Каким образом можно совершить освобождение, здесь не место рассматривать; это завлекло бы нас слишком далеко. Достаточно было указать на необходимость этой меры.
3. Свобода общественного мнения. Все наше изложение клонилось к тому, чтобы показать ее необходимость в государстве. Поэтому мы должны поставить ее на первом плане, как краеугольный камень либеральной политики. Пусть каждый русский сознает себя гражданином своего отечества, призванным содействовать общему делу. Правительство не только не должно подавлять в народе политической жизни, но обязано всеми способами стараться, чтобы каждый мог по возможности иметь ясное понятие о законах своего отечества, о внутреннем его состоянии и о политической системе управления. А этого иначе нельзя достигнуть, как предоставив всем право свободно высказывать свои мнения и убеждения. Человек, который за каждое оппозиционное слово, за каждую смело высказанную мысль может всегда быть схвачен и подвергнут произвольному наказанию, есть раб, а не гражданин. Он не может употреблять свои силы и способности согласно своим убеждениям, а может только безмолвно покоряться чужой воле. Но мы видели, к чему привела нас безмолвная покорность. Пора отложить ее в сторону и на место этого страдательного орудия воздвигнуть общественное мнение, которое может сделаться лучшим и надежнейшим помощником правительства, имеющего в виду народное благо. Одно только общественное мнение способно раскрыть истину, обличить злоупотребления, отыскать способных людей, возбудить деятельность в народе и, наконец, самое правительство побудить к необходимым преобразованиям. Общественное мнение есть выражение народной мысли. Пускай оно сначала будет шатко, незрело, разрознено; все это не может быть иначе после векового безмолвия. Но свобода воспитает его и укрепит, и тогда правительство найдет в нем лучшего своего сподвижника.
4. Свобода книгопечатания, необходимое последствие свободы общественного мнения. Недостаточно иметь возможность высказать свои мысли в разговорах; разговоры – дело частное. Если народное мнение должно иметь общественное значение, то оно должно быть гласно и известно, а это возможно только посредством книгопечатания. Пока существует цензура, подвергающая всякое выражение мысли предварительному разрешению правительства, до тех пор существует только мнение правительства, а народ должен безмолвствовать. Отменение цензуры есть основание всякой либеральной системы, желающей опереться на общественное мнение и дать народу некоторую самостоятельность. Только уничтожением цензуры правительство может доказать, что оно не намерено отделаться одними громкими фразами, а хочет совершить искреннее преобразование в управлении. Нечего бояться ему оппозиционных выходок. Оппозиция не только не ослабит его, а укрепит, если оно будет вести себя благоразумно. Она вызовет и защитников правительства, которым в настоящее время никто не верит, ибо никто не смеет им противоречить, но которые тогда получат силу и значение. Оппозиция даст правильный и законный исход всем подавленным ныне стремлениям народа, ибо высказанное неудовольствие теряет половину своей силы. Вместо тайного и всеобщего раздражения, хватающегося за все правильно и неправильно, она разовьет в народе истинные понятия о вещах, воспитает в нем политический смысл и самому правительству откроет правду, укажет на его недостатки, выскажет различные потребности народа. Оппозиция есть именно выражение этих разнородных потребностей; в их столкновении и борьбе состоит вся политическая жизнь народа. Нужно только, чтобы борьба была мирная и законная, а этого можно достигнуть только предоставлением ей свободного исхода. Пускай высказываются даже нелепые мнения; они обличатся сами собой. Чем оппозиция будет менее разумна, тем менее она найдет поддержки в общественном мнении и тем правительство будет сильнее. Ибо нравственная сила правительства состоит не в том, чтобы все явно безмолвствовали и тайно ему недоброжелательствовали, но в том, чтобы большинство примыкало к нему с доверием и любовью, когда существует возможность противоречия. Только через это становится ясным, что оно имеет истину на своей стороне; теперь же оно на своей стороне имеет только физическую силу. Противоречия правительство не должно бояться, если оно высказывается благоразумно; только воззвание к нарушению законного порядка, только стремление опрокинуть общественные учреждения не должно быть допускаемо. Но для этого у правительства есть закон, карающий виновного. Оно всегда может писателя предать суду и запретить журнал, занимающийся разрушительной пропагандой. Закон должен пресекать зло, а не предупреждать его запрещением самого действия, могущего подать повод к злоупотреблениям. Злоупотребления могут быть всегда и во всем, но из этого не следует, чтобы все надобно было запрещать.
5. Свобода преподавания. Наука должна иметь самостоятельное развитие, и правительство не может налагать на нее своих мнений. Оно должно ограничиться надзором, чтобы кафедры не превратились в центры политической и религиозной пропаганды вместо того, чтобы служить орудием для научного преподавания. Разумеется, при этом должны быть отменены все меры, стесняющие ныне общественное воспитание, которое должно быть основано на либеральных началах, а не на военной дисциплине.
6. Публичность всех правительственных действий, которых обнаружение не может быть вредно для государства, и прежде всего бюджета государственных доходов и расходов. Народ должен знать, что происходит в верховном управлении, общественное дело есть его собственное, и правительство, которое искренно заботится о его пользе, не может бояться гласности своих действий.
7. Публичность и гласность судопроизводства. Для правильности суда, для ускорения хода дел, для уничтожения бесчисленных злоупотреблений, скрывающихся под покровом тьмы, это – мера самая благодетельная. Тяжущийся и подсудимый найдут в ней ограждение от притеснений, судьи – побуждение к правосудию, правительство и народ – познание истинного положения судопроизводства, одной из важнейших отраслей управления. Кроме того, вечное зрелище суда и наказания разовьет в гражданах чувство права и законности, составляющее первое основание всякой разумной общественной жизни, но которое, к несчастью, заглохло у нас совершенно. Каким образом осуществить это преобразование, об этом здесь опять не место говорить.
Вот главные меры, которые должны быть предметом попечения просвещенного правительства и желанием либеральной партии в России. В либерализме, как мы сказали, будущность нашего отечества; он один может пробудить его к новой жизни и дать ему возможность развить все дремлющие в нем силы. Потому каждый искренне любящий свою родину, каждый просвещенный гражданин должен примкнуть к этому знамени. Всеми доступными нам законными средствами, стряхнув с себя губящее нас равнодушие к общему делу, мы должны стремиться к поддержанию великого и благотворного начала свободы. Выскажем его громко, ибо это убеждение внушено нам не пустым и беспокойным стремлением к своеволию, а истинной любовью к отечеству и желанием вывести его из печального состояния, в котором оно находится. Может быть, некоторым придется и пострадать за свою откровенность, но страдать за правое дело не тяжело. Пора нам отвыкнуть от раболепного и унизительного страха перед властью и понять, что благородная твердость убеждений – одна достойна великого народа. Гражданское мужество – такая добродетель, которая у нас почти исчезла, но которая необходима для всякого, желающего совершить что-нибудь полезное. Мы должны действовать сами, не ожидая всего от правительства и не сваливая на него всю вину в наших бедствиях. Мы сами много и много виноваты в нынешнем положении России. Только наша собственная недеятельность, наше бессловесное равнодушие к общественному благу, наша непростительная робость могли допустить правительство до такой степени ослепления. Не видя себе нигде ни преграды, ни увещания, оно вообразило, что идет по настоящему пути, и считало народ совершенно довольным его правлением. Надобно нам наконец возвысить голос и показать, что в нас есть и мысль, и желание добра. Тогда только, когда мы станем смело говорить правду, не опасаясь ни ссылки, ни наказания, когда мы сами подвинемся к деятельности, не дожидаясь правительственного толчка, тогда мы вправе будем сказать, что мы народ, имеющий в себе залог великой будущности. А кто из нас не желает этого для России?
РЕВОЛЮЦИОННЫЙ КАТЕХИЗИС111 (1866)
М. А. Бакунин
<…> 3. Свобода есть абсолютное право всех взрослых мужчин и женщин не искать чьего-либо разрешения на свои деяния, кроме решения своей собственной совести и своего собственного разума, определяться в своих действиях только своей собственной волей и, следовательно, быть ответственными лишь ближайшим образом перед ними, затем перед обществом, к которому они принадлежат, но лишь постольку, поскольку они дают свое свободное согласие принадлежать к таковому.
4. Неправда, что свобода одного гражданина ограничивается свободой всех остальных. Человек действительно свободен лишь в той мере, в какой его свободно признанная свободной совестью всех остальных и как в зеркале в нем отражающаяся и излучающаяся из него свобода находит в свободе других подтверждение и расширение в бесконечность. Человек действительно свободен только среди равным образом свободных людей, и так как он свободен лишь в своем качестве человека, то рабство хотя бы одного-единственного человека на земле является, как нарушение самого принципа человечности, отрицанием свободы всех.
5. Свобода каждого может, таким образом, найти осуществление только при равенстве всех. Осуществление свободы в правовом и фактическом равенстве является справедливостью.
6. Существует только один-единственный догмат, один-единственный закон, одна-единственная моральная основа для людей – свобода. Уважать свободу ближнего есть обязанность; любить его, служить ему есть добродетель. <…>
9. <…> Невозможно установить конкретное, всеобщее и обязательное правило для внутреннего развития и политической организации наций, ибо существование каждой отдельной нации подчинено множеству различных исторических, географических и экономических условий, которые не позволяют установить образец организации, равно подходящий и приемлемый для всех. Такое безусловно лишенное всякой практической полезности предприятие было бы, впрочем, вторжением в богатство и непосредственность жизни, которая любит бесконечное разнообразие, и, что имеет еще большее значение, стало бы в противоречие с самим принципом свободы. <…>
3) Свобода каждого совершеннолетнего индивида, мужчины или женщины, должна быть полной и безусловной; свобода передвижения, свобода громко высказывать всякое свое мнение, быть ленивым или прилежным, неморальным или моральным, одним словом, по своему усмотрению распоряжаться своей личностью и своим имуществом, не отдавая в этом никому отчета; свобода честно жить собственным трудом или позорной эксплуатацией благотворительности или личного доверия, раз последние добровольны и оказываются взрослым лицом. 4) Неограниченная свобода всякого рода пропаганды путем речей, печати, в общественных и частных собраниях, без всякой другой узды, налагаемой на эту свободу, кроме благотворной естественной мощи общественного мнения. Безусловная свобода союзов и соглашений, не исключая тех, которые по своей цели будут неморальны или казаться таковыми, и даже тех, целью которых было бы извращение и разрушение индивидуальной и общественной свободы. 5) Свобода может и должна обороняться только свободой, и опасным противоречием и бессмыслицей является посягать на нее под вводящим в заблуждение своей кажущейся истинностью предлогом защиты ее, ибо мораль не имеет другого источника, другого побуждения, другой причины и другой цели, кроме свободы, а так как она сама не что иное, как свобода, то все налагаемые на свободу в защиту морали ограничения обращаются во вред морали. Психология, статистика и вся история доказывают нам, что индивидуальная и социальная имморальность всегда была следствием дурного общественного и домашнего воспитания и отсутствия или извращения общественного мнения, которое существует, развивается и морализуется только благодаря свободе, и прежде всего была следствием ошибочной организации общества. <…>
ПРОЕКТ ДЕКЛАРАЦИИ ПРАВ112 (1906)
С. Л. Франк
На очереди дня стоит выработка конституционного акта, определяющего начала нового государственного устройства России. Все понимают, что первая полномочная государственная дума113, какой бы характер она ни носила официально, по существу необходимо должна выполнить задачу учредительного собрания, т. е. установить основной закон и определить условия осуществления государственной власти. Вот почему общественное мнение, печать и политические партии должны немедленно же выработать и обсудить проекты основного закона, которые могут быть предложены на рассмотрение собранию народных представителей. В этом отношении многое уже сделано. Мы имеем проект основного закона, выработанный еще прошлой зимой группой «освобожденцев»114 и напечатанный сперва за границей, а потом в России (в журнале «Право» и в приложении к сборнику «Конституционное государство»115). В несколько измененном виде тот же проект в редакции проф. Муромцева был напечатан в «Русских ведомостях»116. Конституционно-демократическая партия в своей программе довольно детально определила юридические принципы, на которых должно быть основано конституционное устройство российского государства. Таким образом, некоторый законодательный материал для выработки основного закона уже налицо. Тем не менее один принципиальный вопрос существенного значения остался еще совсем не затронутым. Это вопрос об общем формальном характере конституционного акта. Должен ли он свестись к простой совокупности положительных юридических норм, регулирующих государственное устройство, или, наряду с этим, в него должно быть внесено торжественное провозглашение общих принципов политического правосознания, лежащих в основе конституционного и демократического строя? Короче, нужна ли нам, наряду с конституционным законом, особая декларация прав?
Вопрос о необходимости декларации прав у нас до сих пор не поднимался; составители проектов основного закона молчаливо отвергли эту идею и ограничились включением в самый текст норм некоторых общих политических принципов. По-видимому, общественное мнение или не видит особой надобности в декларации прав, или же еще не обратило достаточно внимания на самый вопрос. И это нетрудно объяснить: идея декларации прав мало популярна как потому, что для нее нет близких исторических прецедентов (последняя декларация прав содержалась в французской конституции 1848 года), так и потому, что она до известной степени противоречит господствующим взглядам на право и государство и исторически тесно связана с теорией «естественного права», потерявшей популярность в наш «положительный» век.
Согласно господствующему мнению государственная власть, какова бы ни была ее форма, юридически всемогуща, т. е. не допускает никаких ограничений. Всякое право есть продукт государства, зависит от государственной власти и подчинено ей. Так называемое правовое государство отличается в этом отношении от государства полицейского или деспотического только тем, что оно само себя ограничивает рядом постоянных норм, которые оно в своих собственных интересах решается соблюдать. Тем не менее и правовое государство остается неограниченным властелином в сфере права, так как оно во всякое время может отменить или изменить наложенные им на себя правовые ограничения. С этой точки зрения лишено всякого смысла провозглашение каких-либо вечных и неотъемлемых принципов и прав. Все, что не есть закон, юридическая норма, лишено вообще всякой силы, а закон по самому существу дела исходит от государственной власти и потому не может сам ограничивать ее суверенитет. Правда, большинство правовых государств знает различие между конституционным и обычным законом, между учредительной и законодательной функцией государственной власти. Но это различие – с точки зрения неограниченности суверенитета – в сущности говоря, лишено принципиального значения. Текущая законодательная деятельность должна протекать в рамках, установленных конституционным учредительным законом, отмена или изменение которого обставлены особыми условиями и могут осуществляться либо иными органами, либо в иных, более сложных формах, чем обычное движение законодательства. Но в конце концов, если воля суверена ясна и решительна, он может изменить и подчинить себе все право без всяких исключений117. Суверен всемогущ; он не знает над собой ничего неприкосновенного, никаких принципов или норм, которые служили бы непреодолимой преградой для его державной воли. Естественно, что для такого мировоззрения декларация вечных и священных принципов права представляется в лучшем случае какой-то ненужной и бессмысленной рисовкой, детской затеей, основанной на архаических реминисценциях «естественного права» и не выдерживающей серьезной и логической юридической критики.