Оптимальным решением для начального периода является зона свободной торговли в рамках СНГ с интеграционным центром в формате ЕАЭС. В пользу подобного формата говорит мировой опыт: все устойчивые крупные интеграционные структуры обладают внутренним рынком объемом от 300 до 600 и более миллионов потребителей. Подобный объем позволяет осуществлять как серийное индустриальное производство, так и продуцировать материальные, финансовые, научные и образовательные ресурсы, необходимые для инновационнотехнологического развития и создания международного экономического региона, опирающегося преимущественно на внутренние возможности саморазвития. В случае невозможности сформировать подобную интеграционную конструкцию недостаточная емкость внутреннего рынка может быть частично компенсирована путем создания торгового блока(ов) или двусторонних отношений с внерегиональными партнерами.
Вторая группа проблем евразийской интеграции связана с необходимостью достижения Россией экономической самодостаточности, ее превращением не только в лидера региональной интеграции, но и в центр развития всего региона. До восстановления в России своего промышленного сектора, проведения последовательной политики импортозамещения и освоения новых технологий интеграция в Евразии не сможет получать устойчивых импульсов развития.
Моделью позиционирования Евразии в мировом хозяйстве становится связка «Запад – Евразия – Восток». Чтобы стать в новой связке хотя и «асимметричным», но субъектом триады, России необходимо участвовать в ней не только индивидуально, но и как лидеру регионального интеграционного объединения. Задача весьма трудная и требующая многих усилий и времени.
Запад, прежде всего США, продолжит политику неприятия объединительной идеи на евразийском экономическом пространстве без своего доминирующего участия. З. Бжезинский утверждал: «Только Европа, все более самоорганизующаяся в форме Европейского союза, обладает потенциальными политическими, военными и экономическими возможностями совместно с Америкой решать задачу (углубления) и расширения трансъевразийского сотрудничества16.
Продолжающаяся Западом информационная демонизация России дополнилась экономическими санкциями, стремлением изолировать ее от мирового сообщества. Ответная реакция должна включать меры среднего и долгосрочного характера. При их разработке необходимо просчитать все варианты. По нашему мнению, самым неблагоприятным из них для России может стать попытка США повторить по отношению к Украине нечто подобное плану Маршалла для Европы или инвестициям в экономику Японии и Южной Кореи. Нынешняя ситуация в мире не очень располагает к осуществлению столь масштабного проекта, но исключить обращения к проверенному историей методу воздействия на соперничающую сторону нельзя. Поэтому меры противодействия даже менее опасным вызовам должны включать механизмы и инструменты, способные адекватно реагировать на худшие варианты развития событий.
Наибольший эффект противодействия попыткам дальнейшего разрушения евразийского экономического пространства может быть достигнут путем приоритетного развития двусторонних экономических отношений между Россией и Китаем, многостороннего в рамках ШОС по вопросам безопасности, подключения к проектам вокруг Шелкового пути на двусторонней основе, а также в рамках ЕАЭС и БРИКС. Особое внимание следует уделить использованию транзитного потенциала стран ЕАЭС в сухопутных и морских коридорах Европа – Азия.
В европейском направлении до отмены санкций целесообразно использовать заинтересованность отдельных стран ЕС в поддержании нормальных отношений с Россией. Ближайшая задача послесанкционного периода – восстановление досанкционных объемов взаимной торговли и инвестиционной активности.
Сценарии экономического развития России до возникновения ЕАЭС редко предусматривали участие других стран СНГ. Разрыв кооперационных связей с Украиной резко сузил сферу сотрудничества в промышленных отраслях. Поэтому проекты восстановления индустриального потенциала России, очевидно, должны предусматривать как участие в них партнеров, так и расширение содействия в развитии их экономик и привлечения к участию в крупных международных инфраструктурных проектах. Сложная ситуация ближайших лет не должна стать тормозом экономического взаимодействия. Следует шире использовать возможности российских регионов по развитию отношений с регионами соседних стран, увеличению объемов приграничной торговли, созданию небольших и средних совместных предприятий, кооперационных связей.
Как отмечалось выше, возможности России исполнять в полной мере роль центра экономического развития Евразии в настоящее время ограничены. Это необходимо учитывать, чтобы не повторить ошибок прошлого, когда продекларированные цели интеграции и развития СНГ не были подкреплены материальными ресурсами и реальными интересами. ЕАЭС в сложившемся формате способен к саморазвитию, но его ресурсы пока недостаточны для сшивания всего региона постсоветской Евразии. Для решения этой исторической задачи он должен привлечь как минимум Украину (желательно и Узбекистан). Оптимальным вариантом была бы их готовность к присоединению к Евразийскому союзу, но даже при отказе от прямого членства, необходимо искать формы их участия через ЗСТ и/или через систему двусторонних связей в производственных и инфраструктурных программах регионального масштаба. Участие в ряде проектов пояса Нового шелкового, сухопутного и морского пути создаст дополнительные стимулы к привлечению колеблющихся партнеров.
Некоторые исследователи, отмечая наличие позитивной корреляции между экономической связанностью региона, с одной стороны, и уровнем развития и темпами роста – с другой, считают первую едва ли не ключевым фактором развития в широком понимании этого термина17. Данное положение имеет особо важное значение для ПП. Перед этим регионом стоит сложная задача – преодолеть драматические последствия развала советской системы по трем направлениям: реанимация рациональных элементов ранее существовавшей региональной инфраструктуры, повышение связанности региона, усиление позиционирования в мировом хозяйстве в режиме, обеспечивающем возможность саморазвития преимущественно за счет внутренних ресурсов национальных экономик, региональной консолидации и интеграции, присоединения к мейнстриму мирового инновационного и технологического прогресса.
Большинство стран постсоветского пространства сумели самостоятельно включиться в мировое хозяйство в качестве ведомых, вынужденно ориентируясь в первую очередь не на потребности национальной экономики и региональный рынок, а на импульсы внешнего мира. При этом характерными чертами национальных экономик региона стали деиндустриализация, высокая чувствительность к внешним шокам, массовая безработица, увеличившееся отставание от группы ведущих стран мира. Слабая позитивная динамика, дефицит материальных и финансовых ресурсов делают перспективы осуществления модернизации в существующем режиме для большинства стран в одиночку весьма призрачными. Следование подобному сценарию чревато дальнейшим размыванием потенциала постсоветской Евразии как жизнеспособного, системообразующего международного экономического региона. В сочетании с позициями Украины и Молдавии именно это грозит потерей традиционной идентичности евразийского пространства. Противостоять разрушительному тренду станет возможно только после формирования в регионе центра экономической мощи, посылающего импульсы развития в пояс своего окружения. ЕАЭС имеет шанс стать таким центром. Но для этого нужно чтобы Россия предложила партнерам по региону концепцию и политику модернизации их национальных хозяйственных систем в увязке с модернизационными и инновационно-инвестиционными процессами в российской экономике. В подобной «связке» неизбежные дополнительные затраты бюджета и частные инвестиции из России в страныпартнеры по своему эффекту становятся аналогичными вложениям в экономику России (аутсорсинг, дешевая рабочая сила, приближение к источникам сырья и рынкам сбыта, уменьшение миграционного давления, сокращение транспортных расходов и т.п.).
Однако низкий показатель связанности усложняет развитие ЕАЭС. Большинство стран СНГ придерживаются ориентации на рынки третьих стран, и неотложной задачей евразийской интеграции является формирование емкого внутреннего рынка как важнейшего драйвера экономического роста в интеграционных объединениях слабо- и среднеразвитых стран с отсутствием или недоразвитостью индустриального сектора.
Положение может осложниться в связи с готовностью ряда внерегиональных стран заключить соглашения о ЗСТ с ЕАЭС (тенденция сама по себе положительная). Подобные соглашения, увеличивая рыночный потенциал Евразии, одновременно создают ряд проблем и усложняют систему регулирования внутрирегиональных отношений. ЕАЭС пока способен посылать импульсы для развития немногих сфер, прежде всего энергоотраслей, оборонной промышленности и некоторых других. Пока неясно, как будет сбалансировано развитие ЕАЭС «вглубь» и «вширь». Заключение соглашений о ЗСТ с крупными внерегиональными странами – до упорядочения внутрирегионального торгово-инвестиционного режима и вступления всех участников ЕАЭС в ВТО – может вызвать торгово-отвлекающий эффект и тормозить интеграционный процесс.
В ближайшие два–три года ЕАЭС, видимо, должен сосредоточиться на максимальном использовании эффекта от объединения торговых систем участников интеграционного проекта и повышении готовности экономики недавно вступивших стран к совместным действиям по восстановлению индустриального потенциала ЕАЭС. Расширять состав объединения до завершения этого стартового периода вряд ли целесообразно. Нельзя повторять предыдущих ошибок, связанных с постановкой с самого начала амбициозных, невыполнимых задачи, срыв которых приводил к потере веры в саму идею интеграции.
Сейчас трудно определить перспективы ЕАЭС. Но в любом варианте развития он должен исходить из принципиального положения о том, что евразийское пространство находится в стадии формирования международного экономического региона, который сможет занять достойное место в мировом хозяйстве только путем повышения его внутренней связанности, опережающих темпов роста внутрирегионального рынка.
Глава 2
Евразийская интеграция: социальная справедливость vs экономическая эффективность
Евразийская интеграция, несмотря на свою долгую историю, начало которой было положено в 1994 г. в ходе официального визита первого президента Казахстана Н.А. Назарбаева в Российскую Федерацию, до сих пор так и не достигла желаемой степени зрелости и глубины. За прошедшие 25 лет в условиях жесткой внешней и внутренней турбулентности серьезным испытаниям на прочность подверглись не только экономические, геополитические, но и социальные скрепы евразийского пространства.
Поиск причин «пробуксовки» социально-экономической трансформации и интеграции на евразийском пространстве в традиционном русле геополитики и геоэкономики, как показала практика, так и не увенчался успехом. Распад СССР вскрыл и привел в движение мощные социокультурные и ментальные пласты, запустил центробежные векторы некогда единой культурно-исторической общности. Ожидания быстрой реальной отдачи от, казалось бы, «достаточно высокого потенциала естественной солидарности населяющих регион народов, которая проистекает из их многовекового совместного проживания, этнокультурного и экономического взаимодействия и встречных миграционных движений»18 оказались чрезмерно завышены.
По логике, «снижение барьеров на пути товаров, услуг, людей и капиталов по мере углубления интеграции должно способствовать развитию взаимных торговых и инвестиционных связей и, тем самым, способствовать росту экономики регионов. Но практика постсоветских интеграционных проектов этого не подтверждает»19. С одной стороны, «унаследованные от СССР общие черты и связи создают иллюзию легкости реинтеграционных процессов на нашем пространстве». С другой – «задача реинтеграции пространства оказывается много сложнее, чем формирование европейской интеграции с нуля. Прошлый опыт способен оказывать значительно более негативное влияние, нежели отсутствие опыта совместной жизни как такового»20.
Чрезвычайно важное значение имеет «…отношение и интерес общества к интеграционному проекту. Это задает общий положительный фон и во многом определяет динамику»21. Однако проект ЕАЭС находится преимущественно на периферии внимания СМИ стран – участниц Союза. Интеграционная повестка находит недостаточное отражение в жизни людей и поэтому воспринимается ими как нечто «виртуальное»22. Все это сказывается на ходе интеграционных процессов на постсоветском пространстве, их противоречивом и разнонаправленном характере. Кроме того, по мнению академика В.М. Полтеровича, «если в программе реформ не учтены существующие ресурсные, технологические, институциональные и культурные ограничения, то законодательно внедренные институты оказываются дисфункциональными»23.
В этой связи чрезвычайно важно, что в научном и экспертном дискурсе все чаще затрагиваются вопросы социокультурной составляющей интеграционных процессов. Так, эксперты Евразийского банка развития считают, что «успех евразийской интеграции по-прежнему будет во многом зависеть и от усилий, направленных на повышение долгосрочной устойчивости евразийского интеграционного проекта, его привлекательности не только в экономическом и военно-политическом плане, но и в научно-образовательном, культурном и общем гуманитарном аспектах»24. Длительное игнорирование социального фактора существенно снижает прочность интеграционных связей, ставит под угрозу эффективное интеграционное взаимодействие и «… даже серьезные политические договоренности и взаимозависимость национальных экономик не спасают от дезинтеграции при разрыве гуманитарной (культурной) связи и информационно-идеологическом противостоянии»25. А. Крылов и А. Арешев отмечают, что «…евразийская интеграция имеет много измерений и отнюдь не исчерпывается экономическим прагматизмом. Социальная, политическая, культурно-цивилизационная составляющие играют не менее важную роль в успешной реализации интеграционного проекта»26.
В ряде научных трудов Института экономики РАН, посвященных интеграционной проблематике, также прослеживаются схожие позиции. Так, Л.З. Зевин подчеркивает, что «… региональная интеграция не является чисто экономическим процессом… [Cтарт интеграции] становится возможным при наличии поддержки значительной части общества будущих партнеров (социальный фактор); … мотивация к объединению опирается на исторический опыт общения и культурно-цивилизационные связи…»27. Л.Б. Вардомский утверждает, что именно социокультурные приоритеты становятся критически важными при выборе постсоветскими странами вектора интеграции: «…речь идет о выборе между присоединением к европейской интеграции, созданием своего евразийского объединения или проведением многовекторной внешней политики»28.
Авторы коллективного научного доклада «Евразийский интеграционный проект: эффекты и проблемы реализации» полагают, что «важнейшую роль в углублении интеграции могли бы сыграть социальные и культурные факторы. … Использование культурных факторов более чем оправданно в интеграционном строительстве в силу взаимопроникновения культурных традиций на протяжении многих десятилетий совместного проживания народов». Они приходят к выводу, что «вопросы развития социальной сферы, выравнивания региональных и структурных диспропорций должны стать важной составляющей социально-экономической политики Евразийского экономического союза»29. Л.С. Косикова отмечает, что именно социальные факторы призваны сыграть «цементирующую» роль в процессе успешной региональной интеграции: «… социальный фактор в процессе региональной интеграции чрезвычайно важен как один из главных «скрепов» межгосударственных союзов, создающий стимулы к сближению именно «снизу», со стороны населения сотрудничающих государств»30.