Праздная толпа, грызя подсолнухи и шатаясь из комнаты в комнату, пока ещё только присматривалась к его покоям, которые в скором времени будут завалены трупами миллионов людей. В июле 1918 года будет расстреляна царская семья, в стране развернётся кровавая Гражданская война, за которой последует затянувшийся на десятилетия «красный террор». Бунин всего этого пока ещё не знает, но он уже предчувствует приближение великой беды: «Весна, пасхальные колокола звали к чувствам радостным, воскресным, но зияла в мире необъятная могила. Смерть была в этой весне, последнее целование…»24 Такая же «необъятная могила» развернулась в сентябре 1940 год перед глазами другого мыслителя – Вальтера Беньямина, который вынужден был покончить свою жизнь самоубийством. В последний год своей жизни Беньямину удаётся сделать наброски своих знаменитых тезисов «О понятии история»25, в которых тема смерти играет исключительно важную роль.
Это звучит парадоксально, но, хотя смерть, по своей сути, есть не-существование, напоминать о себе она может только в момент существования. Это означает, что также смерть принципиально зависима от существования, только во время которого она может «напоминать» и «заявлять» о себе. Когда мы говорим о «напоминаниях» смерти, мы, как правило, имеем в виду акт прощания с умершим. Надо сказать, что этот акт преследует две друг другу принципиально противоречащие цели: с одной стороны, прощание с умершим преследует цель устранения останков умершего, с другой, этот акт является попыткой сохранить вечную память о нём. Две эти, друг другу явно противоречащие, цели своеобразным образом переплелись в одном и том же акте – акте захоронения, что очень точно отразил русский язык. Старославянское «хранити» означает как прятать / скрывать, так и сохранять / уберегать. Замечу, что в немецком языке момент «сохранения» или «вечного хранения» в слове «похоронить» (нем. begraben, bestatten, beerdigen, beisetzen) не проявляет себя с такой чёткостью, с какой он проявляет себя в русском языке. В немецком языке акценты ставятся, скорее, на устранение останков умершего. Подобные лингвистические вариации подчёркивают культурные особенности в восприятии феномена смерть.
Язык, однако, не только разделяет, но и объединяет людей, что убедительно доказывают созданные ещё древними культурами мифы о смерти, которые остаются понятными и доступными и современному человеку. Более того, мифологическую интерпретацию смерти, разумеется, в её модернизированной форме, до сих пор акцептирует значительная часть человечества, которая верит в «жизнь после смерти» или же в «воскрешение умерших» и «переселение души».
Несмотря на то что слово «мифологический» несёт в себе негативный оттенок, ибо ассоциируется с фантастическим, нереальным и выдуманным, я употребляю его здесь исключительно в позитивном смысле, учитывая тот бесспорный факт, что мифология сыграла очень важную роль в процессе познания такого сложного феномена как «смерть». Ведь именно мифологии удалось впервые антропологизировать и конкретизировать смерть, сделав её объяснимым, доступным и понятным явлением. Поэтому для нас очень важно обратиться к анализу мифологической интерпретации смерти, которая внесла значительный вклад в её понимание и осознание.
«Таллиннская пляска смерти» церкви Святого Николая в Таллине – изображение XV века из серии т. н. «Плясок смерти»
3
Мифологические образы смерти
Ни в какой другой культуре культ смерти не получил такого всестороннего развития, которое он получил в древнеегипетской цивилизации, примеры из истории, которой я уже приводил. Но теперь я непосредственно обращусь к анализу древнеегипетской культуры смерти. Историю развития культа смерти в Древнем Египте отразил такой важный источник как «Книга мёртвых», которую точнее было бы назвать «Книгой Воскресения», потому что её заголовок в переводе звучит как «Главы о выходе к свету дня». Большинство экземпляров «Книги мёртвых» были найдены в захоронениях жрецов. Эта книга представляла собой собранные в течение тысячелетий, написанные на папирусе и украшенные рисунками заупокойные тексты, гимны, заклинания и молитвы. Центральную роль в ней, однако, играли мифологические образы и особенно образ бога загробного мира Осириса, который был судьёй над душами усопших. Нам никак не обойтись без анализа этого оригинального мифологического образа.
Осирис был старшим сыном бога земли Геба и богини неба Нут. В представлении египтян он сыграл чрезвычайно важную роль в человеческой истории. Его исключительная заслуга заключалась в том, что он цивилизовал людей, научив их земледелию и виноделию, а также отучив их от каннибализма. За это люди были ему очень благодарны. Но уважение людей к Осирису вызвало зависть его брата Сета, который убил Осириса и, разрубив его тело на части, рассеял их по миру. Эти, раскиданные по свету, части тела Осириса нашла и собрала его жена и сестра Исида. Бог смерти Анубис соединил их друг с другом и забальзамировал. Позже Исида, превратившись в сокола, забеременела от мёртвого Осириса и родила ему сына Гора, который изображался египтянами в образе человека с головой сокола. Гору удалось победить Сета и воскресить Осириса. Победа Гора над Сетом стала символом победы жизнью над смертью, а также победой добра над злом. После своего воскрешения Осирис решил остаться владыкой «царства мёртвых», предоставив Гору возможность управлять «царством живых». Таким образом человеческий мир распался на две противоположенные сферы – «царство мёртвых» и «царство живых», точкой раздела которых стала человеческая смерть. Я особо подчеркну тот факт, что два этих царства разделяла друг от друга не географическая, а событийная граница, которой являлась смерть человека. Подобная «граница» могла возникнуть только на уровне абстрактного мышления, которое позволило человеку открыть потустороннее или трансцендентное существование, символом которого и являлось «царство мёртвых». Однако этим влияние мифологической идеи смерти на жизнь древнеегипетского общества, конечно, не ограничивалось, ибо эта идея повлияла на развитие не только духовной, но и социально-экономической сферы человека, что само по себе является уникальным фактом. Ведь речь здесь идёт о влиянии «идеального на материальное». На этом пункте я остановлюсь подробнее.
История Древнего Египта наглядно демонстрирует нам, каким образом абстрактная, в прямом смысле слова, «мифическая» идея в состоянии оказать вполне реальное влияние как на экономическое, так и социальное развитие общества. Подобное влияние идей на реальную жизнь человека испытало на себе, кроме древнеегипетского, возможно, ещё и коммунистическое общество, которое, однако, тему смерти, за исключением «героической смерти», замалчивало и игнорировало. А вот в древнеегипетском обществе тема смерти играла очень важную роль, о чём свидетельствует идея «царства мёртвых», которая инициировала людей к целенаправленным действиям, причём не только в ритуальной и религиозной сфере, но и в сфере экономики (ремесла, торговли, архитектуры), а также культуры и искусства.
В этом случае мы наблюдаем, с одной стороны, для похоронной отрасли типичное смешение коммерции и идеализма, на которую в своё время указал французский историк Филипп Арьес26. С другой стороны, мы фиксируем здесь не просто «смешение» коммерции и идеализма, а прямое, реальное и непосредственное влияние мифологических идей как на экономическую, так и культурную жизнь общества, или же, коротко говоря, влияние «идеального на материальное», которое ставит под вопрос непогрешимость знаменитой марксовской цитаты о том, что «бытие определяет сознание». В древнеегипетском обществе дело происходило, скорее, наоборот – в нём мифологическое сознание существенно определяло как социально-экономическую, так и духовную жизнь общества. Но в чём, конкретно, это влияние себя проявляло?
На базе растущей общественной потребности длительного сохранения тел умерших в Древнем Египте возникла особая группа специалистов, задача которой заключалась в профессиональной организации процесса мумифицирования умерших. Владение этим искусством требовало разносторонних знаний и умений, а также определённого опыта и квалификации, без которых акт бальзамирования был бы просто невозможен. Но в основе этого акта лежала ведь мифологическая идея «жизни после смерти», которая и служила его главной мотивационной и легитимационной силой. Кроме того, идея «жизни после смерти» наполнила как существование человека, так и его действия конкретным смыслом. Без веры в загробную жизнь мумифицировать тела мёртвых было бы, по меньшей мере, бессмысленно. Тем более, что акт бальзамирования никакой экономической выгоды древнеегипетскому обществу не приносил: он не увеличивал его прибавочный продукт, не делал его более богатым, а имел, скорее, чисто символический характер. И тем не менее искусство бальзамирования мёртвых дало толчок развитию не только ремесла и торговли, но также культуры и искусства. Похороны, особенно похороны знатных лиц, требовали колоссальной и многолетней подготовки, которая включала в себя действия различного характера – планирование, строительство и украшение грандиозных погребальных сооружений, профессиональную организацию похоронного акта в соответствии с традициями, ритуалами и верованиями древнеегипетского общества, а также долговременное сохранение памяти об умершем. В этом, требующем чёткой организации общественного труда, «похоронном процессе» участвовали самые различные группы профессионалов – архитекторы и строители, мореплаватели и торговцы, специалисты по мумифицированию и бальзамированию умерших тел, специалисты по изготавливанию саркофагов, люди искусства и культуры, а также жрецы и плакальщицы. Все эти высокоспециализированные группы вынуждены были тесно взаимодействовать друг с другом, выполняя в рамках грандиозного погребального проекта предписанные им задачи, причём выполнять их в строгой последовательности, ибо расписывать помещения пирамид можно было только после того, как они были построены; хоронить тело умершего разрешалось после того, как оно было мумифицировано и т. д. Кроме того, строительство грандиозных пирамид требовало наличия архитектурных знаний, квалифицированных строителей, развитой строительной техники, чёткой организации труда и вместе с ней разветвлённой транспортной системы. Таким образом в древнеегипетском обществе возникли взаимосвязанные производительные структуры, которые требовали целенаправленных и скоординированных коллективных действий. Но свою идейную легитимацию и свой высший смысл эти коллективные действия нашли в мифологических идеях. Все вышеописанные действия профессиональных групп, как бы они не отличались друг от друга, преследовали одну общую цель – подготовить «переселение» умершего в «царство мёртвых». Идея загробной жизни, таким образом, оказала мощное влияние на развитие древнеегипетского ремесла и торговли, архитектуры и искусства. Многочисленные примеры подобного влияния идей на экономическую и социальную жизнь общества мы будем постоянно фиксировать на протяжении всей человеческой истории, однако, впервые эта взаимосвязь между «идеями» и «производством», а также между «материальным и идеальным» в такой масштабной форме проявила себя именно в истории в древнеегипетского общества.
Анубис мумифицирует Осириса. Фреска из гробницы Сенеджема в Фивах (Новое Царство, 19 династия)
С мировоззренческой или же философской точки зрения идея мумифицирования мёртвых, как считает Филипп Арьес, являлась ничем иным как отказом признать право смерти на полное уничтожение человека, его попыткой стать независимым от смерти27.
По существу, акт бальзамирования преследовал только одну цель – продлить присутствие умершего. Но, продлевая присутствие умершего человека, этот акт самым радикальным образом менял саму суть похоронной процедуры, которая в случае с мумифицированным телом перестала быть актом «прощания», а стала, скорее, актом (очередного) свидания с умершим, считает Арьес, ибо материальное присутствие мумии превратило акт прощания с умершим в очередной визит к нему28. Ян Ассман(Jan Assmann), в свою очередь, указывает в этой связи на такой интересный момент, что древнеегипетские захоронения имели как тайный подземный ход в помещение, где находилась мумия, так и открытый поверхностный вход в культовое помещение, которое было предназначено для приношения даров и пожертвований 29. Подобное деление культовых помещений на сферу, скрытую от человеческих глаз, а также сферу, доступную для людей, характерно, в принципе, для всех погребений, которые, как и любой «след», «скрывая показывают»30.
Именно материальное присутствие «следа», а мумия является ничем иным как «следом» или «остатком» прошлой жизни, делает возможным презентацию прошлого. Без материальной презентации следа, как считает немецкий специалист Сибилле Кремер (Sybille Krämer), здесь не было бы и следа31. Однако видимая часть следа не делает ещё его «следом». В «остаток прошлого» след превращает не столько его материальная (видимая) часть, сколько человеческая мысль, которая позволяет человеку «увидеть» (реконструировать, представить себе) и невидимую часть следа. Также могилы и захоронения, без всякого сомнения, являются, хотя и специфическими, но «следами прошлого», которые «показывая скрывают». Как и любые другие следы, могилы и захоронения материально присутствуют в настоящем, но при этом презентуют прошлое. Акт мумифицирования, по сути, является попыткой «материализовать» и таким образом «обудуществить» прошлое. Но не только. В акте мумифицирования проявляет себя стремление человека установить связь с потусторонним или трансцендентным миром.
Сцена из древнеегипетской «Книги мёртвых»
Для древних египтян потусторонний мир идентифицировался прежде всего с «царством мёртвых», к которому прямое отношение имел бог смерти Анубис. Он был внебрачным ребёнком Осириса, которого сумела совратить Нефтида – жена Сета и сестра Осириса. Родив Анубиса, Нефтида испугалась возмездия своего мужа Сета и бросила младенца в камыши, где он был найден Исидой, которая его и вырастила. Анубис был довольно противоречивой натурой, ибо он отвечал, как за вечное хранение (бальзамирование), так и за уничтожение останков умерших, символом которого являлась голова шакала. В действительности противоречивым являлся не столько образ Анубиса, сколько само древнеегипетское общество, которое по-разному относилось к своим умершим. Его отношение к умершему зависело, как правило, от того социального статуса, который умерший имел при жизни. Тот факт, что тело умершего подвергалось мумифицированию, сам по себе уже свидетельствовал об большом уважении по отношению к нему. Подобного отношения к себе в древнеегипетском обществе удостаивались, разумеется, далеко не все умершие. Так, например, останки бедных людей, рабов или пленных хоронились очень скромно или даже бросались на поедание диким зверям (отсюда и голова шакала у Анубиса). Древнеегипетское общество относилось к своим умершим по-разному. Но и наше современное общество, строя роскошные мавзолеи для одних и хороня в безымянных могилах других, относилось и относится по-разному к своим умершим. К мёртвым люди, в принципе, относятся точно также, как они относились бы к ним, если бы те остались живыми. Сам по себе факт смерти не меняет отношения к человеку. В наше время до сих пор ставится вопрос, а почему «памятники фашистам появляются рядом с мемориалами их жертвам»?32 «Рядом» в этом случае означает, что памятники «победителей» и «побеждённых» или «врагов» недостаточно удалены друг от друга. Можно спорить о том, на какой дистанции должны хорониться в отдалении друг от друга советские солдаты и солдаты вермахта, но одно остаётся вне всяких сомнений – и те, и другие являлись участниками одних и тех же событий, принадлежали одному и тому же прошлому и были связаны единой судьбой или войной, которая делает контакт с противником неизбежным. Я вспоминаю здесь описанный ветераном войны Николаем Никулиным эпизод, в котором он изображает увиденную им страшную сцену замёрзших в смертельной схватке трупов советских и немецких солдат. К анализу этого эпизода я вернусь позже, а сейчас я хотел бы указать на тот факт, что невозможно собрать и захоронить останки солдат вермахта на какой-то другой планете, кроме нашей. И даже если это вдруг окажется возможным, то образ врага всё равно будет необходим победителю, который для того, чтобы показать, что он победитель, вынужден рассказывать о том, «кого» он победил.