Был выдвинут ряд возражений против релайабилизма процесса. Многие из них были преодолены в более поздних версиях релайабилизма Э. Соузы и Дж. Греко.
1. Некоторые убеждения не требуют каузальной родословной. Например, это текущие феноменальные состояния (я испытываю боль) или логические или концептуальные отношения («холостяк есть холостяк» или «холостяк есть неженатый мужчина»). Ответ Голдмана заключается в том, что здесь все равно есть каузальная история (или когнитивный процесс), хоть и очень короткая, и неосознаваемая.
2. Мы можем себе представить такой возможный мир, в котором принятие желаемого за действительное будет надежным когнитивным процессом. Допустим, что в данном мире существует Добрый Демон, который делает реальными все желания. Тогда в данном возможном мире принятие желаемого за действительное будет обоснованным. Здесь может быть несколько ответов: 1) можно ограничить теорию только нашим миром; 2) можно ограничить теорию ближайшими возможными мирами, по крайней мере теми, где не существует Доброго Демона, который манипулирует объективными событиями; 3) можно, наконец, признать, что принятие желаемого за действительное не всегда является ненадежным процессом. Сам Голдман не склонялся ни к одному из этих вариантов. Нам ближе второй вариант.
3. Картезианский «Злой Демон». Это возражение против того, что релайабилистские условия являются необходимыми для того, чтобы считать убеждения обоснованными. В мире Злого Демона Декарта чувства и способности суждения индивидов контролируются Злым Демоном. Таким образом, пользуясь своими способностями, которые они считают надежными, субъекты накапливают массу эмпирического и теоретического знания. Интуитивно кажется, что их убеждения являются обоснованными. По крайней мере, с нашей точки зрения, в актуальном мире их обоснованность ничем не отличается от обоснованности в мире Злого Демона. И там и там субъект ссылается на чувственное восприятие, память, умозаключение и т.п. Но из-за влияния Злого Демона их эмпирические и теоретические убеждения по большей части являются ложными; т.е. их познавательные процессы по большей части являются ненадежными. Таким образом, релайабилист приходит к противоречию; он вынужден признать, что его способности в этом мире являются и надежными, и ненадежными.
На это можно ответить, что убеждения должны оцениваться не просто для нашего мира, а для «нормальных» возможных миров, т.е. тех, в которых актуально присутствуют качества нашего мира. Поэтому понятие надежности должно быть релятивизировано относительно возможных миров204.
4. Проблема генерализации (generality problem). Проблему генерализации для релайабилизма Кони и Фелдман формулируют следующим образом205. Допустим, что убеждение обосновано тогда и только тогда, когда оно произведено процессом, который надежно ведет к истинному убеждению. О каких процессах идет речь? Можно ли их конкретизировать? Предположим, что субъект смотрит на дерево. В это время, среди других, задействуются следующие процессы: визуально-инициированный процесс формирования убеждения, процесс отображения на сетчатке глаза образа с такими-то и такими-то характеристиками, процесс опознавания формы листа для определения типа дерева и т.д., а также бесчисленное множество других процессов. И все они должны быть надежными. Каждый данный случай служит примером многих, бесконечно многих, процессов. Так какой тип процесса должен быть надежным? Сказать, что это просто процесс релевантного типа, недостаточно. Например, некто скажет, якобы то, что требуется для победы лошади в забеге, – это обладание релевантными качествами. Но если не уточнить, какими качествами, то это заявление является лишенным объяснительной силы. Подобное решение не может быть и ad hoc решением – процессы, которые являются надежными только для данного случая. Ответ должен, по мнению Кони и Фелдмана, касаться всех случаев. Как они считают, полная релайбилистская теория должна уточнить все эти процессы. Однако поскольку, очевидным образом, она этого сделать не может, то, следовательно, релайабилизм остается «радикально незавершенной» теорией. Это является, по их мнению, фатальным для любой версии релайабилизма, а перспективы решения проблемы генерализации для релайабилизма являются туманными206.
Настолько ли последнее возражение фатально для релайабилизма, как полагают его оппоненты? Возможный ответ заключается в том, что наше понятие знания отвечает прежде всего практическим нуждам. Понятие знания используется для того, чтобы отличить хорошую информацию и хорошие источники информации для целей практического мышления. Тогда мы имеем прагматическое решение данной проблемы генерализации: релевантные параметры должны быть конкретизированы с учетом интересов и целей соответствующего рассуждения на практике. М. Хеллер в статье «Простое решение проблемы генерализации» также полагает, что релевантный уровень обобщения определяется прагматическим контекстом:
«“Надежный” – это совершенно обычное слово, которое в совершенно обыденных ситуациях применяется к конкретным случаям, которые являются проявлениями общих типов, имеющих разную степень надежности. Тем не менее, мы каким-то образом используем этот термин в повседневном дискурсе в контексте, релятивном по отношению к различным целям различных говорящих по различным поводам использования. “Надежный” есть также контекстуально зависимое понятие. Как только этот неудивительный факт понимается, мы видим, что проблема генерализации возникает лишь если на релайабилиста накладываются неразумные требования. Неразумно требовать фиксированный принцип для выбора правильного уровня обобщения в том, что различается от контекста к контексту»207.
Другой подход к решению этой проблемы представлен Дж. Толли, который посвятил целую диссертацию этой проблеме208. Ответ Толли заключается в нескольких пунктах. В целом, Толли считает, что претензии к релайабилизму не являются теоретически и концептуально обоснованными.
Толли начинает рассуждение с того, что релайабилизм все-таки является философской теорией, а не естественно-научной. Возражение по поводу генерализации является слишком требовательным для философской теории. Кони и Фелдман требуют, чтобы определение релайабилизма уточняло для каждого случая полный перечень надежных процессов, которые участвуют в данном примере. Возьмем в качестве примера любую философскую теорию, например, этику утилитаризма. Согласно утилитаризму, Х является морально правильным, если он приносит максимальное благо максимальному количеству людей (Милль). Должна ли эта теория еще также объяснять, какое благо должно иметься в виду в каждом конкретном случае? Подобное кажется чрезмерным. С этой точки зрения, любая философская теория будет «радикально незавершенной».
Далее. Релайабилизм – это теория обоснования, следовательно, она должна объяснять необходимые и достаточные условия для обоснования, что она и делает. Она объясняет, какой процесс подпадает под определение надежного: а именно, такой, который ведет скорее к истинному, чем к ложному убеждению. Теория может привести примеры надежных процессов, которые достаточны для понимания того, чтó подразумевается под надежным процессом, – что она опять же и делает. Должен ли при этом релайабилизм присовокуплять полный перечень таких процессов? Это кажется абсурдным требованием.
Данное возражение, по Толли, является чрезмерным также в другом смысле. Оно, по-видимому, предполагает, что мы должны принять следующий принцип:
– для любой теории верно, что если после долгого и тщательного исследования мы не имеем завершенной теории некоторого понятия, то, возможно, данное понятие является несостоятельным.
На это Толли отвечает, что у нас нет полной и завершённой теории того, что понимать под понятием «стол». Следует ли отсюда, что столов не существует? То же в еще большей мере относится к абстрактным философским понятиям. Является ли полной и завершенной дефляционная теория истины? Очевидно, что нет. Может ли это быть доводом за то, что эта теория находится в стагнации?
Наконец, quid pro quo это возражение должно быть адресовано прежде всего тем, кто его выдвигает, т.е. представителям эвиденциализма (Кони и Фелдман). Имеется ли на данный момент полный перечень того, что можно считать доказательством для каждого конкретного случая?
Отсюда можно заключить, что претензии, предъявляемые к релайабилизму в данном аргументе, не являются уникальными для релайабилизма. И в целом, данное возражение является чрезмерным для философской теории.
§ 2.3. Релайабилизм добродетелей (Э. Соуза, Дж. Греко, Д. Притчард)
C развитием релайабилизма для более четкого позиционирования себя в рамках ЭД появился термин «релайабилизм добродетелей» (virtue reliabilism), наиболее яркими представителями которого являются Э. Соуза, Дж. Греко, Д. Притчард. Э. Соуза (Университет Ратгерс, США) в фундаментальном труде «Эпистемология добродетелей» формулирует понятие добродетелей в релайабилистском ключе209.
ААА-теория (Э. Соуза)210. Для определения интеллектуальной добродетели Соуза использует в качестве аналогии стрельбу из лука. Когда лучник целится и стреляет, его выстрел можно оценить в трех отношениях. Во-первых, мы можем оценить, добился ли он своей задачи: в данном случае, попал ли он в цель. Во-вторых, мы можем оценить, был ли он ловким, проявил ли он мастерство лучника. Однако выстрел может быть точным и мастерским, но без того, чтобы успех можно было поставить в заслугу. Возьмем в качестве примера выстрел, который при нормальных условиях попал бы в цель. Но предположим, что ветер оказался слишком порывистым, поэтому он отклонил стрелу от первоначальной траектории полета. Тем не менее следующим порывом ветер вернул стрелу на прежнюю траекторию. Тогда выстрел будет точным и мастерским, но не точным благодаря мастерству (или не в полной мере благодаря ему). Он не является адекватным мастерству лучника. Таким образом, оценка выстрела может проводиться по трем параметрам: точность (accuracy), мастерство (adroitness) и адекватность (aptness). Эту структуру оценки Соуза называет ААА-структурой по первым буквам английских слов, составляющих критерии оценки.
Соуза утверждает, что убеждения также попадают под ААА-структуру оценки. Мы можем выделить 1) точность убеждения, т.е. его истинность; 2) его мастерство, т.е. проявление в нем эпистемической добродетели или компетенции; и 3) его адекватность, т.е. его истинность благодаря компетенции субъекта211.
Третье условие – это то, что позволяет решить проблему Геттиера. Как справедливо отмечает А. А. Шевченко, сам по себе факт реализации какой-то надежной способности, даже если он соединяется с истинным убеждением, еще недостаточен для знания212. Необходимо еще, чтобы это истинное убеждение возникло благодаря этой способности, а это и есть условие адекватности по Соуза.
Еще одно свойство убеждения, которое вводит Соуза, это «безопасность» (safety). По Соуза, это свойство является общим для любого действия. Соуза называет действие безопасным, если оно нелегко терпит неудачу, нелегко не достигает своей цели. Для безопасности убеждения достаточно, что оно нелегко может быть неистинным. По определению Соуза, убеждение, что р, является безопасным, если скорее всего р213.
Также Соуза вводит понятие «чувствительности» (sensitivity) убеждения. Это контрфактическое качество, которое Соуза определяет следующим образом: убеждение субъекта S, что р, является чувствительным тогда и только тогда, когда если бы не р, то субъект S (скорее всего) не имел бы убеждения, что р.
Убеждение может быть безопасным, не будучи при этом чувствительным. Примером являются радикальные скептические сценарии. Допустим, что я являюсь мозгом в чане. Убеждение «Я не мозг в чане»214 безопасно, но не является чувствительным, т.е. оно нелегко окажется ложным. Маловероятно, что я мозг в чане. Но если все же оно ложное, то я все равно думал бы, что оно истинное. Если я все же мозг в чане, я все равно не думал бы, что я мозг в чане. В этом смысле Соуза защищает здравый смысл Мура против скептиков, которые, на его взгляд, смешивают эти два качества убеждений.
Но даже безопасность Соуза считает чрезмерным требованием к знанию. Предположим, что меня ударили, и я чувствую сильную боль. На основании этого я формирую убеждение, что у меня сильная боль. Но возможно, что меня просто слегка ударили, и я чувствую просто некий дискомфорт, хотя убеждаю себя, что чувствую сильную боль. Это, может быть, связано с видом крови или состоянием ипохондрии. Однако я все равно знаю, что претерпеваю сильную боль, если меня действительно сильно ударили. Хотя это мое убеждение будет не безопасным, поскольку я мог быть убежденным в этом даже в случае дискомфорта, а не настоящей сильной боли.
Согласно Соуза, знание требует не совершенной безопасности, а по крайней мере – безопасности относительно основания (basis-relative safety). Чтобы убеждение стало знанием, требуется лишь, чтобы оно, по крайней мере, имело некоторое основание, которое нелегко могло бы иметь, если было бы ложным, – некоторое основание, которое оно могло бы (скорее всего) иметь, только если оно истинно. Когда убеждение, что ты испытываешь сильную боль, основано на твоей сильной боли, оно удовлетворяет этому требованию. И это несмотря на то, что оно не является совершенно безопасным, поскольку ты мог легко думать, что у тебя сильная боль, хотя ты просто испытывал некий дискомфорт.
Убеждение является чувствительным относительно основания тогда, когда оно базируется на таком основании, что если бы было ложно, что р, то субъект не легко был бы убежден, что р. Тогда правдоподобно, что для знания требуется не совершенная чувствительность, а чувствительность относительно основания (basis relative sensitivity).
Подобное разграничение позволяет дать альтернативное решение проблемы скептицизма, довлеющей над теорией познания с ее возникновения. При этом данное решение формулируется независимо от экстерналистского подхода к обоснованию, хотя совместимо с ним. Это решение Соуза формулирует в нескольких пунктах.
1. Отрицать требования скептика, что знание должно быть совершенно чувствительным и даже чувствительным по отношению к основанию.
2. Указать на интуитивное преимущество требования безопасности над требованием чувствительности.
3. Предположить, что скептик смешивает требования чувствительности и требования безопасности.
4. Заключить, что скептик не опровергает здравый смысл, поскольку, с точки зрения здравого смысла, нас интересует безопасность относительно основания, а не чувствительность относительно основания.
Поскольку Соуза устанавливает два требования для знания, то возникает вопрос, каким образом они связаны. Вытекает ли напрямую безопасность из его адекватности? Необязательно. Рассмотрим еще раз кейс со стрельбой из лука. Предположим на этот раз, что 1) стрелок принял наркотик, который снижает его мастерство до такого уровня, что он легко может промахнуться; 2) метеорологические условия таковы, что порыв ветра легко может отклонить стрелу от цели. Другими словами, этот выстрел легко может не попасть в цель, или в терминологии Соузы, не является безопасным. Тем не менее, если все же выстрел окажется точным, то в этом нельзя отрицать заслуги стрелка, поскольку он все равно будет точным благодаря мастерству, т.е. адекватным. То, что выстрел мог легко не попасть в цель из-за сниженного уровня мастерства или метеорологических условий, делает его небезопасным, но не неадекватным.