “раздолбали”. Ну и где эти деньги? Почему королевства, герцогства и княжества на Западе на этих деньгах резко пошли в рост, а у нас опять отставание на пятьдесят-шестьдесят лет от них?
– Это предмет долгих серьезных исследований, а не нашего трёпа.
– Трёпа? Ты хочешь сказать, что всю эту тему ты придумал для того, чтобы нам не было скучно ходить по этому пустому лесу, а главное, оправдать твое желание приехать на родину дедушки с бабушкой под видом посещения сакральных мест забытых религиозных учений?
– Ты все усложняешь. Все гораздо проще. Хотя…
Саша замолчал и мы шли молча довольно долго. Я почувствовал, что устал так, как не уставал уже давно. Казалось, что если я нечаянно споткнусь о какую-нибудь корягу, то уже в падении усну, и меня с земли уже будет не поднять. Не сговариваясь, мы пошли в обратную сторону, автоматически собирая по дороге в кошелки эти непонятные розовые грибы. Через полчаса мы уже выходили из леса. Солнце уже садилось и цеплялось за края далеких холмов. Длинные тени создавали впечатление пасторальной картины срединной Италии. Далекие рощицы были полны неразгаданных тайн, а изгиб узкой сельской дороги, исчезающей за холмом, звал заглянуть за этот горизонт, что бы разгадать хотя бы одну из них. Я удивился тому, что у меня еще хватило силы как-то отреагировать на эту красоту.
Вера Николаевна встретила нас полным котелком вареной картошки, салатиком из огурцов и помидоров и раскрытыми банками рыбных консервов. На столе еще стояла поллитровая бутылка самогона, что как- то повысило упавший градус объективной оценки происходящих в последние сутки событий.
Ужин прошел, в основном, молча. На вопросы Веры Николаевны мы отвечали как-то односложно и самогон, достаточно крепкий, но довольно приятный, хоть и прибавил немного сил, но не снял всю тяжесть усталости, поэтому сразу после ужина, несмотря на еще раннее время, я попросил дать мне возможность лечь спать. Хозяйка постелила нам на диване и я, ударившись о подушку, потерял сознание.
Следующее утро было прекрасным, по крайней мере, для меня. У меня был столь глубокий сон, что я чувствовал себя полностью отдохнувшим и полным сил. Когда я проснулся, Александр был уже одет и сидел за столом с чашкой чая, однако вид у него был отнюдь не отдохнувшим. Поприветствовав своего друга, я стал одеваться и убирать постель. Затем я вышел во двор и почувствовал всю прелесть теплого утра уходящего лета. От реки шел легкий туман, пробиваемый лучами еще низкого солнца и на земле то там, то здесь появлялись светлые пятна, и это создавало иллюзию какого-то полета. Над туманом на той стороне реки на высоком её берегу стояла церковь и если бы не край берега, отчетливо видимый на фоне чистого неба, сложилось бы впечатление, что купол церкви стоит на облаках. Я вдруг вспомнил все наши вчерашние разговоры и подумал, что может быть всё сказанное Сашей не лишено смысла. По крайней мере, в декорациях сегодняшнего утра можно было увидеть материализовавшуюся версию Саши о присутствии в этих волшебных местах рыцарей в белых плащах с красными крестами на груди. Казалось, что еще мгновение и из этого тумана выйдут всадники на рыжих конях.
“Может быть, все дело во вчерашнем самогоне ”, – подумал я.
В избу я вернулся в весьма приподнятом и даже несколько в романтическом настроении. Веры Николаевны в доме не было, чаем распоряжался Саша. Мы сидели молча довольно долго и меня все мучил вопрос о причинах смурного Сашиного настроения. Он не рассказывал о своих думах, а мне спросить было как-то неудобно. Но когда-то надо было все выяснить и я, как бы между делом, спросил:
– Ты чего не в духе? Не выспался?
– Выспался? – с каким-то возмущенным удивлением спросил Саша, – Это ты как сурок всю ночь продрых, а я, между прочим, тебя, можно сказать, от смерти спас.
– От смерти?… Господи! Саша, отсюда поподробнее.
– Да особенно-то и рассказывать нечего. У Веры Николаевны, как ты помнишь, взрослая половозрелая замужняя дочь.
– Она оказалась вампиршей и ночью устроила шабаш, – предположил я.
– Да уж если бы так. Вчера я уже укладывался спать, как пришла эта Маша с каким-то мужиком…
– С мужем?
– Я тоже так подумал. Позже пришел муж… И этот муж видит в постели с женой другого мужика и еще двоих в соседней комнате уже раздетых, – Саша тяжело вздохнул, – В сенях он нашел топор и …
– Что “и”?
– И полночи гонял жену, мужика и меня по хате…
– По хате?
– Ну, вначале по хате, а потом я смог увлечь всех этих психов во двор от тебя подальше и разбирались мы уже на окраине деревни.
Я представил себе эту картину, и меня бросило в холодный пот. Так ведь можно было, и закончить свой земной путь таким идиотским образом. И ведь втихаря бы закопали в этом гадком лесу, а потом бы списали бы все на тамплиеров, которые увели двух советских офицеров за собой в параллельные миры.
– И что, Саня, так голышом и бегали по деревне? – более глупого вопроса я задать в тот момент не мог.
– Я-то в трусах был. Тетка с мужиком голышом, а этот, с топором, при полном параде – в холщевой рубахе, в каких-то шароварах и сапогах в гармошку.
– Да, сапоги в гармошку – это яркая деталь… А что соседи?
– А что соседи? Вера Николаевна потом уже рассказала, что дочь у неё “с приветом” и эти ночные разборки уже давно явление рядовое, соседи привыкли.
Завтракать как-то сразу расхотелось. Вообще все расхотелось, а захотелось домой. Очень захотелось.
– Сань, поехали домой. И поскорей.
– А на рыбалку? Мы же хотели еще на рыбалку сходить.
– Саша, какая рыбалка? Бежать отсюда надо, бежать.
– Не боись, никого здесь не будет до позднего вечера. Я с Верой Николаевной договорился – она дает нам свою лодку. Кстати, она потом нас перевезет на ту сторону реки, так что собирайся, пойдем на Тверцу.
Сборы были недолгими – подпоясались, рюкзачки взяли и бегом из дома. Вера Николаевна ждала нас на берегу около привязанной небольшой лодочки, в которой уже лежали удочки и какая-то приманка. Вера Николаевна, пряча глаза, отвязала лодочку и сказала, что подойдет к берегу через час. Мы по очереди залезли в слегка покачивающуюся на воде лодочку, которая едва была рассчитана на двух человек. Я сел на корме, а Саша сел на весла. Вера Николаевна оттолкнула лодчёнку и печально стояла пока мы осуществляли маневр нашим плавсредством, выходя на курс. В отличие от Александра я имел возможность, сидя на корме, провести визуальный анализ состояния жидкости в которой мы имели неосторожность передвигаться. Первичный анализ не предвещал ничего хорошего. Прозрачность жидкости была почти нулевая, а, проще говоря, вода была грязно-черная. Водоросли, которые, как правило, росли у берегов таких тихих спокойных речушек, отсутствовали напрочь. Лягушечки-ящерки, которые, по идее, никак не могли в столь ранее время года улететь на юг, ничем не нарушали гладь водоема, да и всплески играющих на поверхности воды рыб не наблюдались на всю глубину моего визуального анализа. Я понял, что это не Тверца, а мертвая река Стикс из древнегреческих мифов, через которую перевозили души умерших в царство Аида. А, поскольку после рассказа Саши о ночных событиях, душа моя уж точно находилась где-то вне моего тела, то Александр как раз подходил на роль Харона. Мне в голову пришла сумасшедшая мысль о том, что на самом деле я этой ночью умер и Саша везет меня на тот берег… Вернее сказать, не меня, а мою душу в Тартар. С того берега реки, из глубины зацепившегося за плакучую иву облака тумана, раздался собачий лай.
“Ну вот и трехглавый пес Кербер, охраняющий вход в Аид”,– с тоской подумал я. Мысли мои вне моих желаний потекли в печальном направлении о тщетности жизни, о тонкой грани между реальностью и тем миром, который так пугает и волнует человечество уже столько веков и, как-то само собой, с удивительной четкостью я понял, что для человека единственным таинством всегда является смерть. Не рождение, не возрождение, не реинкарнация, поскольку человек, рождаясь, не понимает еще ничего, а по прошествии лет в сознательном уже возрасте воспринимает свое рождение как нормальное естественное явление. Но смерть явление страшное, непонятное, порождающее массу вопросов – куда, а что там, почему сейчас? Не удивительно, что люди придумали столько религиозных историй о загробной жизни. Все это от страха перед той тайной, которую не разрешить никогда и никому, поскольку “оттуда” еще никто не пришел и не рассказал какие там кисельные берега и молочные реки.
– Ты что, заснул? – вернул меня к реальной жизни Сашин голос, – Давай удочки.
– Саша, какие удочки, ты посмотри, что может быть в такой реке?
– Сейчас проверим, – оптимизм Александра не знал границ. Саша размотал леску, поправил поплавок, насадил на крючок что-то из полиэтиленового пакета, поплевал на крючек со знанием дела и, слегка качнув лодочку, бросил снасти в воду.
Течение было довольно сильное и нас стало сносить в сторону Торжка. Пришлось сесть на весла, и пока Александр следил за поплавком, потихоньку отплывавшим от борта, я старался держать наше утлое суденышко как раз напротив нашей деревеньки. Поскольку голова моя была направлена по течению, то есть я лицом сидел к той стороне, где далеко стоял на берегу вот этой, с позволения сказать, реки древний город Торжок, то, подняв голову и в очередной раз повернув её назад, чтобы не потерять правильность направления нашего движения, я заметил за изгибом реки, закрытый до этого момента высоким холмом, мост. Вернее, правый конец моста, упирающийся в видимый край противоположного берега. Я стал грести сильнее и, через несколько минут, передо мной во всей красе открылся мост. Уж не знаю, пешеходный или автомобильный, но мост. А это значило, что та девушка в Торжке, которая сказала, что нам надо ехать на автобусе до церкви, была абсолютно права. Мы бы спокойно перешли с того берега на этот … Но тогда я бы не увидел этих голубых полей льна, этих красивых извивающихся дорог, этого детину-“тамплиера”. Короче, не стал я Сашке ничего говорить, а, опустив весла, стал ждать, когда течение отнесет нас опять ближе к деревне.
Так прошло около часа. Сашка периодически менял глубину установки поплавка, направлял удочку то с одного борта, то с другого, но результат был все тот же, а, вернее, его вообще не было. Он что-то бубнил себе под нос, кого-то поминал, цокал языком, посвистывал. Короче, использовал весь арсенал заядлого рыболова для заманивания рыбки большой и маленькой, но все безрезультатно.
– Поздно вышли, надо было по утренней заре идти, – в сердцах произнес Александр.
– Мог бы уж сразу в ночное пойти, чего уж мелочиться, – вяло огрызнулся я.
– Ладно, греби к берегу, Вера Николаевна уже подошла.
Мы забрали нашу хозяйку, и я стал грести к тому берегу, где стояла церковь. Причалив у больших валунов, которые, видимо, использовались как пристань, мы вышли из лодки, попрощались с Верой Николаевной, которая нам в дорогу передала бутерброды с колбасой и сыром и стали подниматься по крутому берегу, периодически оглядываясь на все дальше уплывающую лодочку. Незаметно для себя мы зашли на старое кладбище, которое выглядело очень запущенным. Могильные камни глубоко вросли в землю и почти все были покрыты ярким зеленым мхом. Недалеко от цоколя старинной, с осыпавшейся краской и растресканными капителиями, церкви мы увидели вросший в землю могильный камень. На нем проступала едва различимая надпись, которая заставила меня присесть на корточки и на ощупь прочитать известную еще с юности фамилию. Я убедился, что Сашин рассказ о похороненной в этом богом забытом месте А.П. Керн был не его выдумкой, а реальностью, данной мне в тактильных ощущениях. Александр был доволен, произведенным на меня впечатлением. Он стоял, гордо скрестив руки на груди.
– Ну? – спросил Александр, видимо вкладывая в этот вопрос всю силу доказательства своей бредовой идеи о присутствии тамплиеров и масонов на древней тверской земле.
– Что “ну”? – переспросил я, выражая всю полноту недоверия к его рассказам.
– Помянуть бы надо.
– Ты в этом смысле? Тогда конечно…, – здесь крыть мне было нечем.
Мы на соседнем бугорке разложили, приготовленные Верой Николаевной бутерброды, достали из котомки бутылку водки, разумно спрятанную вчера Сашей, разлили её в пластмассовые кружки и, не чокаясь, выпили без слов.
Солнце уже было высоко, туман уже рассеялся, и с высоты холма картина была умиротворяющая. Даже речка, текущая внизу, с этой высоты казалась не иссини- черной, какой она была на самом деле, а отражая своей гладью небо, выглядела темно-голубой и контрастно подчеркивала границы того, чужого теперь для меня мира. Мира, где теперь для меня навсегда жили полутени моих непережитых во всю силу страхов и недопонятой мной тайны. Как в детстве после первого прочтения “Волшебника изумрудного города” мир разделился для меня на повседневную вселенную и маленькую страну за высокими горами, где разговаривают животные и железные дровосеки, живут маленькие человечки и злые волшебницы. Так и здесь я ощущал почти физически то, что там, за рекой страна, где есть вещи труднообъяснимые и пугающие меня. “Может быть, – подумал я, – Анна Павловна Керн похоронена здесь, поскольку она, несомненно, была светлой личностью”. Короче, я захмелел. Меня опять потянуло на разговор, и я признался Саше, что воспринял реку Тверцу как мёртвую реку царства Аида и поделился мыслями о том, что сама мысль о смерти очень пугает и вместе с тем притягивает своей неминуемостью.