Пробуем разные подходы
Человеческий ум и его многообразные возможности настолько сложны, а их развитие и поддержание обходятся так дорого, что они просто обязаны быть плодами направленного отбора, поддерживающего некую важную биологическую функцию. Сейчас совершенно ясно, что крайне затруднительно приписать человеческому креативному интеллекту какую-то биологическую функцию, которая подтверждалась бы научными данными. Наш ум представляет собой набор потрясающе сложных адаптаций, но мы до сих пор не знаем, какой биологический смысл несет большинство из них.
Главный принцип эволюционной биологии звучит так: чтобы понять смысл адаптации, нужно установить ее основную функцию. Анализ адаптаций – это нечто большее, чем просто сбор разрозненных свидетельств. Согласно теории эволюции, адаптации могут развиться для выполнения всего двух фундаментальных типов функций: они могут способствовать выживанию (такие адаптации появляются в ходе естественного отбора) или же могут давать репродуктивные преимущества (такие адаптации – результат полового отбора). В общих чертах это так.
Если есть два подхода, один из которых не работает, почему бы не применить второй? Больше столетия наука пыталась объяснить эволюцию разума естественным отбором и искала, чем же разум может быть полезен для выживания. Так удалось объяснить многие человеческие черты – например, пищевые предпочтения и боязнь змей, – но только не способность к изобразительному искусству, мораль и умение вести остроумную беседу. Возникает закономерный вопрос: а могли ли все эти черты возникнуть в ходе полового отбора, то есть не дают ли они каких-нибудь репродуктивных преимуществ? У вас может сложиться впечатление, что половой отбор – этакое универсальное объяснение “на крайний случай”. Это подозрение неоправданно, поскольку половой отбор как движущую силу эволюции несложно распознать по присущим ему специфическим признакам. Как мы увидим, половой отбор работает необычайно быстро, эффективно, разумно и непредсказуемо. Поэтому, если мы видим адаптацию, которая хорошо развита лишь у одного из нескольких близкородственных видов, живущих в сходной среде, высока вероятность, что эта адаптация появилась в ходе полового отбора.
Что делает половой отбор таким особенным?
В 1930-е годы биологи пересмотрели понятие естественного отбора: они включили в него и половой отбор, дабы не преувеличивать значимость последнего. Вслед за ними современные учебники биологии утверждают, что естественный отбор включает все процессы, в результате которых одни гены начинают преобладать над другими по причине их большей пользы для выживания или размножения. Если один биолог говорит “эволюция путем естественного отбора”, другие биологи слышат “эволюция путем отбора признаков, полезных для выживания или размножения”. Но небиологи, включая ученых из других научных областей, до сих пор слышат “выживание наиболее приспособленных”. Даже многие эволюционные психологи, которые, казалось бы, должны хорошо разбираться в предмете, спрашивают, какие преимущества для выживания может давать то или иное из обсуждаемых нами свойств. Из-за этого возникает невероятно много путаницы, и по этой же причине при обсуждении эволюции человека половой отбор продолжают игнорировать.
В этой книге я буду использовать термины “естественный отбор” и “половой отбор” так же, как это делал Дарвин: естественный отбор идет за счет борьбы за выживание, а половой отбор – за счет репродуктивной конкуренции. Я отлично знаю, что сейчас профессиональные биологи применяют эти термины иначе, но мне кажется, здесь важнее дать читателям – особенно небиологам – представление о том, что отбор по жизнеспособности и отбор по способности привлекать половых партнеров – это два самостоятельных процесса, которые способствуют развитию разных категорий биологических признаков. Термины должны быть слугами, а не хозяевами теорий. Рассматривая по примеру Дарвина естественный и половой отборы как отдельные процессы, нам будет удобнее обсуждать их различия.
Одно из различий заключается в том, что половой отбор посредством выбора партнера может действовать гораздо разумнее, чем отбор естественный. Причем в буквальном смысле. Естественный отбор – результат требований, которые предъявляет к животным их среда обитания и экологическая ниша. Среда обитания – это те факторы, на которые обычно обращают внимание фермеры: солнечный свет, ветер, тепло, дождь, качество почвы. Экологическая ниша – это хищники, угрожающие животному, его кормовая база, паразиты, возбудители болезней и конкуренты из числа особей того же вида. Естественный отбор – это побочный продукт влияния перечисленных факторов на шансы организма выжить. Среда обитания – неодушевленная, ей нет дела до тех, на кого она влияет. Конкуренты же заботятся лишь о собственном выживании. Никого из агентов такого отбора (“селекционеров”) не волнует, насколько последовательное, направленное, эффективное и креативное селективное давление они создают. В итоге что отбирается, то отбирается.
Половой отбор – совсем другое дело, потому что животные зачастую очень заинтересованы в эффективном исполнении обязанностей его агентов. Качество генов полового партнера определяет качество примерно половины генов потомства (большинство животных наследует половину генов от матери и половину от отца). Как мы увидим далее, механизм выбора партнера возник не в последнюю очередь потому, что помогал животным обзавестись половым партнером с “хорошими” генами. Половой отбор – профессионал в деле отсева генов, а естественный – скорее любитель. Потому эволюционное давление, создаваемое активным выбором партнера, может быть гораздо более последовательным, точным, эффективным и креативным, чем давление естественного отбора.
Раз активный выбор партнера настолько выгоден, неудивительно, что многим животным свойственна сексуальная избирательность: некоторых претендентов они принимают, других отвергают. Животные применяют свои способности воспринимать, мыслить, запоминать и оценивать, чтобы выбирать для спаривания лучших. Ориентиром при выборе обычно служат те качества потенциальных партнеров, которые говорят об их здоровье и плодовитости.
На самом деле, половой отбор у нашего вида так же умен, как мы сами. Всякий раз, когда мы предпочитаем одному поклоннику другого, мы осуществляем половой отбор. Почти все качества, на которые мы обращаем внимание, наши предки тоже должны были замечать и учитывать при выборе партнера. Например, кто-то из нас влюбляется в людей за их быстрый ум и великодушие. Как эти признаки развивались в ходе эволюции? Теория выбора партнера уверяет, что ответ прямо у нас перед глазами. Эти признаки сексуально привлекательны, и, возможно, их более примитивные формы уже были привлекательны сотни тысяч лет назад. Из поколения в поколение те, чей ум был стремительней, а душа шире, либо привлекали больше половых партнеров, либо качество их партнеров было выше. Поэтому в ходе эволюции умы становились живее, а души – щедрее.
Разумеется, половой отбор путем выбора партнера не может благоприятствовать признакам, недоступным для восприятия. Если животные не видят форму желудочков сердца других особей, половой отбор не сможет напрямую влиять на нее: согласитесь, вивисекция – не самый практичный способ выбора второй половинки. Главная идея этой книги такова: до появления языка нашим предкам было непросто узнать мысли друг друга, а когда он появился, сама мысль стала объектом полового отбора. Благодаря языку и другим новым способам самовыражения – изобразительному искусству и музыке – наши предки стали отчасти психологами, а не только судьями на конкурсе красоты. Похоже, что в ходе эволюции человека фокус полового отбора сместился с первоначальной мишени – тела – на разум.
Эта книга утверждает, что мы не были созданы ни всеведущим божеством, ни слепым и бездумным естественным отбором. Своим развитием мы обязаны существам, по разумности стоящим где-то посередине, – нашим собственным предкам, которые выбирали половых партнеров настолько осмысленно, насколько могли. От них мы унаследовали сексуальные вкусы – тягу к добросердечным, щедрым, креативным, умным спутникам жизни – и часть этих предпочитаемых ими признаков. Мы – результат длившегося миллионы лет генно-инженерного эксперимента, в котором наши предки отбирали генетический материал путем выбора половых партнеров.
Отведение такой значительной роли выбору партнера может создать впечатление, что сфера влияния полового отбора слишком уж велика. Если половой отбор может воздействовать на любой признак, который мы способны заметить у других людей, то его работой могут объясняться все аспекты человеческой природы, которые только могут заметить ученые. Получается, половой отбор действует на все, что относится к сфере психологии? По всей видимости, так оно и есть. Ученые не должны идти против природы. В физике, например, полно теорий с широкой до неприличия областью применения – например, законы Ньютона и общая теория относительности Эйнштейна. Дарвин подарил биологии две настолько же мощные теории – естественного отбора и полового. По сути, эти две теории объясняют происхождение всей сложности, функциональности, разнообразия и красоты органической материи во Вселенной. Психологи обычно думают, что у них до сих пор нет сравнимых по силе теорий. Но ведь теорию полового отбора вполне можно рассматривать и как психологическую, поскольку выбор партнера и ухаживания – активности психологические. Психологи вольны применять теорию полового отбора там, где она особенно необходима, – чтобы объяснить происхождение умственных способностей человека, которые выглядят слишком затратными и избыточными для обеспечения примитивного выживания.
Объясняя происхождение человеческого разума механизмом выбора партнера, мы попадаем в замкнутый круг: разум оказывается в странном положении – и селекционера, и объекта отбора одновременно. Если человеческий разум катализировал свою собственную эволюцию посредством выбора партнеров, получается, что он как бы сам себя создал. Однако цикличными выглядят большинство процессов с положительной обратной связью, и половой отбор как один из таких процессов, возможно, лучше всего объясняет существование уникальных, сложнейших адаптаций типа человеческого разума. Многие теоретики считают, что для объяснения такого значительного увеличения мозга за такое короткое время подошел бы именно процесс с положительной обратной связью. Половой отбор – и особенно его механизм, известный под названием “фишеровское убегание”, – самый проработанный пример такого эволюционного процесса.
Системы с положительной обратной связью очень чувствительны к начальным условиям. Зачастую настолько, что исход их развития невозможно предсказать. Возьмите две с виду идентичные популяции и дайте половому отбору беспрепятственно поработать с ними в течение многих поколений – скорее всего, в итоге эти популяции будут сильно различаться. Возьмите две изначально неразличимые популяции туканов, дайте тысяче поколений этих птиц свободно выбирать половых партнеров – и их клювы приобретут межпопуляционные различия в расцветке и форме. Поступите так же с двумя популяциями приматов – и их волосяной покров станет совершенно разным. Возьмите две популяции гоминид (прямоходящих обезьян) – и, возможно, одна из популяций превратится в нас, а другая – в неандертальцев. Динамика полового отбора, работающего по принципу положительной обратной связи, не позволяет предсказать, каким будет следующий шаг эволюции, зато она объясняет, почему у одной популяции возникло какое-нибудь невообразимое украшение, а у другой подобной – нет.
Половой отбор и другие формы социального отбора
В 1990-х эволюционные психологи пришли к соглашению, что человеческий интеллект развивался главным образом для решения социальных задач, а не экологических или технологических. Приматологи выдвинули гипотезу, что переход от примитивного мозга низших обезьян к мозгу человекообразных направлялся отбором в пользу макиавеллиевского интеллекта – умения перехитрить, ввести в заблуждение социальных конкурентов, манипулировать ими. Антрополог Робин Данбар предположил, что мозг приматов разросся ради поддержания большого количества социальных связей, характерного для мира приматов. Данбар считал, что человеческий язык, а особенно сплетни, которые с его помощью можно передавать, – это следующая ступень развития груминга. Многие исследователи полагают, что обретение способности приписывать другим мысли и желания, то есть появление “теории разума”, – переломный момент в эволюции человека.
Ученые вдохновились идеей социальной конкуренции: они осознали, что такая конкуренция должна была стать бесконечной гонкой вооружений, требовавшей все более и более развитого ума – того, что способен понимать другие умы и влиять на них. Гонка вооружений в ходе совершенствования социального интеллекта – неплохое объяснение быстрого увеличения мозга и быстрой эволюции разума.
Наш разум явно ориентирован на жизнь в обществе и, скорее всего, появился под влиянием одной из форм социального отбора. Но какой именно? Половой отбор – самая изученная, мощная и креативная, самая прямая и фундаментальная форма социального отбора. Если рассматривать вопрос с эволюционной точки зрения, то социальное соперничество просто обязано быть “репродуктивно-центричным”. Особи конкурируют друг с другом за пищу, территорию, полезные союзы и статус – все то, что нужно для размножения. Половой отбор – наиболее прямая форма социального отбора, поскольку при выборе партнера животные напрямую отбирают одни признаки, отсеивая другие, и сразу производят потомство, которое с высокой вероятностью наследует желаемые черты.
В других формах социального отбора связь между поведением и размножением не такая прямая. Например, умение формировать и поддерживать дружеские союзы может оказаться полезным для поиска пищи, защиты от хищников и организации доступа к желаемым половым партнерам. И если последние заинтересуются, это умение будет способствовать репродуктивному успеху. Другие формы социального отбора, помимо полового, тоже важны, но главным образом как творцы социального ландшафта – этакой сцены для полового отбора. Социальный отбор – нечто вроде политической напряженности между Монтекки и Капулетти: она имеет значение лишь постольку, поскольку влияет на сексуальные перспективы Ромео и Джульетты.
Половой отбор – самая важная форма социального отбора, а ухаживания – самая важная форма социального поведения. Теории эволюции человека, которые признают роль социального отбора, но не уделяют должного внимания половому отбору, подобны драмам без любовной линии. Доисторическая социальная конкуренция не походила ни на борьбу коварных китайских евнухов за влияние при дворе, ни на соревнование усердных монашек в земледелии. Это была сложная социальная игра для настоящих самцов и настоящих самок, где на кону стоял репродуктивный успех. Кто-то из игроков был алчен, жесток и сеял кругом смерть, кто-то с макиавеллиевской хитростью обводил соперников вокруг пальца, но чаще всего в ход шло оружие психологическое – диалог, обаяние и остроумие, до той поры природе не знакомые.
Что делает признаки, сформированные половым отбором, такими особенными?
Половой отбор – совершенно особенный эволюционный процесс, и приспособления, которые он формирует, тоже имеют особые свойства. Так, приспособления для ухаживаний обычно хорошо развиты у половозрелых особей, но не у молодняка. Самцы демонстрируют их ярче и громче, чем самки. Такие приспособления выглядят или звучат привлекательно для особей противоположного пола. Как правило, они свидетельствуют о хорошем здоровье своего обладателя, потому что вряд ли их бремя осилит особь больная, истощенная, раненая или наводненная вредными мутациями. Качество этих приспособлений сильно различается у разных особей, и различия эти часто наследуются (это значит, что какая-то часть индивидуальных различий по определенному признаку связана с генетическими различиями между особями). Вскоре мы увидим, что все самые яркие возможности человеческого ума – способности к овладению языком, занятиям искусством, построению мировоззрения, развитию чувства юмора и креативного интеллекта – вполне подходят под это описание.
Однако не все признают приспособления с перечисленными признаками настоящими биологическими адаптациями. Эволюционные психологи Стивен Пинкер и Джон Туби считают, что наша наука должна фокусироваться на человеческих универсалиях – уже оптимизированных эволюцией свойствах, которые больше не обнаруживают значимых индивидуальных различий и их наследуемости. Это действительно практичный способ выявления приспособлений для выживания. Но, как мы увидим, он отметает все адаптации, развившиеся в ходе полового отбора специально для того, чтобы во время ухаживаний подчеркивать индивидуальные различия особей по здоровью, интеллекту и приспособленности. Половой отбор склонен усугублять индивидуальные различия, так что их становится легче оценивать при выборе партнера. Кроме того, половой отбор делает некоторые элементы брачного поведения такими сложными и дорогостоящими, что не слишком “качественные” особи о них не могут даже помышлять. Чтобы искусство можно было классифицировать как эволюционную адаптацию человека, вовсе не обязательно, чтобы все люди занимались им и делали это одинаково успешно. Напротив, если бы художественные способности были в равной степени выражены у всех, наши предки не смогли бы использовать их как критерий при выборе партнера. Тем же можно объяснить и огромные различия между людьми по интеллекту, языковым способностям и моральным качествам.