Древний грек представлял своих богов мифическими человекоподобными существами, наделенными теми же страстями и слабостями, что и люди. Поскольку они напоминали людей, к их действиям можно было подходить с теми же разумными критериями, что и к действиям обычных людей. «Такая форма религии побуждала древних греков делать то, что было невозможно для египтян, шумеров, вавилонян, ассирийцев и евреев, а именно применять рациональные, не основанные на религии объяснительные схемы к природе и самому человеку»[136].
Древнегреческая религия была отражением человеческих слабостей. Она снабдила древних греков весьма приземленной теологией, но, в отличие от иудаизма, не моралью. Древние греки не просили у богов нравственных наставлений, поскольку те не были способны их дать. Не могли древние греки и воспользоваться услугами организованного жреческого сословия, ибо оно отсутствовало. Ответы на великие этические вопросы они должны были искать сами у таких авторитетов, как Гомер, Эсхил, Сократ, Платон и Аристотель. В этом отношении Афины можно с полным правом назвать светским государством, поскольку религия не играла никакой роли в принятии политических решений. Древние греки могли просить богов о помощи в сражении после того, как уже решили воевать. Но решение сражаться они принимали самостоятельно, на общем собрании, в котором могли участвовать все граждане и большинство действительно участвовало.
Однако мифы и суеверия очень живучи во всех обществах, и даже Древняя Греция не стала исключением. Еще в начале IV в. до н. э. «отцу медицины» Гиппократу приходилось прилагать немалые усилия, чтобы отделить изучение медицины от изучения религии в своей школе на острове Кос[137].
О том, насколько ограниченную роль играла религия в древнегреческой жизни, пожалуй, лучше всего свидетельствует речь Перикла, произнесенная в честь воинов, павших в битве. Сейчас в такой ситуации ни один американский и, скорее всего, ни один европейский политик не обошелся бы без призывов к Богу и уверений, что души усопших упокоятся на небесах. В изложении Фукидида речь очень обширна, но нигде Перикл ни единым словом не упоминает ни богов, ни загробную жизнь.
Напротив, он использует ситуацию, чтобы описать афинское общество и противопоставить его Спарте и другим соседям. Собравшимся оплакать мертвых он следующим образом объясняет, ради чего умерли эти люди: «Вот почему я не буду скорбеть ныне вместе с вами, присутствующими здесь родителями этих героев, а обращусь к вам с утешением. Ведь, как вы сами знаете, пережив все это, из личного опыта, человеческая судьба исполнена превратностей. Счастлив тот, кому, подобно этим воинам, уготован столь прекрасный конец или выпадет на долю столь благородная печаль, как вам, и тот, кому в меру счастливой жизни была суждена и счастливая кончина» (Thucydides, 1943, p. 116)[138].
IV. Политическая жизнь в Древней Греции
На протяжении всей своей истории древнегреческое государство имело три уровня[139]:
Таблица 5.1
Структурные характеристики древнегреческого государства
Поначалу царский трон был наследственным, а членами совета старейшин состояли представители аристократии. Со временем наследственных царей сменили выборные «тираны», а потом должностные лица, избиравшиеся на год и обычно по жребию, за исключением должностей, требовавших особой квалификации; так, командующие сухопутными и морскими силами избирались голосованием.
Первый крупный шаг к демократии в Греции сделал Солон, который в 594 г. освободил всех крестьян, обращенных в рабство за долги. Это решение превратило Аттику в область мелких землевладельцев с приблизительно равным уровнем дохода. Так была создана главная, по мнению Буа (Boix, 2003), предпосылка демократии. Рабство в Греции сохранялось, но далеко не в тех масштабах, какие были характерны для латифундий Римской империи или плантаций Старого Юга в США. Рабский труд на небольших участках, находившихся во владении афинских граждан, был экономически нецелесообразен, поскольку рабы потребляли примерно столько же, сколько могли произвести. Афинский гражданин имел мало рабов и обычно использовал их как домашних слуг[140].
Став землевладельцами, граждане Афин приобрели дополнительный стимул обороняться от внешних врагов. Каждый гражданин знал, что безопасность Афин и его собственности зависит от его готовности защищать их. Так благодаря реформам Солона укрепилась связь между гражданством и военной службой. В дополнение ко всему Солон учредил Совет четырехсот, который готовил вопросы для общего народного собрания. Хорнблоуэр (Hornblower, 1992, pp. 4–5) называет эту реформу первой политической новацией в европейской истории.
Афинский полис V века – не только первый пример подлинной демократии. Это первый пример (и до наших дней включительно один из немногих примеров) системы политических институтов, специально разработанных и внедренных с целью создания демократии. В VII–VI вв. Афинами по очереди правили тираны и аристократические олигархии. По мере накопления богатства в среде аристократии складывались группировки, основанные на племенном происхождении, географическом местоположении или роде деятельности. Эти группировки вели между собой борьбу за распределение богатства, которую так хорошо описал Джеймс Мэдисон в «Федералисте» (статья 10). Такие группировки мы сейчас назвали бы коалициями охотников за рентой. В конце VI в. Клисфен, сам аристократ, положил конец вызывавшей рознь погоне за рентой: «Он ввел государственное устройство, которое было явно оторвано от сложившихся реалий, но на поверку сработало великолепно»[141].
Клисфена осенила блестящая идея: преобразовать существующие коалиции в десять административных образований (фил), не совпадающих с прежним этническим, экономическим и географическим делением. Каждая фила состояла из многочисленных образований меньшего размера, демов. Гражданство в принципе было наследственным, но присваивалось не автоматически. Сначала оно давалось на основании принадлежности к определенному дему и лишь затем получало статус общегосударственного. Поскольку население демов было сравнительно немногочисленным, их гражданам нетрудно было решить, достоин ли гражданства сын такого-то жителя, достигший 18-летнего возраста.
Каждая фила называлась по имени какого-нибудь афинского героя, обладала особой корпоративной идентичностью, собственным источником доходов с ренты и собственным собранием[142]. Таким образом, конституция Клисфена ввела децентрализованное устройство, которое активно побуждало каждого гражданина участвовать в демократическом процессе. Кроме того, принадлежность к филе не зависела от прежних этнических, классовых, экономических и географических границ. Поэтому благосостояние каждого гражданина определялось уже не интересами той или иной узкой группы, а интересами всего сообщества. «Новые филы, созданные Клисфеном, уже не были толпами покорных прислужников какого-нибудь знатного рода. Напротив, они представляли собой химерические, т. е. разнородные по исходному составу образования, сложенные из кусочков трех региональных частей Аттики. Поэтому в них было гораздо труднее действовать путем подкупа или принуждения. Их жители совместно упражнялись в военном деле, могли совместно отстаивать свои интересы в судах. Группа граждан, делегированная от каждой филы, раз в год в течение месяца исполняла обязанности руководителей народного собрания “пританов”»[143]. Таким образом, конституция Клисфена переориентировала личную заинтересованность с перераспределения богатства с нулевой суммой на повышение общего благосостояния с положительной суммой[144].
По конституции Клисфена, главным органом принятия решений стало общее собрание граждан, а Совет по-прежнему занимался подготовкой списков вопросов для собраний. Теперь он состоял из пятисот человек, выбиравшихся по жребию: пятьдесят от каждой из десяти фил, составлявших политию. Граждане были обязаны участвовать в собраниях, но не все это делали. В принципе любой гражданин мог быть избран в Совет или на должность сроком на год. Общее собрание собиралось нерегулярно, а Совет был постоянным органом. Каждый день он выбирал из своего состава председателя, выполнявшего функции главы государства. Председатель руководил заседанием Совета или общим собранием, если оно проходило в тот день. Таким образом, каждый гражданин Афин имел возможность возглавить государство, и многим доводилось выполнять эту роль. Афиняне впервые ограничили пребывание на должностных постах строгими условиями. Председатель Совета наделялся полномочиями только на один день и один единственный раз. Отсюда понятно, насколько афиняне опасались узурпации власти даже в период наивысшего расцвета их демократии.
Структура Совета пятисот была ключевым элементом реформ Клисфена. «Совет пятисот позволял вовлечь в процесс принятия решений всю Аттику, а не только городских жителей, которым было гораздо легче приходить на политические собрания. Для выражения равенства появились и соответствующие термины. Слово isēgoria означало равное право выступать (в Совете). Это слово и слово demokratia (буквально “народовластие”) стали теми отличительными смыслами, которые ассоциируются с личностью Клисфена»[145].
Подобно древним евреям, древние греки считали себя непохожими на других, но непохожими не потому, что у них были особые отношения с Богом, а потому, что у них было особое отношение друг к другу: они – греки, а не варвары (не-греки). А что значило быть греком? Грек – свободный человек, и опять же не просто потому, что он живет в демократии, а потому, что он – гражданин, обладающий определенными правами и подчиняющийся законам. «Жанр древнегреческой трагедии построен на убеждении, что в делах человеческих правит закон, а не случай»[146]. Кроме того, действовавшие законы не были ниспосланы богом или продиктованы обожествленным правителем, а возникли из коллективных решений самих граждан. Греческий гражданин имел полную свободу требовать в суде компенсации, если считал, что понес ущерб, и защищать себя в суде, если его обвиняли в нанесении ущерба. А суд вершили такие же граждане, как и он сам[147].
Главная задача полиса состояла в том, чтобы отчетливо выразить и обеспечить благо его граждан[148].
«Полис был границей. Само это слово восходит к корню со значением “стена”. Эта граница отмечала не только пределы безопасности от внешнего принуждения… В Афинах создание границы было обращено вовнутрь и диктовалось потребностью узаконить стремление не применять насилие и не подвергаться ему. Античный полис создавал пространство между рабством и тиранией. И он был великим достижением, а не циничным компромиссом, каким его считал платоновский Главкон.
Граница, отделявшая гражданина (polites) от не-гражданина, очерчивала сферу персональной дееспособности, порядка и относительного равенства. Рабство и тирания были реальными угрозами. Обладание гражданством полиса приносило ощутимые выгоды: свободу, имущественную безопасность, возможность приобрести славу, руководя сообществом и защищая его. Полис был орудием справедливости; верховенство закона должно было гарантировать, что каждый получает то, что ему положено. Политика воплощала свободу упорядочивать собственную жизнь, свободу, которой в принципе не имели женщины и рабы и которой не могли реально воспользоваться крестьяне, попавшие в зависимость. Полис в буквальном смысле был гарантом и границей этой свободы.
По самой своей природе гражданство полиса было неразрывно связано с индивидуальным благополучием и в такой же мере отделено от личных условий жизни. Политический статус не зависел от особенностей персонального положения, скажем, от места в социальной или экономической иерархии. Гражданин занимал положение, официально отделенное от занятого производством и воспроизводством мира домашнего хозяйства, населенного рабами и женщинами» (Farrar, 1992, pp. 18–19).
Никто не придавал гражданству такого значения, как древние греки[149]. Одним словом «полития» обозначались гражданство, совокупность граждан и государственное устройство. Государство и граждане были синонимами; качество государства, полиса, зависело от качества граждан. Греческий ритор Исократ считал этот симбиоз гражданства и государственного устройства душой полиса[150]. Древние греки ценили свое гражданство и не давали его кому попало, по крайней мере в период расцвета демократии. Человека можно было лишить гражданства полностью или частично, отняв у него несколько гражданских прав. Таким образом, гражданство имело несколько уровней; высший давал право участвовать в народном собрании и занимать государственные должности.
Сыновья греческих граждан, как правило, становились гражданами, но не автоматически. Иностранцы могли получить гражданство за помощь, оказанную государству. Даже рабам иногда даровалось гражданство за участие в войне. Гражданство налагало на его обладателя обязанность служить в армии и самостоятельно снаряжать себя на войну. Таким образом, в Древней Греции солдат и гражданин был одним и тем же лицом. Отсюда понятно, почему женщины не считались гражданами: они не служили в армии.
Из сказанного ясно, что в Афинах обязанности перед государством и получаемые от него выгоды были взаимообусловленными. Быть греком означало быть гражданином со всеми правами и обязанностями, которые это гражданство подразумевало. Данный аспект греческого гражданства прекрасно выражен в нижеследующем отрывке из надгробной речи Перикла (уже цитированной нами) в передаче Фукидида (Thucydides, 1943, II 37).
«Для нашего государственного устройства мы не взяли за образец никаких чужеземных установлений. Напротив, мы скорее сами являем пример другим, нежели в чем-нибудь подражаем кому-либо. И так как у нас городом управляет не горстка людей, а большинство народа, то наш государственный строй называется народоправством. В частных делах все пользуются одинаковыми правами по законам. Что же до дел государственных, то на почетные государственные должности выдвигают каждого по достоинству, поскольку он чем-нибудь отличился не в силу принадлежности к определенному сословию, но из-за личной доблести… В нашем государстве мы живем свободно и в повседневной жизни избегаем взаимных подозрений: мы не питаем неприязни к соседу, если он в своем поведении следует личным склонностям, и не высказываем ему хотя и безвредной, но тягостно воспринимаемой досады. Терпимые в своих частных взаимоотношениях, в общественной жизни не нарушаем законов, главным образом из уважения к ним, и повинуемся властям и законам, в особенности установленным в защиту обижаемых, а также законам неписаным, нарушение которых все считают постыдным»[151].
В этих словах Перикла особенно примечательно то, как он связывает демократические институты Афин с их культурными традициями, – до такой степени, что они взаимно питают друг друга и это само собой разумеется. Из слов того же Перикла, приведенных в качестве эпиграфа к этой главе, ясно, что между индивидуальной и общественной жизнью гражданина нет четкой границы: человек, «не занимающийся общественной деятельностью», – «бесполезный обыватель»[152].