Познать смерть с точки зрения ПЕРВОГО ЛИЦА принципиально невозможно также потому, что познание смерти с этой позиции практически всегда есть «источник тревоги»: «Я загнан в угол. Смерть в первом лице – тайна, которая затрагивает меня глубоко и всецело…, я приближаюсь к ней вплотную и не могу сохранять дистанцию по отношению к проблеме. Решается моё дело!»7. В случае со смертью в ПЕРВОМ ЛИЦЕ не может быть и речи о какой-то объективности или нейтральности. Поэтому человек не в состоянии познать её с этой позиции.
С другой стороны, именно восприятие смерти с точки зрения ПЕРВОГО ЛИЦА демонстрирует нам всю бессмысленность страха перед нею, потому что, как это выразил в своей знаменитой и часто цитируемой фразе древнегреческий философ Эпикур: «пока мы существуем, смерть еще отсутствует; когда же она приходит, мы уже не существуем»8. Человек противостоит смерти, борется с ней и видит в ней ключевую проблему своей жизни, но всё это он делает, пока живёт. С прекращением жизни проблема смерти как таковая для него исчезает. Но пока человек существует, он испытывает глубинный страх перед смертью, которую он воспринимает как «переход» из состояния бытия в состояние не-бытия, хотя последнее, в строгом смысле слова, не является «состоянием», ибо с наступлением смерти индивидуальное бытие заканчивается, а вместе с ним заканчиваются и исчезают те страхи и страдания, которые его сопровождали. «Вне жизни» ничего нет – нет ни страхов, ни страданий. Но, пока человек существует, он испытывает панический, инстинктивный и глубинный страх, который оказывает своё (не)заметное влияние на все его мысли, дела и поступки, на что очень точно указал Мартин Хайдеггер (Martin Heidegger). Этот страх является сопутствующим элементом человеческого существования. Познать и объяснить этот глубинный и бессознательный страх человеку совершенно не просто, ибо познать и объяснить страх он может, лишь не имея его. Однако, утеряв страх, человек утеряет вместе с ним и необходимость познавать его.
Именно позиция восприятия смерти с точки зрения ТРЕТЬЕГО ЛИЦА открывает человеку уникальную возможность, испытывая страх смерти, попытаться игнорировать его и таким образом описать смерть «на дистанции». Но насколько достоверны все эти описания смерти с позиции ТРЕТЬЕГО ЛИЦА? Ведь с этой позиции человек описывает «чужие» состояния и ощущения, которые он может только предполагать, но которые он, однако, не в состоянии лично испытать. Ведь в тот момент, когда переживание смерти становится моим личным испытанием, оно уже не поддаётся «моему» описанию.
Ещё сложнее обстоит дело с такой смертью, которая воспринимается с точки зрения ВТОРОГО ЛИЦА, когда, по меткому выражению Янкелевича, «неутешный оплакивает незаменимого»9. Ведь в этом случае речь идёт о смерти близкого человека. Янкелевич называет эту ситуацию – «промежуточным и в некоторой степени даже привилегированным событием»10. «Промежуточным» это событие является потому, что чужая смерть есть жесткое и бескомпромиссное напоминание о неизбежности моей собственной смерти, а «привилегированным» оно является потому, что смерть в этом случае, настигнув другого человека, обошла, к счастью, меня стороной. Именно этот момент описывает Толстой в своей знаменитой повести «Смерть Ивана Ильича», характеризуя очень точно реакцию окружения на событие другой / чужой смерти: «самый факт смерти близкого знакомого вызвал во всех, узнавших про нее, как всегда, чувство радости о том, что умер он, а не я»11.
Наше отношение к смерти является, таким образом, двойственным и противоречивым. «На смерть мы смотрим с позиции наблюдателя, но, с другой стороны, мы погружены в нее, как в судьбу, не имеющую никакой перспективы»12, констатирует Янкелевич. Непрерывное выхватывание смертью людей из человеческого сообщества, создаёт в нём такую ситуацию, в которой «для меня нет реально моей смерти, а точнее: я умираю только для других и никогда – для меня самого, и, в свою очередь, только я знаю смерть другого, которой не знает он сам»13.
Смерть всегда приближается к нам вначале «через других», вызывая таким образом у нас необъяснимую тревогу и страх. Но, напоминая и заявляя о себе, смерть в то же время не позволяет человеку «ухватить», познать и объяснить себя. Реально смерть, считает Янкелевич, существует лишь для других. Для моего «Я» её быть не может, потому что моё «Я» исчезает одновременно с приходом смерти. А это значит, что смерть для меня остаётся принципиально непознаваемой.
Но Янкелевич не останавливается на этом своём тезисе, а он идёт дальше, исключая не только возможность познания смерти, но и возможность мысли о ней. Потому что мысль о смерти, как он говорит, есть «мысль о ничто». А «„мысль“ о ничто – это ничто мысли, небытие объекта, уничтожающее субъект: как невозможно видеть отсутствие, так же нельзя помыслить ничто; таким образом, мыслить вообще ничто – значит не мыслить ни о чем, то есть не мыслить»14.
Рассуждая о смерти, мы, таким образом, ходим вокруг и около её дома, не в состоянии проникнуть в него, а, проникнув в него, мы уже не в состоянии сказать людям, что мы увидели и испытали в нём. Смерть остаётся для нас закрытым и недоступным феноменом. Янкелевич приходит к выводу:
«Нет, момент наступления смерти никак не может быть ни объектом познания, ни материалом для умозрительных рассуждений; молниеносная одновременность, т. е. одновременность, длящаяся одно мгновение и в конечном итоге сводящаяся к нулю, вовсе не переживается как психологический и сознательный опыт, ведь всякое сознание либо опережает реальность, либо отстает от нее; мгновенный удар смерти ни в коем случае нельзя считать вещью; ведь если бы он был „чем-то“, то его можно было бы увидеть или передать словами, но тогда бы он уже не был мгновенным»15.
То, что невозможно познать, познать невозможно, убежден Янкелевич. С другой стороны, именно отсутствие ответа на главный вопрос человеческой жизни заставило человека заняться размышлениями о смерти. Потому что там, где имеются готовые ответы, там нет и необходимости заниматься поиском. Но на вопрос «что такое смерть?» у человека готового ответа нет.
С другой стороны, мы, как я уже упоминал выше, имеем чрезвычайно богатую и многогранную традицию исследования смерти, которая создавалась человечеством на протяжении многих тысячелетий. Эта традиция включает в себя как открытия естественных, так и гуманитарных наук, а также многочисленные произведения литературы и искусства. Все эти достижения человеческой мысли образуют, в их совокупности, оригинальную и неповторимую культурную традицию смерти, которая включает в себя знания самых различных наук – философии, антропологии, истории, археологии, этнографии, социологии, биологии, психологии, медицины. Важную роль в познании смерти, в чём мы скоро убедимся, сыграли также мифология и религия. Но надо признать, что самое мощное, возможно, даже шокирующее влияние на человека оказывает, как правило, личный контакт со смертью, в который человек вынужден вступать, прощаясь со своими близкими или друзьями. Именно этот личный «опыт смерти» не в состоянии заменить ни книги, ни лекции, ни фильмы, ни археологические или музейные экспонаты, ни произведения искусства.
Мы уже убедились в том, что человек не только вступает в личный контакт со смертью, но и познаёт её уже на протяжении тысячелетий с помощью самых различных методов, наук и дисциплин. В результате этой долгой и кропотливой познавательной работы человеку удалось создать неповторимую и многогранную культуру смерти. Надо сказать, что эта культура настолько богата и разнообразна, что никакой исследователь-одиночка не в состоянии изложить и описать её всесторонне – одной человеческой жизни на это просто не хватит. Но я тем не мене посчитал необходимым предоставить читателю краткий очерк культурной истории смерти, который позволил бы ему, хотя и поверхностно, но прикоснуться к различным граням и аспектам это сложной темы.
«Триумф смерти» – картина Питера Брейгеля Старшего, написанная около 1562 года
2
Краткий очерк культурной истории смерти
2.1. Междисциплинарные дифференции в подходе к проблеме смерти
Культурную традицию смерти мы можем разделить на три большие и относительно независимые сферы – (1) тема смерти в естественных науках, (2) гуманитарная традиция смерти, (3) смерть в литературе и искусстве. Вначале я, однако, хотел бы обратиться к вопросу о том, каким образом традиция смерти, вообще, как таковая стала возможной? Чтобы дать всеобъемлющий ответ на этот вопрос, необходимо, по моему мнению, обратиться к проблеме отношения материального (природного) и идеального (духовного) в человеке.
Человек, как и все другие живые существа, обладает живым организмом, функционирование которого, разумеется, подчиняется биологическим законам. Как существо разумное, человек, однако, следует не только биологическим, но и нравственным законам, т. е. он следует не только потребностям своего тела, но и рекомендациям своего разума или же своему интеллекту, который я обозначу здесь одним коротким словом – «Я». Человеческое «Я» не в состоянии существовать вне своего организма. «Я» заявляет о себе впервые в момент рождения и в последний раз оно напоминает о себе в момент смерти «своего» организма. «Я» неразрывно связано со своим организмом и тем не менее оно не тождественно ему, ибо способно вставать наперекор желаниям и наклонностям своего организма, решительно противодействуя им. Благодаря «Я», существование человека является не только биологическим, но и духовным существованием. При этом, как биологическое, так и духовное существование человека протекает на индивидуально-универсальном уровне. Но что мы понимаем под этим двойным понятием?
Несмотря на то, что существование всех живых организмов основывается на универсальных биологических законах, каждый организм имеет свою собственную индивидуальную жизнь, которую он должен прожить «сам». Каждый организм должен пройти все, запрограммированные в нём, универсальные фазы биологического развития и умереть. Каждый организм умирает «сам», а не за кого-то. Это означает, что жизнь живого организма протекает как на универсальном, так и индивидуальном уровне.
Но также духовная жизнь человека является жизнью как универсальной, так и индивидуальной. Человек использует не только идентичные «инструменты» познания мира, но и опирается на идентичные познавательные структуры, изучением которых занимались такие величайшие мыслители как Эммануил Кант (Immanuel Kant), Вильгельм фон Гумбольдт (Wilhelm von Humboldt) или Людвиг Витгенштейн (Ludwig Wittgenstein), которые исследовали законы функционирования человеческого разума или человеческого языка. В тоже время духовный мир любого человека является миром индивидуальным и неповторимым. Любое человеческое «Я» живёт в своём индивидуальном и неповторимом духовном мире, осознавая при этом свою преходящесть и смертность. Осознать свою смертность может только существо природное и разумное. Сознание смерти возможно лишь при наличии этих двух предпосылок – а) биологического существования и б) рефлектирующего сознания.
Не обладающие разумом животные не в состоянии «осознать» факт своей смертности или преходящести, а тем более – сознательно отнестись к нему. Также существа божественные (если таковые, конечно, существуют) не чувствуют необходимости осознать смерть, ибо бессмертные создания в этом не нуждаются. А вот человек, являясь существом как преходящим, так и разумным настоятельно нуждается в познании и объяснении своей смертности. Поэтому он на протяжении всей своей истории предпринимал бесконечные попытки познать, понять и объяснить феномен смерти. Благодаря его стремлению мы имеем сегодня оригинальную и неповторимую культуру смерти, начало которой лежит в древних мифах и верованиях. Последние стремились объяснить причины не только «начала», но и «конца» мира. Именно мифология дала толчок развитию как философских, так и религиозных знаний о смерти, которые в начальный период своего развития не позволяли чётко отделить себя друг от друга. В древнейших культурах зародились первые элементы естественных знаний о смерти, которые человек приобрёл в своей практической деятельности и прежде всего благодаря развитию искусства исцеления (лат. medicina), а также искусству бальзамирования.
Что интересно, уже в древнейших культурах мы констатируем самые различные подходы к теме смерти. Проблема смерти, с одной стороны, исследуется в мифологии, религии и философии, а также изображается в искусстве. С другой стороны, она оказывается в центре внимания древнейшего естествознания, которое объединяло в себе физику, химию и биологию. Уже в древнейших цивилизациях мы наблюдаем междисциплинарный подход к проблеме смерти, которая освещалась как с точки зрения гуманитарных, так и естественных наук. С тех пор в исследовании смерти мало что изменилось.
Современные естественные науки видит свою главную задачу в том, чтобы исследовать процессы организации жизни на молекулярном, клеточном, органном и организменном уровне. С точки зрения естественных наук смерть человека не отличается принципиально от смерти животного. С генетической или физиологической точки зрения она, действительно, не отличается от смерти животного, но, в отличие от животного, человек относится сознательно к своей смерти. Более того, он готовится к ней. Кроме того, гуманитарные науки воспринимают смерть не только в биологическом или медицинском, но и в социальном и историческом контексте. По этой причине с точки зрения гуманитарных наук смерть имеет не только биологические, но и социальные причины, как, например, голод, эпидемии, войны, геноцид или убийства. Социальные и политические причины, однако, никак не интересуют естественные науки. Кроме того, естественные науки никогда не ставили и не будут ставить философского вопроса о смысле человеческой жизни / смерти, они не обращались и не будут обращаться к проблеме «бессмертной души», а также к проблеме «жизни после смерти». Однако для философии и религии именно эти проблемы являются центральными и даже ключевыми исследовательскими темами.
Но как можно объяснить эти, надо признать, довольно радикальные дифференции в подходе к проблеме смерти между естественными и гуманитарными науками? Главная причина вышеупомянутых различий в подходе к проблеме смерти лежит, по моему мнению, в одном простом факте: если объектом исследования естественных наук является человеческий организм, то объектом исследования гуманитарных наук – духовный мир человека, а, точнее, его индивидуально-универсальное «Я», которое мы анализировали выше. Индивидуальность этого универсального «Я» проявляет себя в том, что любая духовная традиция человечества включает в себя конкретные имена, труды и работы. В тоже время любая человеческая традиция позволяет презентовать себя как универсальная традиция, т. е. описывать себя без упоминания конкретных имен, что ярко проявляет себя, например, в описании общих понятий. В развитие этих понятий свой вклад внесли, возможно, сотни выдающихся личностей, но мы, употребляя эти понятия, отказываемся от упоминания тех имён, которые определили их развитие. После того как мы назвали основные различия в описании смерти между естественными и гуманитарными науками, обратимся к исследованию одной только гуманитарной традиции смерти.
2.2. Традиция смерти в гуманитарных науках
Своё описание гуманитарной традиции смерти я начну с исторической науки, которая свои первые знания о древнейших культурах и цивилизациях почерпнула, прежде всего, из дошедших до нас древнейших могил и захоронений. Большую помощь в этом ей оказала, конечно, археология. Некоторые археологи и историки по праву утверждают, что сознательная история человека началась в тот момент, когда он начал хоронить умерших. Самые древние захоронения, как нам сообщают справочники и энциклопедии, были обнаружены на территории нынешнего Израиля. Датируются они периодом ок. 120 000 лет.