Начетничество и догматизм «хрущевской оттепели» были похоронены отнюдь не на октябрьском (1964 г.) Пленуме ЦК КПСС, на котором «строитель коммунизма» был, к вящему и всеобщему облегчению, отправлен на пенсию. Это случилось гораздо позже, в 1969 году, когда формально неподцензурное издательство АПН опубликовало «Воспоминания и размышления» Маршала Советского Союза четырежды Героя Советского Союза Г.К. Жукова[65].
Его имя «партийные дьяки» из Института марксизма-ленинизма при ЦК КПСС и Института военной истории с усердием, достойным лучшего применения, так и не смогли вытравить из народной памяти по указанию Хрущева.
Эта книга положила начало объективному изучению истории и историографии Великой Отечественной войны в Советском Союзе. Правда, в нее издатели позже заботливо вписали высокое мнение Жукова о «полковнике Брежневе», о котором в годы войны заместитель Верховного Главнокомандующего ничего не знал, да и знать не мог! Мемуары военачальников, написанные в 60-х годах, в которых роль Верховного Главнокомандующего И.В. Сталина оценивалась исключительно негативно, больше не переиздавались.
Эпохальным событием отечественной историографии явилась двухтомная монография советского авиационного конструктора В.Б. Шаврова «История конструкций самолётов СССР»[66].
Этот гениальный научный труд подобен аттическому мраморному изваянию, в котором нет ничего лишнего. За исключением некоторых сюжетов неотредактированного автором 2-го тома, в нем отсутствуют фактические неточности. В частности, ему удалось полностью описать эволюцию серийного истребителя И-16 от 4-го до 29-го типов. Он впервые дал исчерпывающую оценку выдающемуся экспериментальному самолёту И-17 (ЦКБ-19 и ЦКБ-19бис) конструкции Н.Н. Поликарпова, хотя в силу ставших немодными в 70-х годах разоблачениями пороков советской бюрократической системы Шавров не стал говорить о действительных причинах закрытия этого перспективного проекта.
В годы «перестройки», как в кривом зеркале, повторилось отношение к истории Второй мировой войны времен «хрущевской оттепели».
Журналы и газеты вновь заголосили о массовых репрессиях, о безвинно пострадавших партийных и военных руководителях, которые будто бы могли повести Страну Советов «верным курсом» к торжеству идей марксизма-ленинизма вообще и к бескровной победе в Великой Отечественной войне в особенности. Но коль скоро лишенный ложной скромности М.С. Горбачев сразу замахнулся на перестройку всего мирового политического мышления, ревизии подверглись причины, ход и итоги Второй мировой войны в целом.
Это – врожденное свойство марксистко-ленинской софистики, которая позволяет не открывать новых исторических фактов, а создавать видимость объяснения того, что уже известно. Для ее последователей критерием истины является выгода: что полезно высшей номенклатуре, то и истинно для широких масс. Кампания «гласности» была санкционирована Горбачевым, который расчищал место на песке для постройки семейного мемориала. Никто, нигде и никогда так не боролся с историей собственного народа, как в России на рубеже двух тысячелетий. Властям предержащим в многострадальной России всегда хочется по примеру Ленина утвердить очередную непререкаемую «истину», которая приносит выгоду немногим гласным за счет миллионов немых.
Еще никому из мыслителей не удалось отыскать в прошлом такого титана-правителя, который смог действительно замедлить или ускорить социальный прогресс. Такая экстравагантная мысль могла прийти в голову только китайскому императору Цинь Шихуанди, истребившему всех ученых в Поднебесной империи ради своего обожествления, непревзойденным отечественным «агробиологам-марксистам» – народному академику Лысенко, «последнему романтику коммунизма» Хрущеву и «спринтеру научно-технического прогресса» Горбачеву. Эти отечественные иконоборцы попросту не успели окончательно «яровизировать» российскую историческую науку.
Всплеск активности советских историков в годы «перестройки» был вызван лицемерным смягчением идеологического надзора со стороны Отдела агитации и пропаганды ЦК КПСС. Ученые почувствовали себя свободными в выборе методологии и формы подачи фактов, вначале не осознав, что выполняют «социальный заказ» того же самого учреждения на выборочное разоблачение «деформаций социализма» советского прошлого. Эту практику, начатую опытными партийными чиновниками, с большим успехом продолжали неутомимые либеральные борцы против тоталитаризма и коммунизма из «кувырк-коллегии» президента Б.Н. Ельцина.
Цинизм пропаганды с тех пор призван лишь активизировать «человеческий фактор» в реализации социально-экономических интересов господствующей элиты. Русский философ В.В. Розанов предупреждал: «И когда мы видим, как опять и опять человек рассматривается как средство, если мы с отвращением заметили, как таким же средством становится и сама Истина, могли ли мы не отвратиться от поколения, которое все это сделало!»[67]
После распада СССР под знаменами свободы печати выступили шеренги представителей доселе неведомых профессий – «военных писателей», «исторических публицистов» и «телеведущих», хотя по образованию они были кем угодно, только не профессиональными историками. Их «проекты» заполонили весь рынок военно-исторической литературы и тематических передач в средствах массовой коммуникации информационным мусором. Вероятно, другой истории они попросту не знали и сложной методологией изучения исторических фактов не владели.
Во имя исполнения сиюминутного политического заказа они, по правилам церковного хора, исповедуют принцип Готфрида Лейбница: «Если бы геометрия так же противоречила нашим страстям и нашим интересам, как нравственность, то мы бы так же спорили против нее и нарушали ее вопреки всем доказательствам Евклида и Архимеда, которые мы называли бы тогда бреднями и считали бы полными ошибок»[68].
Подкармливаемые высокими гонорарами, многие из них целенаправленно развенчивают прежние духовные ценности. Образцом для подражания стал историко-фантастический роман В. Суворова «Ледокол», вышедший в демократической Российской Федерации с благословения и при финансовой поддержке администрации президента Ельцина астрономическим тиражом. Для придания ей статуса исторического исследования в 90-х годах даже проводились масштабные научные конференции, в ходе которых серьезные научные мужи обсуждали проблему «а был ли мальчик?»[69].
В результате такого признания его вклада в науку плодовитый борзописец, исторические знания которого, по его же словам, оцениваются уровнем лейтенанта военного училища, написал несколько томов в продолжение избитой темы времен холодной войны о советском экспансионизме. Он оказался достойным подражателем Александра Дюма-отца, который своими бессмертными романами доказал, что «история – это гвоздь, на который можно повесить все что угодно».
Оценивать опусы В. Суворова с научной точки зрения – все равно что обсуждать фактическую достоверность романов Вальтера Скотта, Франсуа-Рене де Шатобриана или Фенимора Купера. По поделкам этого воинствующего дилетанта, особенно в военно-технических вопросах, нельзя всерьез изучать военную историю, но можно на их конкретном примере познакомиться с законами Зазеркалья с урожденным злодеем Сталиным вместо наивной Алисы.
Фактографическая база таких сочинений «про войну» складывается из мифологии как источника вдохновения, к которому такие сочинители обязательно припадают ввиду отсутствия навыков источниковедческого анализа. Отсутствие научной методологии исследования приводит к тому, что они «расщепляют» общую картину. Акценты смещаются с первичных источников на субъективные интерпретации вторичных фактов с последующим созданием ложной, псевдоисторической перспективы по методу министра народного просвещения и пропаганды гитлеровской Германии доктора Геббельса.
Он в своих изысканиях методов мифотворчества опирался на «катехизис национал-социализма» – книгу Гитлера Mein Kampf. Нацистский фюрер писал, что «чем чудовищнее солжешь, тем скорей тебе поверят. Рядовые люди скорее верят большой лжи, нежели маленькой. Это соответствует их примитивной душе. Они знают, что в малом они и сами способны солгать, ну а уж очень сильно солгать они, пожалуй, постесняются. Большая ложь даже просто не придет им в голову. Вот почему масса не может себе представить, чтобы и другие были способны на слишком уж чудовищную ложь, на слишком уж бессовестное извращение фактов. И даже когда им разъяснят, что дело идет о лжи чудовищных размеров, они все еще будут продолжать сомневаться и склонны будут считать, что, вероятно, все-таки здесь есть доля истины. Вот почему виртуозы лжи и целые партии, построенные исключительно на лжи, всегда прибегают именно к этому методу. Лжецы эти прекрасно знают это свойство массы. Солги только посильней – что-нибудь от твоей лжи да останется! Ну а известно, что виртуозами из виртуозов по части лжи во все времена были евреи. Ведь уже само существование евреев построено на той большой лжи, будто евреи представляют собою не расу, а только религиозную общину»[70].
Основные принципы пропагандистского мифотворчества, в общем, сводятся к следующему:
– метод умственного упрощения;
– метод примитивизации материала;
– метод монотонного повторения;
– метод субъективизации оценок;
– метод эмоционального нагнетания;
– метод прогрессии депрессивного напряжения [71].
Представляется, что в отношении политологии к перечисленным методам воздействия на массовое сознание следует добавить технические приемы размещения «параллельного объекта» в реальных пространственно-временных координатах. Это:
– суверенизация отраженного объекта, когда одномерная умозрительная конструкция помещается в реальные пространственно-временные координаты. Она является подобием конкретного явления, а не его объемным воспроизведением.
– субъективизация причинно-следственных связей, когда все факты объявляются результатом волеизъявления демонической личности или группы всесильных небожителей. Объективная цепь событий становится дискретной, а все документально установленные факты выглядят случайностями;
– парафразирование доказательной базы, когда источниковедческая основа формируется вопреки правилу «факты говорят сами за себя» посредством «конструирования подобия фактов». Выдержки из персонифицированных источников на деле оказываются «квазицитатами», которые представляют собой произвольную интерпретацию недостоверных апокрифов и анекдотов;
– новеллизация изложения, то есть искусственное нарушение логической связи между явлениями путем создания замкнутых сюжетных зарисовок на избранную тему;
– возрастающая алгоритмизация повествования, для чего доказываемый мысленный конструкт постоянно повторяется по мере увеличения массы терминов, названий, имен и цифр, искусственно помещенных в контекст. Упрощение фактической базы происходит путем набора готовых шокирующих суждений нужного содержания.
Принципы Геббельса широко известны, но представляется нелишним привести наиболее существенные из них:
«Чем чудовищнее ложь, тем охотнее толпа верит в нее».
«Дайте мне средства массовой информации, и я из любого народа сделаю стадо свиней».
«Мы добиваемся не правды, а эффекта».
«Пропаганда должна быть популярной, а не интеллектуальной. Поиск интеллектуальной правды не входит в задачи пропаганды»[72].
При этом применяется технология суггестивного воздействия на сознание в виде ментального прессинга, эмоциональной компрометации оппонентов как очевидных обструкционистов, манипуляции сознанием при помощи громогласных заявлений об «открытии новых источников» и непрерывной трансляции мифов по всем каналам средств массовой информации.
Мифотворческий инструментарий Геббельса, призванный сплотить «германскую нацию» вокруг фюрера, был использован для разрушения исторической и пространственной идентичности и мировоззренческого единства народов Советского Союза идеологами «перестройки». Его в полном объеме используют и поныне либеральные пропагандисты во имя «десоветизации» российского менталитета.
Начало последнего витка активизации антисоветского мифотворчества положил академик А.Н. Яковлев, который реанимировал обветшалые антисоветские мифы о «германских деньгах Ленина» и «секретных протоколах 23 августа 1939 года о разделе Польши», которые никогда не принимали всерьез зарубежные профессиональные историки, включая патриархов советологии. Их активно пропагандировал услужливый «прораб перестройки» директор Института военной истории со своими многочисленными подмастерьями Д.А. Волкогонов, который за свои заслуги на этом поприще в течение пяти лет сменил погоны велеречивого полковника от контрпропаганды на эполеты генерал-полковника и выслужил должность начальника Главного политического управления Советской армии[73].
Мне с коллегами в Институте истории АН СССР пришлось досконально изучать оба сюжета, и нам не удалось обнаружить ни одного документированного факта в отечественных и заграничных архивах! Оспорить мифологию научными средствами дипломированным ученым оказалось не под силу, тем более что Яковлев использовал для распространения откровенных фальсификатов трибуну Съезда народных депутатов СССР, как Хрущев – зал заседаний XX съезда КПСС[74].
Академик Яковлев, Волкогонов и их нынешние последователи при этом всегда сознательно избегают объективных фактов, предпочитая «околофакты», произвольно интерпретируя намеки, содержащиеся в исторических источниках, «нефакты», сконструированные ими самими для удобства объяснения «околофактов», и «экс-факты», которые заимствованы из старинных энциклопедий и учебников и сохраняются «ради священной памяти». Так в результате мыслительных операций в такой последовательности создается очередной элегический миф[75].
Поэтому отечественные пропагандисты постоянно прибегают к «идеологическому террору», сознательно поощряя релятивизм и мифотворчество, чтобы «сохранить в неизменном виде как абсолютные истины важнейшие для своего самосохранения аксиологические положения, пусть они и никак не подтверждаются установленными в научных исследованиях фактами»[76].
Здесь уместно процитировать Фридриха Ницше. Его Заратустра говорит: «Спасти тех, кто миновал, и преобразовать всякое “было” в “так хотел я” – лишь это я назвал бы избавлением! Воля – так называется освободитель и вестник радости. Но сама воля еще есть пленница. “Хотеть” освобождает – но как называется то, что и освободителя заковывает еще в цепи? “Было” – так зовется сокровенное горе воли. Бессильная против того, что уже сделано, она – злобная зрительница всего прошлого. Обратного не может воля хотеть потому, что не может она победить время и остановить его движение, – в этом сокровенное горе воли. Кто научит ее хотеть обратного?»[77]
До сих пор очевидные социально-политические и экономические завоевания Советского Союза беззастенчиво искажаются только потому, что в СССР существовало социалистическое общество. С пугающим постоянством по сей день в средствах массовой информации обсуждаются и экранизируются мифы о решающей роли в достижении Великой Победы сотен патриотов-уголовников, неумело возведенных сериальными ремесленниками в сказочных героев и любящих родные пенаты больше, чем комиссары и прочие красные командиры. Они будто составляли костяк штрафных батальонов, хотя новоявленные поборники истины даже не удосужились прочесть от начала до конца Приказ № 227 «Ни шагу назад!», где такая практика не предусмотрена в принципе. В этом нет ничего удивительного: большинство «уголовных элементов» по доброй воле стали полицаями у немцев на оккупированной территории.
Отечественная военная техника подвергается огульному уничижению на фоне раболепного преклонения перед зарубежными вообще и немецкими в особенности самолётами, танками и кораблями.
Если раньше во всех бедах России виноватой оказывалась Золотая Орда, то теперь горькие плоды безграмотной социально-экономической политики реформаторов ставятся в вину давно усопшему Сталину. Никто, нигде и никогда так беззаветно не боролся с историей собственного народа, как в России на рубеже двух тысячелетий!
Как тут не вспомнить слова П.Я. Чаадаева: «Одна из самых печальных особенностей нашей своеобразной цивилизации состоит в том, что мы все еще открываем истины, ставшие избитыми в других странах и даже у народов, в некоторых отношениях более нас отсталых. Дело в том, что мы никогда не шли вместе с другими народами, мы не принадлежим ни к одному из известных семейств человеческого рода, ни к Западу, ни к Востоку, и не имеем традиций ни того ни другого. Мы стоим как бы вне времени». Остается надеяться, что, по его словам, «придет день, когда мы станем умственным средоточием Европы… и наше грядущее могущество, основанное на разуме, превысит могущество, опирающееся на материальную силу»[78].
Реанимации антисоветских мифов способствуют многотиражные переиздания давних политических памфлетов, которые теперь объявляются «научными исследованиями», и публикации за счет налогоплательщиков из бюджета сборников русофобских мемуаров и неких «новых документов», аутентичность которых, мягко говоря, сомнительна с точки зрения классического источниковедения. О статьях журналистов и политологов, муссирующих такие темы, и говорить не приходится: это чисто пропагандистские поделки![79]