Алекс Бертран Громов
Персия: эра войны и революции. 1900—1925
© Громов А.Б., 2019
© ООО «Издательство «Вече», 2019
© ООО «Издательство «Вече», электронная версия, 2020
Сайт издательства www.veche.ru
Предисловие
Об Иране писали многие отечественные авторы. В их числе востоковед и известный романист Василий Ян, поэты Сергей Есенин, Сергей Городецкий, Велимир Хлебников. В тексте книги бережно и подробно воссоздается историческая обстановка, эпоха революционных потрясений в России и Иране, и в том числе – ее влияние на судьбы литераторов и сюжеты их произведений.
В книге упоминается участие немногим менее века назад России в одной из выставок, проходившей в Тегеране. А один из советских послов в этой стране был собеседником Ленина и Герберта Уэллса во время их знаменитой встречи в Кремле.
Эта книга – не только об истории Ирана и непростых отношениях его с другими странами, но и о том, как менялись отношения между нашими странами. От договоров, превращающих Иран в полуколонию, до равноправных соглашения и сотрудничества, экономического и культурного, которое мы в настоящее время продолжаем и успешно развиваем, участвуя в книжных выставках.
Сергей Кайкин,
руководитель Генеральной дирекции
международных книжных выставок и ярмарок
Введение
Как и весь Восток, Персия в первой четверти XX столетия претерпела различные изменения. Это было связано с тем, что стала другой окружающая обстановка, исчезла одна из ранее значимых сил – восточные устремления Германии – и произошли преобразования в Турции, переставшей быть региональной империей. Но изменилась обстановка и в самой Персии, шагнувшей из XIX века в современность, выразившуюся в создании промышленных предприятий, железной дороги, аэродромах и радио, обновленных городах и будущего Тегеранского университета с девизом «не оставляй учения ни на минуту».
В это время Персия стала одним из перекрестков движения Запада на Восток, на котором шла борьба за ресурсы и решались судьбы планеты, и нефть, ставшую новым золотом нового времени.
Это судьбы племен и народов, которые пытались выжить в этом изменяющемся мире и сохранить верность традициям в эпоху перемен.
Арти Д. Александер,
исследователь, этнограф
Часть I
Персия на пороге ХХ века
XIX век стремительно менял жизнь людей во всем мире. Путешествия, успех которых ранее зависел от направления ветров и течений или силы вьючных животных, стали совершаться с помощью паровых двигателей. И в Персии овеянные древностью традиции сталкивались с натиском эпохи, опиравшейся на достижения технического прогресса.
Первые годы нового столетия
В начале XX века Персию ждали перемены, революционные события и продолжение противоборства на ее территории Британской и Российской империй. Насколько важное стратегическое положение занимала персидская держава? Об этом можно узнать из записок русского генерала Куропаткина и английского государственного деятеля лорда Керзона.
Развитие совместных коммерческих проектов представителей России на персидской территории выражало интересы Российской империи. Ослабление шахской власти и персидской экономики неизбежно привело к увеличению в Персии роли иностранного капитала, увеличению числа иностранных специалистов и управляющих кадров, а также развитию и некоторых европейских культурных традиций.
Повлияли и русские традиции, и даже предметы, оказавшиеся востребованными и на персидской земле. Русские мастера и умельцы, оказавшиеся в Персии, пришлись ко двору не только самому шаху и местной элите. Достаточно вспомнить фотографов и военных, врачей и инженеров, предпринимателей, архитекторов, строителей.
Свою роль в Персии сыграли и революционеры из Российской империи, среди которых были выходцы с Кавказа.
Главой государства в Персии был шах – абсолютный монарх. От его имени действовал премьер-министр (садразам, атабек), который подчинялся шаху. Среди министров были каджарские принцы, родственники шаха, люди, близкие к шахскому двору, получившие должности благодаря своему привилегированному положению, связам или крупным взяткам.
Губернаторы провинций получали взятки и занимались поборами с населения, не обращая внимания на его жалобы (в том числе – в Тегеран). Тем более что некоторые из губернаторов (Исфахана и Фарса, вожди кашкайских, бахтиарских и курдских племен) располагали союзниками и даже вооруженными формированиями, и поэтому с ними тегеранское правительство старалось без особой надобности не вступать в конфликты, опасаясь мятежей.
В 1904 году в Персии был голод, от него в столице и провинциях умирали люди. А шах, не обращая на это внимания, снова собирался в поездку по Европе и заявил, что те, кто смеет укорять его, – это его враги, которые будут опозорены. Шах сказал: «Я одолжу у русских и поеду за границу!»
У многих персов вызывали негодование постоянные займы (и большие получившиеся долги) шаха у иностранных держав, продажа концессий иностранцам, низкая эффективность государственного аппарата, его казнокрадство и взяточничество, судебный и полицейский произвол, отсутствие надежд на светлое будущее.
«В нашей постоянной борьбе против роста русского влияния в Турции, Китае и Персии мы в последнее время не признавали изменившиеся условия, в которых происходит это соперничество. Когда Россия аннексирует территорию, она ухитряется так искусно и решительно ее ассимилировать, что та за короткое время становится надежной ступенькой для новых шагов. Главная база наших операций – море. Мы остаемся на месте – Россия уверенно движется вперед. Наше влияние сохраняется – русское растет».
Меморандум лорда Гамильтона,
министра по делам Индии,
1900 год
Кавалер и орденоносец
Мозафереддин-шах в 1902 году был удостоен ряда наград Российской империи и стал кавалером ордена Святого апостола Андрея Первозванного, кавалером ордена Святого Александра Невского, кавалером ордена Белого орла, кавалером ордена Святого Станислава I степени, кавалером ордена Святой Анны I степени с бриллиантами.
В этом же году персидский шах стал кавалером прусского ордена Черного орла, кавалером испанского ордена Золотого руна.
И следующий год для Мозафереддин-шаха был урожайным на иностранные ордена – он стал кавалером британского ордена Подвязки, кавалером итальянского ордена Святого Благовещения, владыка Персии был удостоен итальянского Большого креста ордена Святых Маврикия и Лазаря, французского Большого креста ордена Почетного легиона, бельгийского Большого креста ордена Леопольда I, а Австро-Венгерская империя наградила его Большим крестом ордена Святого Стефана.
«В 1903 г. правительство Ирана официально объявило, что подати, поступившие в государственную казну с населения, составили 9 млн туманов (или 15 млн рублей), что означало, при населении в 10 млн человек, 9 кранов или полтора рубля на душу населения. Но в действительности, как сообщал русский дипломатический советник Власов, в сборе податей царил полный произвол: “Они составляют от 13 до 20 млн туманов, т. е. вдвое больше нормы”. Получаемые подати бесследно исчезают в карманах двора, шахских министров, правителей областей, в то время как большинство из вышеперечисленных лиц платили налоги по самой низшей шкале и фактически были избавлены от податей.
Из 9 млн туманов, официально поступивших в казну, 1,5 млн туманов расходовались на пенсии (“самые необоснованные в мире”), 3 млн туманов казна отдавала армии, значительную сумму государство жертвовало “святым” местам и гробницам. На нужды государства и населения оставалось менее половины получаемых доходов. Поэтому единственным постоянным доходом государства служили доходы с таможен, хотя эта мера вызывала серьезное недовольство иранских купцов и торговцев. Приводя указанные данные, Власов писал: “Вопиющее злоупотребление права сильного над слабым, ничтожное обложение налогами богатых, тяжелые поборы, постоянные штрафы, взыскание налогов ранее срока уплаты, наложение процентов на недоимки и на взносы” приводили к волнениям, которые, как считал русский посланник, “могут принять более интенсивный и опасный характер для государства и заставят правительство мобилизовать часть своей армии, для чего потребуются уже не ассигнации, а наличные деньги”».
Дорошенко Е.А. Шиитское духовенство
в двух революциях: 1905–1911
и 1978–1979 гг. М.:
Институт востоковедения РАН, 1998
Как менялся Тегеран
Во времена правления Каджаров Тегеран стал образцом нового иранского города, начали формироваться новые городские понятия – улица, площадь, городская среда, парк и официальные городские учреждения. Увеличилось количество иностранцев, которые стали возводить на территориях своих дипломатических миссий высокие здания и разбивать большие сады.
Начиная с 1899 года, когда был принят указ о создании мэрии (баладие), государство начало создавать организационные единицы городского управления. Изнанкой быстрого развития крупных иранских городов (в первую очередь столицы) стал кризис коллективной памяти, поскольку в результате внутренней эмиграции в эти города переехали группы людей из разных иранских провинций. Как подчеркивает Ниматулла Фазели в книге «Современная иранская культура», «неоднородность этих групп и отсутствие конкретных культурных программ не позволили появиться городскому коллективному чувству или коллективной памяти. Коллективная память и конкретная городская идентичность жителей разных регионов, которые в период Насер ад-Шаха и даже до него в пределах конкретных районов знали друг друга, были стерты». При этом шахское правительство не смогло предложить новую культурную политику вместо утраченной местной идентичности, и поэтому в столице не была полностью сформирована местная городская культура.
В конце XIX века, как отмечает иранский историк Ярванд Абрахамиан, в городах жило менее одной пятой части всего населения страны. Городское население Персии обитало в 36 городах, причем большинство жили в Тегеране (200 тысяч человек) и Тебризе (110 тысяч человек). В других крупных городах – Исфахане, Йезде, Казвине, Куме и Ширазе – численность жителей насчитывала от 20 до 80 тысяч человек. В городах Ардебиль, Кашан и Амоль проживали примерно по двадцать тысяч человек.
При этом система городского управления долгое время сохраняла традиционные черты – вали и хакимы управляли провинциями, а персидские города подразделялись на махалля (районы), каждая из которых имела своего кадхода. «Кадхода был посредником между жителями махалля и городским судьей… Он также заведовал кофейнями, зурханами (залами для занятий традиционным спортом) и общественными банями».
Один из самых первых преобразователей облика персидских городов в XIX веке был визирь Амир Кабир (посещавший Санкт-Петербург), начавший реконструкцию шахских дворцов, затем – дорог и задумавший организовать и большую артиллерийскую площадку. По приказу владыки-реформатора Насреддин-шаха (неоднократно путешествовавшего по Европе и восхищавшегося Парижем, его бульварами и площадями) с 1877 по 1891 год прошла модернизация столицы, поэтому, по мнению многих иранских историков, именно Париж и стал образцом для преобразований персидской столицы.
По мере увеличения числа жителей Тегерана они перестали вмещаться на территории, огражденной городской стеной, построенной еще во времена шаха Тахмаспа (1514–1576), и почти одновременно с проведением первой переписи населения страны 1867 года началось разрушение старой стены, опоясывавшей Тегеран, и строительство новой. Но к этим традиционным постройкам добавились и приметы новизны – здесь появилось здания телеграфа, мэрии, новая больница и другие постройки, обусловленные нуждами большого города и столицы государства.
Разумеется, процесс перемен не был гладким, он порождал и драмы, и комические ситуации. Так, иранский писатель Мохаммад-Казем Мазинани в романе «Последний из Саларов» с юмором описывает начало модернизации городской жизни и его неизбежные издержки: «Ровно на десять утра был назначен пуск водопровода: было объявлено, что вода пойдет из гидранта на главной площади города. Народу собралось – не протолкнуться, и все городские власти присутствовали…
Древний провинциальный городок, подобно старому змеиному королю после последней случки, находился в процессе сбрасывания кожи. Голову он положил возле недавно разбитых бульваров, а хвостом обвился вокруг минарета исторической мечети и непрерывно извивался, чтобы старая кожа слезла с него, как футляр. Куски этой прежней шкуры еще видны были в нижней части города.
Бульдозеры вскрывали старую городскую ткань, чтобы заложить основания нового: парков и школ, контор и домов геометрических форм – квадратных и прямоугольных. А каких только тайн не выходило на поверхность при сносе старого… В полночь люди слышали стоны и хныканье нечистой силы из разрушенных старых бань и крытых водохранилищ. Древние крепостные стены тряслись от безжалостного натиска бульдозерных ножей и с трудом удерживали сами себя от обвала. На месте улиц неожиданно появлялись сады. Переулки и улицы, как поднявшееся тесто, раскатывались под колесами автомобилей и делались все длиннее и длиннее. С каждым днем росло количество автомастерских и автослесарей; свои промасленные руки они вытирали о рваные женские платки и мужские шаровары, о сюртуки из цветной бязи и об армяки старого покроя…
Губернатор провинции закончил речь под аплодисменты публики. Мэр города с его круглым животиком, на котором галстук лежал, словно змея, греющаяся на солнышке, шагнул вперед. Девушки в традиционных нарядах возле крана гидранта держали поднос с большими ножницами. Мэр взял ножницы и шагнул к гидранту. Площадь ждала в пыльном молчании. Мэр перерезал ленточку, и стальной кран открыли, и со свистом и бульканьем под напором пошла вода. Эта вода шла из глубокого колодца и, в отличие от воды в старых городских арыках, была заключена в темницу чугунных труб, из которых теперь вырывалась и с ворчанием падала в бетонное русло, и текла уже по нему дальше…»
Появление персидское кино
Появление нового вида искусства – кинематографа – тоже не обошло стороной Персию. А первыми иранскими кинофильмами были несколько документальных короткометражных лент, которые снял придворный фотограф. Летом 1900 года шах Мозафереддин, путешествуя по Европе, лично ознакомился с новым видом искусства – кинематографом. И тут же приказал своему лейб-фотографу Мирзе Ибрахиму Аккас-баши приобрести кинокамеру. Что тот немедленно и исполнил. Надо отметить, что кинокамеры в то время были в новинку даже в Европе – это устройство лишь пять лет как изобрели. Фотограф шаха запечатлел тогда на кинопленку цветочный праздник в бельгийском городе Остенде. Принято считать, что и был самый первый случай, когда иранец снял кинофильм. После возвращения он снял фильм, посвященный церемониям дня скорби Ашура.
В числе первых иранских документальных лент была и та, где засняты львы в шахском зверинце. Десять лет спустя в Тегеране уже начали появляться кинотеатры. В них демонстрировались картины, многие из которых были сняты в России. Как и во всем мире, сеансы немого кино сопровождались живой музыкой – игрой на фортепиано или скрипке. Титров на фарси пока еще не было, речи киногероев озвучивали переводчики. Поначалу в «кинематографы» допускали только мужчин, но потом стали проводить отдельные сеансы для женщин, а то и открывать специальные женские кинотеатры. Однако все эти варианты оказались не слишком выгодными, поэтому все пришло к тому, что зал делили на женскую и мужскую половины, а билетеры следили за соблюдением приличий.
Постепенно начало развиваться и собственное производство художественных фильмов. В 1933 году на экраны вышел фильм «Лурская девушка» (Dokhtar-e Lor), то есть героиня была из народности луры. Но главное – это был первый иранский звуковой фильм. «Лурская девушка» произвела фурор, ее успех долго не удавалось повторить ни одному иранскому фильму. Автором сценария был Абдальхоссейн Сепанта, который смог заинтересовать своей идеей продюсера и режиссера иранского происхождения, уроженца Пуны – Ардешира Ирани. Сам Сепанта сыграл главную мужскую роль. В остальных ролях тоже снялись иранские актеры.