Не менее, а возможно и более существенны проблемы, порожденные тотальной цифровизацией в экономике и науке, бизнесе и политической жизни, науке и образовании, искусстве и личной жизни. Цифровые технологии основаны на идеях дискретности, алгоритмичности, вычислимости, программируемости. В конкретном своем выражении цифровизация на виду и на слуху, она определяет облик современной цивилизации в компьютерных технологиях, информационно – коммуникативные технологиях, их применениях. В той или иной степени, цифровизация пронизывает нанотехнологии, био – технологии, нейро – когнитивные исследования и т. д., а главное – не только науки, но использование получаемых результатов в разработках – их реализацию, внедрение, имплементацию. Цифровые технологии важны и используются не сами по себе, а именно для создания множества систем: от операционных компьютерных систем и баз данных до блокчейна в банковском деле, и от экспертных систем до IoT, беспилотных автомобилей, «умного дома», «умного города».
Однако самое поразительное это скорость – даже не столько скорость процессов обработки информации, обеспечиваемая цифровизацией, сколько скорость разработки цифровых технологий (к которым уже подключены системы искусственного интеллекта), сколько скорость их внедрения. Между «огненной телегой» Н. Куньо (тягач для транспортировки орудий на военные позиции, работавший без топливного бака и передвигавшейся со скоростью 3 км/час, впереди шел кочегар с охапкой дров) 1769 года и первым автомобилем К. Бенца с двигателем внутреннего сгорания 1885 года – 114 лет. За агрегатом Н. Куньо уже проглядывала целая эпоха и новая инфраструктура жизни, новый образ жизни, но социально – культурные последствия автомобилизации растянулись на два с половиной столетия. По сравнению с этими темпами последствия цифровизации почти мгновенны. Консалтинговая и инвестиционная компания Gartner с интервалом в несколько лет строит свои ставшие знаменитыми графики Hipe Cycle технологий, формирующих рынок.3 На этих графиках соотносятся степень ожиданий (expectations) и временны́е стадии: технологии–триггера, пик ожиданий от нее, стадия разочарования, склон просвещения и выход на плато производства реально востребованного продукта. Если сравнить графики 2009 и 2018 годов (интервал менее 10 лет), то картина изменилась радикально. Так, дополненная реальность и «умная фабрика» из триггера с ожиданием в более 10 лет уже вышли на устойчивое плато реального продукта. И в целом картина получается весьма показательной и даже поучительной в плане опережающего ожидания реального внедрения.
Эта стремительная динамика имеет далеко идущие последствия социального, экономического, политического и гуманитарно – антропологического характера, порождая все более и более каверзные вопросы, к рассмотрению которых мы обратимся в этой книге. И поступок – тема для философского осмысления этих вопросов чрезвычайно благодатная и благодарная.
Во – первых, прежде всего, это, конечно же, отмечавшаяся в предисловии фокусировка проблем свободы и воли, рациональности и ответственности, личности и общества, сознания и самосознания…
Во – вторых, сердцевина проблемы поступка – его актор, вменямый, т.е. ответственный субъект, совершающий нечто в соответствии с какими – то интересами, намерениями. А это впрямую выводит к отмеченному выше общему персонологическому тренду философской и гуманитарной мысли.
Не говоря уже, в – третьих, о зависании современного человека «между белком и песком». Главный гуманитарный нерв тотальной цифровизации – насколько востребовано современной цивилизацией представление о личности «в первом лице» – также предполагает уяснение возможности и востребованности вменяемых действий, акторами, наделенными самосознанием, то есть поступков.
Детализация этой проблемы выводит, в – четвертых, к теме постчеловечности, точнее – пост – антропоморфности вменяемого актора вменяемых действий.
Такой круг рассмотрения просто взывает к междисциплинарности этого рассмотрения, апелляции к философскому контексту. Тем самым, в – пятых, открывается возможность не отвлеченного философствования, а применения философского анализа в широком горизонте фронтира современной науки и социальной практики в целом.
А это, как представлятся открывает новые возможности перед самой философией – и это в – шестых.
И, наконец, в – седьмых, философский анализ поступка является уникальным случаем продемонстрировать возможности и даже преимущества философского анализа в русском дискурсе, в русскоязычной терминологии. Такие концепты как поступок и вменяемость плохо выразимы на других, по крайней мере – европейских, языках. Поступок это не «act», «action», «die Wirkung», обозначающие лишь непосредственно практическое (физическое) действие, лишенное мотивации и ответственности действие, и не deed (свершение) вне его замысла и процессуальности реализации. Так же, как и вменяемость – не только ответственность (responsibility), но и наличие рациональной, осознанной мотивации. Для российского духовного опыта характерно именно поступочное представление бытия, с позиции которого понять явление – значит представить его как вменяемое действие – разумное и ответственное, имеющее замысел и назначение. Поступок – вменяемое (имеющее рациональную мотивацию и ответственное), а значит, свободное действие. Согласно М.М. Бахтину, поступок – проявление «участного мышления», изначального человеческого «не – алиби – в – бытии» как условия и предпосылки свободы. Поэтому философия поступка, развитая Бахтиным как метафизика ответственности, по сути совпадает с бердяевской метафизикой свободы и этикой спасения С. Франка. Поступок – не только специфически российская философема, но и пока еще недостаточно осознанное исключительно целостное выражение инорациональности, его философское осмысление – плодотворная перспектива выявления новых горизонтов осмысленного и вменяемого бытия в нашем динамично меняющемся и остающемся вечно неизменным вызовом мире.
Глава 1. Поступок и личность
Необходимым условием успешного и плодотворного анализа является уточнение предмета изучения, очерчивание поля проводимого рассмотрения, определение содержания используемых понятий. Такая задача особенно важна для философского анализа, обладающего особой широтой осмысления.
Философа всегда поджидают две опасности. С одной стороны – увлечься данными и концепциями конкретных наук и, потеряв философский «нерв» анализа, прийти к банальному пересказу известных научных фактов. С другой стороны – поддаться обобщениями на уровне философских категорий, выхолостив конкретную проблематику в абстрактные формулы и фигуры. Эти опасности с очевидностью проглядывают в случае с поступком. В теории и практике права, общей и социальной психологии, педагогике накоплен обширный конкретный материал анализа поступка. И при этом сохраняется привычная для отечественной философии тенденция сводить острые и неоднозначные проблемы нравственного выбора, свободы воли к проявлениям действия универсальных принципов философии нравственности. Другими словами, необходим подход, позволяющий, сохранив комплексное и междисциплинарное содержание такого предмета, как поступок, реализовать именно философски целостный его анализ.
Поэтому – в данной, во многом «постановочной», главе надо решить три задачи. Во – первых, охарактеризовать общие основания, общую природу поступка, какие формы социальной практики и феномены сознания с ним связаны, какой круг понятий используется для их описания и объяснения. Каков, иначе говоря, «мир поступка»? Во – вторых, сформулировать представление об акторе поступка как действия вменяемого – кому, собственно, может вменяться это действие? И, в – третьих, «прорисовать» общий схематизм поступка, связь его компонентов – как «внутренних», так и внешних, связанных с его оценкой.
1.1. Поступок как вменяемое действие
Практика – деятельность – поступок. Произвольные и непроизвольные действия, занятость и поступок. Психологические, нравственные и правовые границы поступка. Действие и воздержание.
От чего зависят совершаемые нами действия? Делает ли личность самостоятельный выбор? Или человек полностью зависим от жизненных обстоятельств и от него самого мало что зависит? И вообще – хозяева ли мы своей жизни? Если мы не пытаемся ответить для себя на эти вопросы, не пытаемся разобраться в самих себе, то мы будем обречены постоянно воспроизводить одни и те же сценарии и жизненные ситуации, объясняя этот «заколдованный круг» судьбой, роком, чьей – то злой волей.
Следует различать действия, зависящие и не зависящие от самого человека: произвольные и непроизвольные. Последние – импульсивны, реализуются на основе неосознаваемых побуждений. Это и чисто биологические реакции, рефлексы, инстинкты, и реакции водителя автомашины, и преступление, совершенное в состоянии аффекта. Всех их объединяет отсутствие сознательных намерений и плана их осуществления.
Произвольные же действия предполагают наличие целей, осознание возможности их достижения, знание путей, ведущих к цели, препятствий на этом пути и способность их преодоления. Поэтому произвольные действия иногда еще называют волевыми. Однако произвольные действия мы совершаем иногда не только по своей воле – когда действуем по заданным требованиям, правилам, предписаниям, приказам, инструкциям и т. д.
Собственно человеческим действием, сознательным поступком является произвольное действие. Под действие закона, правовую и нравственную оценку подпадают прежде всего именно поступки, т.е. действия, предпринятые на основе нашего свободного решения, свободного волеизъявления: гражданские сделки, вступление в брак, приказ, умышленное преступление. Предпринимая поступок, человек осуществляет выбор, фактически определяя свою судьбу. Он не подчиняется неизбежности обстоятельств, а вырабатывает сознательное решение, т. е. отчетливо представляет себе цели своих действий, их ожидаемый результат и возможные последствия. «Поступки, освещенные сознанием, – писал Л.Н. Толстой, – это такие поступки, которые мы совершаем свободно, то есть, совершая их, знаем, что мы могли бы поступить иначе».
В реальной жизни все виды человеческой активности переплетаются, дополняют, поддерживают друг друга. Так, художественное, научное, техническое творчество, спорт предполагают не только выбор определенной позиции, замысел и его воплощение (поступок), но и следование определенным правилам, и способность к тонким физическим реакциям. Любой профессионализм и мастерство – сплав реакций и поступков с действиями по определенным правилам, причем осуществляемых свободно, добровольно и ответственно.
Однако именно поступок наиболее явно реализует нравственный и интеллектуальный потенциал личности, ее позиции, установки и стремления. Механизм поступка сводится к связи и взаимодействию внешних и внутренних процессов и состояний, вызывающих решение совершить определенное действие, направляющих и контролирующих его исполнение. Поступок не только произволен, он – вменяем, является осознанным действием, за которое (вместе с его результатами) ответственна личность. Более того, даже бездействие, воздержание от действия, если оно сопряжено с определенными мотивами, может выступить поступком и иногда – смелым и мужественным. Так, кампания гражданского неповиновения, благодаря ее вдохновителю Махатме Ганди стала мощным политическим оружием в борьбе индийского народа против британского колониального гнета. Уголовное право даже предполагает ответственность за преступную бездеятельность. Воздержание возможно в двух основных формах: «сильной» – как прямой отказ от действий и «слабой» – как уклонение от этих действий. В обоих случаях воздержание, как и любой поступок, предполагает его объяснение, понимание и оправдание. Поэтому уклонение от жизненного выбора, отказ от самоопределения все равно оказываются выбором позиции, которая сказывается на жизненном пути и за которую все равно, в конечном счете, приходится нести ответственность.
Никакая социальная философия и философия личности не может уклониться от проблем обоснования жизнедеятельности, деятельности, поступков – как отдельных индивидов, так и социальных групп, народов, а то и человечества в целом. Речь идет о социальной практике – феномене и концепте, обладающем особой привлекательностью для выявления общей природы поступка.
Во – первых, человеческая практика принципиально социальна, предполагает взаимодействие и взаимоотношения между людьми, которые не могут не сказываться на осознаваемых целях и средствах деятельности, на выборе их.
Во – вторых, в силу ее социально – культурного характера, технологической выраженности, практика – преимущественно, сознательная, целенаправленная и регламентируемая активность, опосредующая все связи человека с его окружением. В этом плане, человеческую деятельность следует отличать как от простой биологической активности живого организма, так и от элементарного поведения – простой неосознанной или малоосознанной активности человека.
В – третьих, социальная практика – это не просто активность субъекта, форма бытия человека, а само бытие, взятое как социальная жизнедеятельность, ее способы, конкретные социально – культурные практики. Погружаясь в эти практики, осваивая их человек социализируется, обретает навыки, установки, возможность развиваться самому и развивать социальную практику.
Таким образом, в центре внимания оказывается сразу все содержание проблематики, связанной с поступком, единство практического действия, его результата и идеи. В этом заключена особая привлекательность концепта практики для выявления общей природы поступка. Практика предстает фоном, на котором фокусируются главное в философском анализе поступка: объективное и субъективное, сущее и должное, внешнее и внутреннее, необходимость и свобода, причинность и целесообразность и другие проблемы, извечно занимающие философию. Концепт социальной практики или социальной практической деятельности имеет, тем самым, статус фундаментального принципа, существенного уяснения, важного для разработки всего комплекса проблем, связанных с поступком.
Не случайно идеи деятельностно – практического подхода, конструктивизма широко применялись и применяются в социологии, социальной психологии, культурологии, логике и методологии науки, этнографии, языкознании и т. д. Благодаря работам А.Н. Леонтьева, Г.С. Батищева, М.С. Кагана, В.П. Иванова, Л.Н. Когана, Э.Г. Юдина, В.С. Швырева, Э.С. Маркаряна и других авторов были изучены не только методологический и философский статус понятия деятельности, но и структура, содержание, составляющие деятельности как специфически человеческого способа существования, проявляющегося в самых различных сферах жизнедеятельности.
Деятельностный подход позволил конкретизировать идею социальной практики. Сохраняя ее мощный эвристический и объясняющий потенциал, деятельностный подход дает следующую «степень приближения» в анализе гуманитарных процессов подобно тому, как если бы мы получили возможность наблюдать происходящее на земле с «высоты птичьего полета» после наблюдений с околоземной орбиты.4 Например, практическую и социальную природу сознания и личности деятельностный подход позволил уточнить как освоение (распредмечивание, «вращивание») социальным субъектом определенных видов и способов деятельности, объем и содержание которых служат мерой социализации человека. Тем самым вырабатывается прочное методологическое междисциплинарное единство теории познания, психологии и теории личности.
Начиная еще с середины 1970 – х годов в отечественной философии наметилась тенденция дополнить и развить деятельностный подход «человекотворческим». В работах Г.Г. Гачева, В.К. Егорова, Н.С. Злобина, 3.Б. Какабадзе, В.Ж. Келле, М.Я. Ковальзона, В.М. Межуева, Э.В. Соколова, А.А. Леонтьева и ряда других авторов подчеркивалось, что хотя вне деятельности и нет человека, его сущность богаче, разностороннее и сложнее, чем система его деятельности, и не сводима исключительно к последней. Расширилось и углубилось внимание к смысложизненным проблемам, таким как цель и смысл жизни человека, жизненный путь, идеалы и ценности. Был сделан следующий шаг в увеличении «разрешающей способности» деятельностно – практического подхода согласно приводившей аналогии – переход с «высоты птичьего полета» на уровень анализа с «высоты человеческого роста».