Минимально используются исторические экскурсы: искусство уходит в такую толщу веков, что очень рискованно установить истоки какого-либо художественного приема. В нашем случае исторический ракурс неэффективен и по другой причине. Интересно исторически рассматривать поступательное движение; наш материал носит слишком частный характер. Приемы построения художественного образа, композиционного строя, жанра и метода имеют свое значение, и все-таки они служебно подчинены в системе критериев художественности, скажем, такому понятию, как талант, и в этом плане «неправильно» построенное произведение может превосходить построенное «правильно».
Однако в свете этого обстоятельства не теряет ли смысл сама идея типологии лирических композиций? Было бы талантливо, остальное – неважно? Но дело в том, что, как правило, талант не противостоит высокой поэтической культуре, но ею обладает. Наша гордость – русская классика – дает и совершенные образцы композиционного изящества. С сожалением можно отметить, что современная поэзия в огромном большинстве пренебрегает композиционной культурой – себе не на пользу.
Анализируемые стихи отобраны по неизбежности субъективно (по принципу «что нравится»); полагаю, это не искажает объективность выводов. Представлены главным образом стихотворения Пушкина, Лермонтова, Тютчева, Фета, Блока, Маяковского, Твардовского, но также стихи и мало известных широкому читателю поэтов, как прошлого, так и современности. С отказом от исторического плана исследования нет надобности придерживаться (по крайней мере строго) хронологического принципа даже при рассмотрении стихов одного композиционного типа. Равным образом пользуемся свободой в обращении к стихам известным и менее (мало) известным – лишь бы удобнее, нагляднее представить рассматриваемое явление.
Итак, выдвигаются две задачи: продемонстрировать возможности композиционного анализа содержания лирических стихотворений и представить типологию ясно выраженных и четко организованных лирических композиций. Композиционный анализ применим и к рассмотрению стихотворений с неоформленной (деликатнее скажем, «свободной») композиционной структурой; отдаем предпочтение принципу высокой композиционной культуры.
Полагаем, что данный подход позволит более осознанно воспринимать «стихию» лирических чувствований и размышлений.
ЛИНЕЙНЫЕ КОМПОЗИЦИИ
Линейный тип композиции – тип последовательно развертывающейся структуры; одна часть следует за другой, каждая обладает известным равноправием.
Можно говорить о гнезде линейных композиций, об их внутреннем разнообразии, в зависимости от того, что скрепляет стержень поэтического содержания. Выделим только универсальный признак – движение. По существу движение – синоним жизни всего сущего, которая вольготно раскинулась в очень, ну очень широко раскинутых берегах. По одну сторону – царство холода, абсолютный нуль. Тут цифра-то в наших градусах совсем небольшая, смешная – и практически недосягаемая. Наверное, потому, что это представляло бы остановку всякого движения, даже на атомном уровне, т. е. смерть самой материи. По другую сторону – баснословная, невообразимая скорость, скорость света, которой тоже нельзя достичь телам материальным, что, наверное, означало бы нейтрализацию сил, прочно скрепляющих составляющие компоненты атома, т. е. опять-таки распад материи.
Человеческий ум научился заглядывать на совершенно фантастические расстояния, измеряемые весьма кругленькой суммой световых лет. Историческая жизнь человечества на таком фоне выглядит очень скромно; хотя познание человека и мира продвинулось весьма, но не познанного не убывает, а только прибавляется.
Поэзию, литературу в целом я воспринимаю как особенный (поэтический) способ познания человека и мира. Диапазон познания здесь не регламентированно широк, он поднимается до откровений – и не гнушается бытовых мелочей, которые видны от начала и до конца.
Диапазон линейных композиций наиболее широк. Не уделяя особого внимания общей структуре типа, рассмотрим изрядное количество его конкретных модификаций.
Центростремительная
Понятия «центробежная» и «центростремительная» сходны в том, что обозначают движение в круге, от центра или к центру; на помощь идет словарное значение, закрепляющее за словами направление движения. Центростремительным принято считать движение от периферии к центру. В лирике центростремительной властью обладает взгляд поэта, набор поэтических деталей собирается в пучок.
Вот стихотворение Афанасия Фета: здесь вслед за обозначением предмета описания подробнее говорится о чувстве поэта; оно и предстает концентрированным.
Когда вослед весенних бурь
Над зацветающей землей
Нежней небесная лазурь
И облаков воздушен рой,
Кáк той порой отрадно мне
Свергать земли томящий прах,
Тонуть в небесной глубине
И погасать в ее огнях!
О, как мне весело следить
За пышным дымом туч сквозных —
И рад я, что не может быть
Ничто вольней и легче их.
Хрестоматийное стихотворение Федора Тютчева имеет название – «Весенняя гроза».
Люблю грозу в начале мая,
Когда весенний, первый гром,
Как бы резвяся и играя,
Грохочет в небе голубом.
Гремят раскаты молодые,
Вот дождик брызнул, пыль летит,
Повисли перлы дождевые,
И солнце нити золотит.
С горы бежит поток проворный,
В лесу не молкнет птичий гам,
И гам лесной и шум нагорный —
Все вторит весело громам.
Ты скажешь: ветреная Геба,
Кормя Зевесова орла
Громокипящий кубок с неба,
Смеясь, на землю пролила.
Уже название свидетельствует, что предмет описания объемный, развернутый и в пространстве, и во времени: какой же тут центр образующий взгляд? Но приглядимся: описание точно соответствует названию. Именно весенней грозе совсем не обязательно заволакивать весь небосвод, достаточно грозовой тучки. Потому-то и возможны одновременно и перлы дождевые, и золотящее их солнце. Еще оксюморон: гром, играя, «грохочет в небе голубом». Молнии в голубом небе не сверкают. Но сопровождающим их громам совсем не обязательно обслуживать только грозовую тучку, звук рвется на волю, вширь – и завлекает за собой другие звуки, активные в этом стихотворении.
Поэту даже мало зрения и слуха, в заключительной строфе он прибегает к умозрению, но все для того, чтобы поддержать азарт настроения.
Центростремительный тип композиции встретится и в стихах, построенных в форме рассуждения. Такого рода стихи лаконичны: формулируется тезис, мотивируется его правомерность.
Алексей Решетов – поэт исхода советской поры, активно работавший в жанре лирической миниатюры, поэт высокой композиционной культуры. Одно из ранних его стихотворений – «Поэты».
Поэты погибают не от пуль,
Поэтов сокрушают не наветы:
Сам по себе мучителен их путь,
Самих себя не берегут поэты.
Расширены глаза, как у детей.
Попробуй жить и растратить крови,
Переживая тысячи смертей
И чьих-то несложившихся любовей!
Да, чистой кровью пишутся стихи,
Да, вечно словотворчество людское
И с красной начинается строки,
И красной завершается строкою.
Решетов начинает стихотворение полемически, отлично понимая, что и по-другому складывались (и будут складываться) судьбы поэтов. Бывает всякое, а выделяется основное. Решетов славит самый тяжелый, самый достойный путь. Увы, именно такой отнюдь не бывает редким.
Временная
Время – одно из важнейших условий человеческого бытия. Во времени развертывается человеческое переживание. Естественно, что и лирическое размышление чрезвычайно часто фиксирует этапы состояний, настроений, духовного развития.
Приведем известное пушкинское послание «К Чаадаеву», призывая обратить внимание на времена глаголов; композиционные части стихотворения сразу же выделим графически.
Любви, надежды, тихой славы
Недолго нежил нас обман,
Исчезли юные забавы,
Как сон, как утренний туман.
Но в нас горит еще желанье,
Под гнетом власти роковой
Нетерпеливою душой
Отчизны внемлем призыванье.
Мы ждем с томленьем упованья
Минуты вольности святой,
Как ждет любовник молодой
Минуты верного свиданья.
Пока свободою горим.
Пока сердца для чести живы,
Мой друг, отчизне посвятим
Души прекрасные порывы!
Товарищ, верь: взойдет она,
Звезда пленительного счастья,
Россия вспрянет ото сна,
И на обломках самовластья
Напишут наши имена!
Движение времени от прошлого к настоящему и к будущему в этом стихотворении удивительно прозрачно. По-видимому, рубежи переходов позволяют воспринимать композицию стихотворения как трехчастную. Впрочем, вариантность восприятия возможна. Известную сложность заключает стык второй и третьей части. В переходном четверостишии еще сохраняется настоящее время в придаточных предложениях («горим», «живы»), да и форма будущего времени далее выступает в побудительном значении («посвятим» и далее «верь»). И все-таки переход тесно слит с итогом, почему и предпочтительнее, не злоупотребляя слишком дробным членением стихотворения на значимые части, ограничиться обособлением основных, воистину этапных в движении поэтической мысли частей.
Что дает внимание к композиционной структуре стихотворения? Что прибавляет к нашему пониманию текста наблюдение, что мысль поэта движется от недавнего прошлого к настоящему, а через него устремляется в будущее?
Эффект такого прочтения уже в том, что мы получаем возможность почувствовать источник органической цельности стихотворения: он в глубокой и задушевной искренности послания, в беспримесном автобиографизме. Не абстрактно-отвлеченный портрет современника (еще говорят иногда – «лирического героя»), но точный духовный автопортрет воспроизводит Пушкин. Стихи помогают понять самосознание поэта: мы видим круг интересов, с которыми поэт порывает, и мечту, на крыльях которой устремляется в будущее.
Высокая степень конкретности, отличающая стихотворение, ко многому обязывает. Если мы воспримем послание к Чаадаеву как очень личные стихи Пушкина, все встает на свои места. Отказ от обмана «любви, надежды, тихой славы» – это расставание Пушкина с кругом забот поэта-
эпикурейца, поклонника «легкой поэзии», мотивам которой заплачена щедрая дань в лицейских (да и в соседних! ) стихах. Стало быть, установление простой, «незначительной» поэтической детали (характера движения поэтической мысли во времени) оказывается не таким уж малозначащим: это побуждает точнее ориентировать смысл стихотворения в контексте духовной эволюции поэта.
А как понять такую поэтическую деталь: «на обломках самовластья»? Тут композиционный анализ не помощник. Что это за обломки? Самодержавия? Нет. В понимании Пушкина это деталь не общественно-политическая, а психологически-политическая. «Самовластье» – это деспотизм, тирания, произвол. Как частность бытует и в политике.
Относительно будущего устройства верховной власти в России не было единодушия среди участников движения декабристов. Наиболее решительными были республиканцы. Но очень многие члены тайных обществ не покушались на статус монархии, но хотели бы ввести ее в рамки конституции.
Воззрения конституционных монархистов разделял Пушкин. Он учился «Свободною душой Закон боготворить» («Деревня»). В оде «Вольность» он к тому же призывал властителей:
Склонитесь первые главой
Под сень надежную Закона,
И станут вечной стражей трона
Народов вольность и покой.
Близкую по типу, но иную по содержанию временную композицию можно наблюдать в пушкинском шедевре «К * * *».
Я помню чудное мгновенье:
Передо мной явилась ты,
Как мимолетное виденье,
Как гений чистой красоты.
В томленьях грусти безнадежной,
В тревогах шумной суеты,
Звучал мне долго голос нежный
И снились милые черты.
Шли годы. Бурь порыв мятежный
Рассеял прежние мечты,
И я забыл твой голос неясный,
Твои небесные черты.
В глуши, во мраке заточенья
Тянулись тихо дни мои
Без божества, без вдохновенья,
Без слез, без жизни, без любви.
Душе настало пробужденье:
И вот опять явилась ты,
Как мимолетное виденье.
Как гений чистой красоты.
И сердце бьется в упоенье,
И для него воскресли вновь
И божество, и вдохновенье,
И жизнь, и слезы, и любовь.
Шесть строф стихотворения, связанных попарно, не менее четко образуют три части, разграниченные и объединенные принципом времени. Но характер движения времени, столь же последовательный, как и в стихах «К Чаадаеву», здесь иной: от относительно давнего прошлого к недавнему (только что завершившемуся) прошлому и к настоящему.