Принципиальное отличие деятельности человека от деятельности животных определяет отличие человеческого общества от любого объединения животных, что позволяет строить теоретические модели общества, опираясь исключительно на деятельностное общение (взаимодействие).
Рассмотрение регуляторов деятельности привело к трем базовым понятиям социологии: потребности, нормы и ценности. Их анализ будет сделан позже, после решения проблемы основных разновидностей деятельности, на основе которых существует общество.
Основные разновидности деятельности: их важнейшие признаки и свойства. Деятельность имеет множество признаков, позволяющих построить разнообразные типологии ее разновидностей. Различают деятельности творческую и рутинную, индивидуальную и массовую, производящую и присваивающую и пр., а также экономическую, политическую, религиозную, научную, художественную и т.д. Важно определить, какие из разновидностей лежат в основе существования общества, точнее, нужно определить, какие из них удобнее всего использовать для построения теоретических моделей общества и других социальных явлений и процессов.
Уточнить поставленную задачу позволяет краткий анализ учения Н.Я. Данилевского о культурно-исторических типах, в основу которых положены важнейшие, с его точки зрения, разновидности деятельности.
Для описания названных типов Н.Я. Данилевский использовал в качестве основных четыре разновидности деятельности: религиозную, культурную, политическую и общественноэкономическую. В зависимости от преобладания той или иной разновидности или их комбинации возможны одноосновные, двухосновные, трехосновные и четырехосновные культурноисторические типы. Одноосновными типами являются Древняя Иудея (религиозная деятельность), Древняя Греция (культурная деятельность) и Древний Рим (политическая деятельность). Современную ему Европу Данилевский считает двухосновным культурно-историческим типом (культурная и политическая деятельности) и выражает надежду, что славянский тип будет первым полным четырехосновным культурно-историческим типом [Данилевский. 1995, с.400–430].
В методологическом отношении положение о том, что преобладающая разновидность деятельности определяет тип общества, следует считать крайне перспективным в теоретических исследованиях общества. Если деятельностное взаимодействие есть основа общества, то свойства преобладающей деятельности определят важнейшие свойства общества.
Однако набор конкретных разновидностей деятельности, предложенный Данилевским не совсем удачен для построения теоретических моделей общества, поскольку конкретные разновидности, выбираемые в качестве исходных элементов теории, должны, по возможности, удовлетворять трем условиям.
Во-первых, эти разновидности должны быть как можно проще, элементарнее, в теоретическом отношении. Во-вторых, они должны быть наиболее важными для существования общества в целом. В-третьих, эти разновидности должны быть самым тесным образом связаны с существованием человека, фактически быть проявлениями его жизнедеятельности, выполняя важнейшие функции в его существовании.
Что касается простоты, то почти очевидно, что разновидности деятельности, предложенные Данилевским (религиозная, культурная и т.д.), слишком сложны и неоднородны, чтобы их было можно класть в основу построения теоретических моделей общества. Зачастую трудно отличить религиозную деятельность от культурной, экономическую деятельность от политической и т.д. Религиозные войны – это проявления религиозной деятельности или политической? Говорят также, что политика есть концентрированное выражение экономики, война есть продолжение политики другими средствами и пр.
Сложно также соотнести с упомянутыми разновидностями конкретную профессиональную деятельность. Является ли древнерусская иконопись религиозной, культурной или экономической деятельностью? Очевидно, что в ней есть черты и первой, и второй, и даже третьей.
Наконец, существуют правила, регулирующие одновременно религиозную, экономическую и политическую деятельность людей. Их содержание не позволяет понять, идет ли речь об экономической, политической или религиозной деятельности, поскольку эти правила установлены пророками от имени высшей силы и включены в священные тексы. Деятельность людей в соответствии с ними ведет к крайне важным в социальном отношении следствиям.
В свое время М. Вебер заметил, что богатство распределено крайне неравномерно между представителями разных религий. По его сведениям, в Бадене в 1895 году «на 1000 евангелических христиан приходилось подлежащего обложению капитала в 954 060 марок капитала, на 1000 католиков 589 000 марок. Евреи с их 4 000 000 марок обложения на тысячу человек идут далеко впереди» [Вебер М. 1928, с.43]. Нетрудно подсчитать, что каждый иудей был примерно в четыре раза богаче протестанта и в шесть-семь раз богаче католика.
Вебер, занимаясь исследованием этических основ католицизма и протестантизма, показал, что капитализм как социальное явление имеет духовные корни в протестантской этике. Накопление богатства иудеями также можно объяснить религиозной этикой иудаизма. В «Ветхом завете» сказано: «Не отдавай в рост брату твоему (т.е. иудею – П.С.) ни серебра, ни хлеба, ни чего-либо другого, что можно отдавать в рост. Иноземцу отдавай в рост, а брату твоему не отдавай в рост, чтобы Господь, Бог твой благословил тебя во всем, что делается руками твоими, на земле, в которую ты идешь, чтобы овладеть ею» [Второзаконие. 23.19–20].
Казалось бы, отдавать что-то в рост является экономическим правилом. Но является ли деятельность в соответствии с ним сугубо экономической? Думается, нет, ибо в ней одновременно преследуются и политические цели (овладеть землею, в которую ты идешь), что предписано «священным писанием», а значит, эта деятельность имеет религиозную струю.
В целом, разновидности деятельности, которые предложил Данилевский, излишне сложны, чтобы их можно было класть в основу теоретических моделей общества. Нужны более простые разновидности. Например, деятельность творческая (получение принципиально нового результата, продукта) и деятельность рутинная (тиражирование по имеющемуся образцу продукта и пр.), деятельность присваивающая (присвоение готовых продуктов природы или произведенных другими людьми) и деятельность производящая (изготовление продуктов) и т.д.
Но признаки, которыми отличаются эти относительно простые разновидности деятельности, не связаны непосредственно с жизнедеятельностью человека. Так, деятельности творческая и рутинная отличаются по признаку произведенного продукта («новый» и «скопированный»). В деятельности производящей и деятельности присваивающей отражена специфика отношений, возникающих между человеком и природой или между людьми. В одном случае человек сам что-то изготавливает, в другом присваивает что-то готовое. В таких разновидностях сам деятель и его жизнедеятельность «не видны», они лишь «подразумеваются».
Абстрактно простые разновидности деятельности, связанные с существованием человека, выявляются при рассмотрении простейшей ситуации, когда в наличии имеются: 1) деятель, 2) нечто «другое» (человек, общество, природа, Бог и т.д.) и 3) сам процесс деятельности. С учетом того, что деятельность всегда совершается для (ради) кого-то или для (ради) чего-то, простой перебор вариантов позволяет выявить три разновидности деятельности, выполняющие в жизнедеятельности деятеля важнейшие функции.
Во-первых, деятельность может совершаться деятелем для себя (назовем ее «эгодеятельность»), с ее помощью деятель обеспечивает свое существование, присваивая из окружающего мира все необходимое.
Во-вторых, деятель может совершать деятельность в пользу «другого». Это служебная деятельность, способная придать смысл существованию деятеля. Перед большинством людей встает вопрос, даже если они его не сознают: «Если я один и для себя, то зачем я»? В служебной деятельности деятель расходует накопленный запас жизненных сил.
В-третьих, он может совершать деятельности ради самой деятельности. Эту разновидность удобно назвать «игра». Она привносит в существование субъекта радость, веселье [Бороноев и др. 1996 с.86–87]. Игра возможна в минуты самодостаточности субъекта, когда он, освободившись от потребления мира или служения ему, свободно расходует свои жизненные силы в особом, сотворенном для себя, мире. В игре деятель отчасти подобен Богу, свободно играющему в собственном мире (в индийской мифологии существует образ вечно юного Вишну, играющего мирами).
Очевидно, что выявленные разновидности деятельности самым тесным образом связаны с жизнедеятельностью субъекта, деятеля, выполняя важнейшие функции: обеспечивая существование, придавая смысл существованию и привнося в существование веселье, радость, что делает полноценной жизнедеятельность деятеля. В случае же невыполнения одной из функций его жизнедеятельность оказывается явно ущербной.
Общество существует на сочетании эго- и служебной деятельности. Они объективно необходимы для его существования, причем преобладание одной из разновидностей определяет тип общества. Игра же субъективно необходима для деятеля и призвана, помимо придания ему радости существования, израсходовать излишек его энергии.
Ясно, что названные разновидности являются абстракциями, они выступают в качестве неких «струй» в общем потоке любой конкретной деятельности. Тем не менее, какая-то из этих «струй» может занимать господствующее положение, благодаря чему данная конкретная деятельность оказывается эмпирическим выражением соответствующей абстракции.
Рассматриваемые разновидности обладают важными и во многом противоположными признаками и свойствами (Табл. 4).
В первом столбце таблице даны краткие описания отдельных признаков и свойств разновидностей деятельности, а в последующих столбцах наличие или выраженность этих признаков и свойств.
Таблица 4
Признаки и свойства основных разновидностей деятельности
В первой содержательной строке таблицы названы функции разновидностей деятельности в жизнедеятельности деятеля. О них ранее сказано достаточно. Отдельное замечание касается лишь игры, на которую часто налагают дополнительные функции, связанные с биологическими (выход избыточной энергии, компенсация агрессивных побуждений) и с социальными потребностями (обучение, воспитание, социализация). Но важнее то, что «игра … поддерживается сознанием радостного отдыха за рамками требований «обыденной жизни» [Хейзинга, 1992, с. 229], а «подлинная игра …содержит цель в самой себе» [Хейзинга, 1992, с. 238].
Во второй содержательной строке таблицы дано соотношение разновидностей деятельности и инстинкта самосохранения. Очевидно, что эгодеятельность находится с ним в согласии, ибо этот инстинкт также направлен на обеспечение существование. Понятно также, что служебная деятельность часто находится с ним в противоречии. Служение имеет своей целью существование некоего «другого» и требует от деятеля самоумаления, вплоть до самопожертвования. Что касается игры, то ее отношение к инстинкту самосохранения является неопределенным, ибо игра иногда принимает форму состязания, проигрыш в котором влечет смерть [Хейзинга, 1992, с. 87–92 и др.].
В следующей строке рассматривается рациональность той или иной разновидности с точки зрения деятеля. При этом возникает любопытный парадокс: эгодеятельность, лишь обеспечивающая существование деятеля, оказывается для него всегда субъективно рациональной, а служебная деятельность, придающая существованию смысл, часто субъективно иррациональна для конкретного исполнителя.
Парадокс объясним, если учесть, что рациональность или иррациональность деятельности для деятеля зависит от степени его самостоятельности в принятии решений.
В эгодеятельности деятель сам принимает решение, поэтому цель и дальнейшие действия для него рациональны, хотя со стороны они могут казаться полной глупостью (поведение персонажа в романе Фаулза «Коллекционер», который пытается завоевать любовь девушки, заточив ее в подземелье, но забыв, что «любовь свободна»).
Напротив, в служебной деятельности рядовой исполнитель, не сам принимавший решение о тех или иных действиях, часто склонен рассматривать их как бессмысленную трату сил из-за «дурацких указаний начальства». Поэтому в армейской среде вырабатываются правила поведения, направленные на уклонение от «лишних» усилий («солдат спит – служба идет», «не спеши выполнять приказ, поскольку вскоре может последовать другой приказ, отменяющий предыдущий» и т.д.).
В игре вопрос о ее рациональности не стоит, поскольку цель игры в самой игре. Ее возможная дополнительная цель (приз) служит средством повысить напряженность игры, ее воодушевленность, азарт, но не задает смысл игры.
Последующие строки, в которых речь идет о наличии внешнего контроля, норм, системы наград и наказаний и торжественной клятвы, обусловлены предыдущими признаками – отношением к инстинкту самосохранения и субъективной рациональностью деятельности. Особенно сильно эта обусловленность проявляется в эгодеятельности и служебной деятельности.
Ясно, когда деятель действует в собственных интересах и сам себе ставит цели, его не нужно контролировать извне и жестко предписывать ему правила достижения собственных целей. Нужны лишь общие рамки, не позволяющие деятелю причинять ущерб другим. Кроме того, в эгодеятельности не нужны награды и наказания, поскольку таковыми в ней являются достижение или недостижение результата. Деятелю также не нужно клясться перед другими, что он постарается достичь поставленной для себя цели.
Что касается служебной деятельности, то, поскольку она часто противоречит инстинкту самосохранения, а деятелю представляется иррациональной, необходимы дополнительные меры, побуждающие его выполнять свои обязанности надлежащим образом.
Во-первых, нужны четкие правила, соблюдение которых должно привести к цели служебной деятельности, а их наличие позволит оценить качество ее выполнения.
Во-вторых, нужен внешний контроль, чтобы правила служебной деятельности строго соблюдались, иначе чрезмерно распространятся нормы, нарушающие ее надлежащее исполнение (например, коррупция).
В-третьих, наличие системы наград и наказаний «учитывает» инстинкт самосохранения и субъективную иррациональность служебной деятельности (страх наказания «приглушает» инстинкт, а награда придает ей субъективную рациональность).
Наконец, торжественная клятва отчасти гарантирует, что деятель, получивший дополнительны полномочия, связанные с обязанностями служебной деятельности, будет использовать их лишь для блага того, кому деятель обязан служить. Поэтому исполнение служебной деятельности часто начинается с клятвы, в которой деятель клянется выполнять свой долг честно и добросовестно, невзирая на возможные неудобства или опасности для себя лично. Нарушение присяги пагубно сказывается на процессе деятельности, а если деятель занимает высокое положение, то и на обществе в целом. В частности, катастрофическое развитие событий в недавней российской истории в немалой степени вызвано клятвопреступлениями Горбачева и Ельцина. Первый нарушил присягу, не защитив Конституцию СССР, быть гарантом которой он клялся. Второй – совершил государственный переворот, грубейшим образом нарушив Конституцию РСФСР и расстреляв законно избранный Верховный Совет.
Что касается игры, то поскольку нет четкого и определенного ее соотношения с инстинктом самосохранения и признаком рациональности, нет и жесткой необходимости во внешнем контроле, торжественной клятве, системе наград и наказаний, хотя иногда они возможны и востребованы. Однако абсолютно необходимы строгие и точные правила игры, поскольку их нарушение разрушает игру, превращая ее в разновидность мошенничества. В случае выявления мошенничества деятель наказывается игровым сообществом.