Итак, мы вправе уже сделать вполне логичный и определенный вывод: изображение рогатого существа с козлиными ногами, напоминающего древнегреческого бога Пана (получеловека и полукозла), воспроизведенное Элифасом Леви в XV аркане своей колоды карт «Таро», относящейся к Дьяволу, никак не является бафометическим рисунком. Эта роковая ошибка французского оккультиста затем сослужила недобрую службу многим мистикам, эзотерикам и конспирологам. В действительности, у Леви изображен демиург тамплиеров, а в иоаннитско-мандейской традиции скованный Абатуром Птахиль или Петахиэль: его рогатыми изваяниями рыцари украшали фасады своих церквей и других культовых помещений; тогда как Бафомет – это одно, двух или трехглавая фигура, выполнявшая магические функции во время тамплиерского церемониала. Здесь мы предлагаем свою версию трактовки бафометических фигур, вероятно встречавшихся у тамплиеров в период расцвета ордена. Одноглавый бородатый Бафомет явно символизировал Иоанна Крестителя как вдохновителя иоаннитско-мандейской доктрины и главного святого покровителя Ордена Храма. Двуглавый Бафомет (божественные близнецы – брат и сестра, солнце и луна, сера и ртуть алхимиков), практически повторяющий изваяния двуликого Януса, обозначал эманацию божественного андрогина Мете или Адама Кадмона, а одинаково дуализм гностического учения тамплиеров, воспринятого у мандеев. Трехглавая фигура, сохранившаяся на изображении в ключе свода XVI века крепости Томар в Португалии, принадлежавшей наследникам тамплиеров рыцарям Ордена Христа, могла символически обозначать как христианскую Святую Троицу в ее ортодоксальном понимании, так и иоаннитско-мандейскую триаду эманаций, о которой мы говорили несколько выше. И все же, нам представляется наиболее вероятным, что основными «идолами» исторических тамплиеров были либо двуглавая фигура, напоминающая древнеримского бога Януса, либо фигура гностического андрогина Мете, изображенная на шкатулке из Эссаруа (говоря о синтетичности образа Бафомета, Фулканелли имел в виду только последнее изображение): обе эти фигуры содержат в себе единый смысл, о чем мы сообщали, воплощенный посредством двух внешне отличающихся друг от друга форм. Бафомета древневавилонского происхождения в виде двуликого Януса, хранящегося ныне в Багдаде, обнаружил перед Первой Мировой войной немецкий ориенталист, занимавшийся первоначальной ирано-арийской религией, Эдмунд Мейер. Фигура символизировала бога Илу и богиню Иштар, почитаемых в древности в Месопотамии. Тогда же возникла и новая этимологическая версия толкования имени «идола», говорящая о том, что Бафомет есть искаженное шумерское словосочетание Баб-Комет (Bab-Komet) или Врата Света. Мандейская община на вавилонской территории и в Месене стала формироваться с середины I века из иудейско-самарийских эмигрантов, исповедовавших иоаннизм. К моменту создания Ордена тамплиеров в 1118 году мандеи пребывали на земле Вавилона уже более тысячелетия и, безусловно, вобрали в свою доктрину определенные элементы местных месопотамских культов, что относится и к составляющей их предметной атрибутике. Так в руках мандейского епископата могли оказаться и символические изображения, в том числе бафометические фигуры, очень подходящие для мандейства, в основание религиозности которого входил гностический дуализм. Следовательно, никак нельзя исключить возможности, что иоаннитский патриарх Феоклет тайно передал одну из этих фигур Гуго де Пайену, первому великому магистру Ордена бедных рыцарей Христа и Храма Соломона: достаточно известно о пристрастии последующих тамплиеров к библейской археологии и артефактам подобного рода. Это предположение еще раз обращает наше внимание на обоснованность мнений о зараженности формально католического ордена гностическим дуализмом с первых дней его существования в Святой Земле. Другой более внятной гипотезы о попадании древнего «идола» в среду простодушных западных рыцарей, оказавшихся на небезопасном прежде всего в духовном и интеллектуальном смысле Ближнем Востоке, в многотомной тамплиерике пока не существует.
Одинаково наивно думать о разработке и изобретении фигуры самими тамплиерами, пусть даже это резюмировал великий алхимик Фулканелли, но он бы согласился и с другим: выдающаяся эзотерическая и, если хотите, конспирологическая традиция, подобная той, которую заключал в себе исторический Орден Храма, никак не может образоваться ex nihilo и на пустом месте. Несомненно, такая традиция, будучи некогда эманированной из определенного силового центра, должна передаваться по цепочке: от посвященных к посвященным.
Возвращаясь к веревочным «поясам Иоанна» тамплиеров и их связи с культовым «идолом» или ретранслятором, добавим, что они затем осуществляли энергетическую связь между мистическим эгрегором ордена и посвященными, образуя собой некое подобие звеньев магической цепи и делая храмовников на уровне коллективного бессознательного сопричастниками всех последующих ритуалов и крещений мудростью (с безусловной аллюзией на Йардну), совершаемых в ордене. Абсолютно аналогичную роль играют такие же веревочные пояса кушти («пояс истины») у зороастрийцев и иранских мандеев и химьяна в обрядах и посвятительной практике мандеев Ирака; ту же самую роль, вероятно, играли пояса и у предшественников «христиан Святого Иоанна» иудейских мистиков: назореев и ессеев. Неслучайно мандейское выражение «пребывать в Куште» означает придерживаться истинного духовного пути. Кроме того, мандейское наименование истины «Кушта» является еще и синонимом Иоанна Крестителя, что еще раз подтверждает полное тождество между поясом кушти восточных мандеев и «поясом Святого Иоанна» тамплиеров.
Согласимся, что без всего этого содержащегося в тайной иоаннитской доктрине ордена троекратное тамплиерское отречение от Иисуса Христа как от лжепророка было бы простой бессмыслицей с культовой точки зрения. Указание же на то, что этот кощунственный обряд якобы ввел по своей прихоти некий великий магистр ордена, побывавший в плену у мавров, элементарно не выдерживает малейшей критики и служит лишь оправдательной уловкой, предназначавшейся для простодушных храмовников. В период Средневековья, когда жизнь всякого человека пронизывалась верой и спиритуализмом, на использование подобных ритуалов требовалось религиозное основание, и оно упиралось в тайно исповедуемый Орденом бедных рыцарей Христа и Храма Соломона гностический иоаннизм с манихейско-катарской примесью. Так раскрываются страшные тайны, способные пролить свет на трагическую историю рыцарей-тамплиеров, сделавшихся однажды марионетками в руках лидеров небольшой восточной секты, претендовавшей на мировое господство и всей своей коллективной душой возненавидевшей христианство и его божественного основателя. Но Бог поругаем не бывает, и злоба на Сына Божия всегда посрамляется. Пути Высшей Истины неведомы людям, и безусловно, Провидение сохранило мандейский этноконфессиональный реликт с определенной целью, когда другие более многочисленные и сильные духовные движения и ереси уже отошли в полное небытие. Очевидно мандейство существует в свидетельство Иоанну Крестителю, в Иродовой темнице усомнившемуся в мессианстве Иисуса Христа (нам видится, что Йоханан Хаматвиль как еврей и последний пророк ветхозаветного иудаизма не смог вместить воплощенного Богосыновства своего крестного сына Иешуа Назорея Царя Израиля). Как известно, сомнение порождает отрицание, и вся последующая история «христиан Святого Иоанна» – это фанатичное и доходящее до безумия отрицание истинности Спасителя эллинов и иудеев. В тени Иоаннова сомнения затем возрастал и укреплялся Орден тамплиеров, но в один миг Божественный Промысел поставил жирную точку на его развитии и легальном существовании, загнав остатки этой могущественной рыцарской корпорации в оккультное подполье, в котором они по сути и растворились.
Впрочем, следующий аутентичный мандейский текст сам свидетельствует о крайне негативном отношении к Иисусу Христу и его сотериологической миссии со стороны адептов изначального гностического иоаннизма.
Иахиа и крещение Иешу
«Кто говорил с Иешу? Кто говорил с Мессией Иешу, сыном Мириам? Кто говорил с Иешу, когда он ушел на берега Иордана и сказал Иахие:
«Иахия, крести меня крещением, произнеся имя, которое должно быть произнесено. Я стану твоим учеником и вспомню об этом в своих писаниях. Если я не удостоюсь быть твоим учеником, то удали мое имя из своего списка».
Свыше Иахия отвечал Мессии Иешу в Иерусалиме:
«Ты обманывал иудеев и вводил в заблуждение священников. Ты останавливал семяизвержение у мужчин и зачатие с беременностью у женщин. Ты упразднил Субботу, прежде установленную Моисеем. Ты обманул с рогами (имеется в виду шофар – прим. пер.) и обесчестил ее, распространив ее (Субботу) звуком шофара и на чужеземцев».
Свыше Мессия Иешу отвечал Иахие в Иерусалиме:
«Если я обманывал иудеев, то пусть меня пожрет огонь. Если я вводил в заблуждение священников, то умереть мне двойной смертью. Если я останавливал семяизвержение у мужчин, то не достичь мне края Моря. Если я останавливал беременность и роды у женщин, тогда пусть меня в этом обвиняет судья. Если я упразднил Субботу, то пусть уничтожит меня пламя преисподней. Если я лгал иудеям, то валяться мне на терниях и колючках. Если я распространил, обесчестив, Субботу на чужеземцев звуком своей трубы, то пусть мой взор не осветится Абатуром. Итак, крести меня и после произнеси имя, которое ты должен произнести. Я стану твоим учеником и вспомню об этом в своих писаниях. Если я не удостоюсь быть твоим учеником, то удали мое имя из своего списка».
Потом Иахиа говорит Мессии Иешу в Иерусалиме:
«Заикающийся не годится в ученики, разбитый параличом не напишет никакого письма. Разрушенный дом не поднимется ввысь, и вдова не станет девицей. Зловонная вода не станет сладкой, и камень не размякнет от елея».
Свыше Мессия Иешу дал ответ Иахие в Иерусалиме:
«Заика станет учеником, разбитый параличом человек напишет письмо. Разрушенный дом поднимется ввысь, и вдова станет девицей, и камень размякнет от елея».
На что Иахиа сказал Мессии Иешу в Иерусалиме:
«Если можешь, дай мне доказательства того, и тогда ты – истинный исполненный мудрости Мессия».
Свыше Мессия Иешу ответил Иахие в Иерусалиме:
«Заика, который становится учеником, это растущий и становящийся большим ребенок. На жалование и милостыню он возрастает, он возрастает на жалование и милостыню, поднимаясь, пока не увидит мир света».
«Слепой человек, пишущий письмо: это ставший добродетельным разбойник. Он оставил уничтожение и грабеж и постиг в вере жизнь Всемогущего».
«Опустошенный дом, который подымается ввысь, это высокопоставленный человек, сделавшийся смиренным. Он отказался от своего дворца и высокомерия и построил дом на берегу моря. Внутрь дома, возведенного им на морском побережье, он раскрыл двое дверей: так он мог пригласить того, кто в беде: он открывал ему дверь и заставлял его войти. Если гость хочет есть, он накрывает для него стол в истине. Если гость жаждет, он ставит перед ним чаши с вином (в истине). Если гость пожелает отдохнуть, он готовит для него постель в истине. Если гость желает уйти, он выводит его вперед на путь истины и веры, по которому тот поднимается, чтобы увидеть мир света».
«Женщина, становящаяся девицей, та, что в юности уже потеряла мужа. Она носила втайне свой стыд, ожидая пока не вырастут ее дети. Если она опять выйдет замуж, то ее лицо не будет бледнеть в присутствии ее мужа».
«Зловонная вода, которая становится сладкой, это распутная девица, вновь обретшая свою честь: она поднялась в село и спустилась из села, не закрывая платком свое лицо».
«Камень, который размягчается от елея, это еретик, спустившийся с горы. Он оставил магию и колдовство, исповедавшись Всемогущему. Он повстречал нищего и вдову и до краев наполнил их карманы».
«Итак, крести меня, о Иахиа, крещением и произнеси имя, которое должно быть произнесено! Если в итоге я стану твоим учеником, то вспомню о тебе в своих писаниях. Если я не удостоюсь быть твоим учеником, то удали мое имя из своего списка. Ты будешь освобожден от ответственности за свои грехи, а я буду освобожден от ответственности за свои».
Когда Мессия Иешу сказал это, пришло письмо из Палаты Абату-ра:
«Иахиа, крести этого обманщика в Иордане. Проведи его в Иордан и крести его. Затем выведи его наверх на берег и оставь его».
После чего Руха (Святой Дух, который для мандеев является женской и злой ипостасью – прим. пер.) приняла вид голубя и бросила крест в Иордан. И этот брошенный ею крест заставил переливаться воду разными красками».
«О Иордан, – сказала Руха, – освяти меня и вместе со мною освети семерых моих сыновей» (семь злых планетарных гениев или Архонтов – прим. пер.)
«Иордан, в котором был крещен Мессия Паулис (Святой Апостол Павел), я превращаю в купель. Хлеб, который берет Мессия Паулис, я обратила в таинство. Вино, которое берет Мессия Паулис, я обратила в обедню. Плат, который берет Мессия Паулис я обращаю в священство. Служителей, которых берет Мессия Паулис, я превращаю в навоз».
«Дайте мне предупредить вас, мои братья, дай мне предупредить тебя, мой возлюбленный! Дайте мне предупредить вас, мои братья, по поводу… креста. Они его помещают на стены; он устанавливается тогда там, и они простираются перед ним. Дайте мне предупредить вас, мои братья, по поводу бога, которого изготовил плотник. Если плотник смастерил бога, то кто же тогда произвел плотника?»
Этот довольно наивный и переработанный в гностическом духе III века рассказ вряд ли содержит достоверные факты полемики Иисуса Христа с Иоанном Крестителем. Известно, что последний был близок к ессеям, в частности к Кумранской общине. К тому же, обряд крещения Иоанна, приводимый Иосифом Флавием, полностью совпадает с обрядом, описанным в ессейских рукописях Иудейской пустыни. Однако ессейство как таковое основывалось на посвятительных практиках и малом круге избранных. Иоанну Крестителю был неприемлем такой подход, которым, как он считал, ессеи раскалывают иудейский народ. Иоанн предлагал крещение каждому желавшему очиститься еврею и делил людей только на праведников и грешников, с чем не могло согласиться ессейство, постепенно превращавшееся в закрытую гностическую корпорацию23. Тем не менее, полемика между Иешу Мешихой и Иахией, сообщенная мандейским источником, раскрывает одну характерную подробность: в ней видно, что Иахиа для мандеев свой, тогда как Иешу Мешиха – чужой. Это наводит на мысль о наиболее вероятной принадлежности Иоанна Крестителя к Кумранской ессейской общине и абсолютной независимости от нее Иисуса Христа. Надеемся, скоро будут устранены лакуны, не позволяющие пока провести прямую жирную линию преемственности мандейства от ессеев и гностиков Иудейской пустыни I века до н. э. – I века н. э. Хотя мандеи или христиане Святого Иоанна – это единственный сохранившийся гностический реликт на иудео-христианском древе, очень отличающийся как от иудаизма, так и от христианства, каким бы разнообразием проявлений не обладали обе религии. Уникальность мандеизма еще и в том, что его доктрина носит резко антихристианский и анти-иудейский характер, несмотря на свое происхождение от иудейских гетеродоксальных гностических сект, в среде которых сохранялись архаические традиции еврейства, уже забытые ортодоксальным иудаизмом. Мандейская религия, являясь гностической по своей сути, не занималась прозелитизмом и потому число иоаннитов-мандеев и ныне очень незначительно: 60–70 тыс. человек обоего пола, пускай мандейством и освящается полигамия. Правда, в отношении прозелитизма все же есть одно выдающееся исключение: это тайно инспирированное мандеями создание в 1118 году в Иерусалиме Ордена бедных рыцарей Христа и Храма Соломона и насаждение в нем иоаннитских посвятительных ритуалов, со временем удалившихся от своего аутентического источника и выродившихся. Из свидетельских показаний рыцарей явствует, что их смысл во времена Якова де Моле уже с трудом воспринимался, но догматика оставалась нерушимой. Во всех подобных случаях тайного прозелитизма посвятительным сообществам удается уйти от ответственности. И все же истина рано или поздно торжествует: ее иногда обретают сами адепты тайной организации, как было в случае с Бернаром-Раймоном Фабре-Палапра (1773–1838), первым великим магистром учрежденного в 1804 году Верховного военного ордена Иерусалимского Храма, обнаружившим и опубликовавшим псевдо-апокриф «Левитикон» о гностическом иоаннитском происхождении тамплиеров. Как тут еще раз не упомянуть и великого ориенталиста барона фон Гаммера-Пургшталя, деликатно связавшего в своих аллюзиях европейских тамплиеров с восточными храмовниками, представлявшими собой ветвь сабиев-мандеев. Однако в ту пору не было еще достаточных сведений о христианах Святого Иоанна, почему исследователи и не могли сделать более определенные выводы.