В. П. Смирнов – блестящий лектор. Он много лет читал на истфаке МГУ общий курс по новейшей истории стран Западной Европы и Америки, специальные курсы по истории движения Сопротивления и истории Пятой республики, долгие годы преподавал молодым студентам-франковедам интересный и познавательный курс «История Франции». Одновременно Владислав Павлович читал общие курсы по новейшей истории на филологическом факультете, факультете журналистики и ИСАА, в Институте повышения квалификации МГУ Лекции Владислава Павловича неизменно вызывали живой интерес у студентов, отличаются насыщенным содержанием, увлекательностью оригинальными оценками и выводами.
Имея огромный опыт преподавания, В. П. Смирнов активно участвовал в создании кафедрой учебной литературы для студентов по общему курсу новейшей истории, историографии, истории Франции. Им написаны главы в учебниках «Историография истории нового и новейшего времени стран Европы и Америки» (2000 г.), «История новейшего времени стран Европы и Америки. 1945–2000» (2001 г.), «История стран Европы и Америки в XXI веке» (2012 г.). Особую ценность представляют учебные пособия по истории современной Франции: «Новейшая история Франции. 1918–1975» (1979 г.) и «Франция в ХХ веке» (2001 г.). В центре внимания этих книг – развитие французского общества от традиционного к современному. История Третьей, Четвёртой и Пятой республик излагается через призму исторических традиций страны, проблем внутренней и внешней политики, парламентских и президентских выборов, баталий политических партий, потрясений от мировых и колониальных войн, социальных движений, идеологической борьбы и развития культуры. Начинающие специализироваться по истории Франции ХХ в. студенты-франковеды в первую очередь изучают перечисленные выше работы Владислава Павловича.
Заметный вклад В. П. Смирнов вносит в развитие школьного образования. Он выпустил три школьных учебника по новейшей истории, которые включены Министерством образования РФ в список рекомендуемых для изучения. Первый – «Мир в ХХ веке» (в соавторстве с О. С. Сороко-Цюпой и А. И. Строгановым) – увидел свет в 1996 г. и к настоящему времени выдержал 12 изданий. Второй учебник – «Новейшая история» (в соавторстве с О. Н. Докучаевой и Л. С. Белоусовым) – опубликован в 2008 г. Эти два учебника предназначены для учащихся 11-х классов, а третий, изданный в 2014 г. – «История. Новейшее время. ХХ – начало XXI века» – (в соавторстве с Л. С. Белоусовым), предлагает знакомство и изучение истории учащимся 9-го класса.
Владислав Павлович – один из тех представителей старшего поколения профессоров, кто сыграл важную роль в формировании и развитии кафедры новой и новейшей истории на историческом факультете МГУ, её нынешнего коллектива. Он пользуется большим уважением и искренними человеческими симпатиями среди товарищей по кафедре и факультету, среди своих учеников. В. П. Смирнова отличает научная добросовестность, скрупулёзное внимание к конкретным историческим фактам, документам. Именно на этом фундаменте он основывает свои концептуальные оценки и выводы. Ему чужды абстрактное умозрительное теоретизирование, глобальные обобщения, не основанные на конкретных исторических фактах. Важное достоинство В. П. Смирнова как учёного, исследователя – уважительное отношение к своим коллегам, к их концепциям и точкам зрения, стремление избегать категоричности в собственных оценках и выводах, быть по возможности объективным.
До лета 2017 г., когда В. П. Смирнов ушёл на пенсию, он возглавлял на кафедре секцию истории Франции, Испании, Италии и Греции На протяжении десятков лет студенты и аспиранты, специализирующиеся по новейшей истории Франции, считали за честь осуществлять свои исследования под его руководством. Владислав Павлович тщательнейшим образом работал не только с рукописями своих студентов, аспирантов и докторантов во время их обучения, но и продолжает оказывать им всестороннюю помощь и поддержку после завершения срока их обучения. Он всегда готов обсуждать новые научные проекты своих бывших учеников, читать их работы, давать ненавязчивые советы. Среди учеников В. П. Смирнова десятки дипломников, 16 кандидатов наук, 5 докторов наук: к сожалению, ныне ушедшие из жизни В. С. Шилов, И. М. Бунин, Г. Н. Новиков, а также продолжающие трудиться на исследовательском поле отечественного франковедения профессор, заведующая кафедрой всеобщей истории Ярославского государственного университета имени П. Г. Демидова Г. Н. Канинская и доктор исторических наук, профессор, главный научный сотрудник Института всеобщей истории РАН М. Ц. Арзаканян.
Владислав Павлович никогда не теряет связи со своими бывшими учениками, его интерес к их профессиональной и личной жизни искренний и неподдельный, а отеческая забота, готовность поделиться своими знаниями вызывает глубокое уважение.
В. П. Смирнова отличают порядочность, интеллигентность, живой ум. Это общительный и гостеприимный человек, интересный собеседник. Те, кому довелось работать рядом с ним или учиться у него знают и ценят его прекрасные человеческие качества – внимательное отношение к людям, требовательность в сочетании с доброжелательностью, точность в выполнении своих обязательств, надёжность в дружбе, неиссякаемый юмор.
Владислав Павлович – большой любитель туризма, избороздивший на байдарке немало наших рек и озёр и посетивший с экскурсиями несколько зарубежных стран. Прекрасный семьянин, своими успехами в жизни и в работе он в немалой степени обязан поддержке и заботам со стороны его обаятельной жены и верного друга – Инны Ефимовны Она также окончила истфак МГУ, являлась специалистом по истории Великобритании и до выхода на пенсию трудилась в ИМЭМО РАН. У них сын и четверо внуков, в воспитании которых они принимали, а после смерти Инны Ефимовны в 2017 г. – один Владислав Павлович – самое активное участие. Сын В. П. Смирнова Сергей и внук Степан помогли Владиславу Павловичу подготовить и отредактировать недавно написанную им книгу «Что такое история и зачем она нужна», вышедшую в ноябре 2019 г. Этот труд посвящён тем читателям, «кто интересуется историей и любит её, но не имеет специального исторического образования или ещё его не получил», то есть, старшеклассникам и студентам. Обобщив свой многолетний опыт историка-учёного, исследователя и педагога, Владислав Павлович рассказывает об основных проблемах исторического познания, объясняет, зачем нужна история, как она изучалась в прошлом и исследуется в настоящем, насколько достоверны исторические знания, как история связана с идеологией и политикой. Книга написана мудрым, пережившим многочисленные пертурбации нашего общества и прекрасно образованным человеком, и, без сомнения, её увлекательные тексты найдут своего читателя.
Коллеги, друзья и ученики Владислава Павловича от всей души поздравляют его с юбилейной датой и желают ему крепкого здоровья, благополучия и воплощения в жизнь всех научных замыслов.
Андронов И. Е.5
Уроки историографии. Савойское государство Раннего нового времени
Савойское государство занимает на европейской карте XVIIXVIII веков особое место. Герцогство (до 1416 года – графство) Савойя в Раннее новое время проходит большой путь, особенно заметный в плане политической истории. Его территории медленно, но постоянно и необратимо увеличиваются. Из заштатного феода на окраине Священной Римской империи в начале XV века спустя всего 100 лет герцогство превращается во влиятельного игрока в региональных политических комбинациях, пока – в масштабах Северной Италии или Альпийского региона. Участие этого государства в коалициях и войнах становилось все более заметной деталью того или иного конфликта Наконец, в конце XVII века это государство смогло позволить себе роскошь самостоятельной политической линии – роскошь, утраченную к тому времени большинством итальянских государств. Дальнейшее возвышение также было непрерывным и необратимым. После Утрехтского мира 1713 года корона Савойской династии стала королевской (с Лондонского договора 1720 года оно получило название Сардинского) Наконец, в 1861 году, пройдя через все трудные перипетии Рисорджименто, именно Сардинское королевство сумело объединить страну и провозгласить Королевство Италию.
Так – в виде «итальянской Пруссии» – видится роль Сардинского королевства (применительно к событиям 1800–1861 годов, особенно в англо- и русскоязычной историографии, его часто именуют Пьемонтом) в контексте итальянской истории. Традиционная итальянская историография даже сегодня с трудом избавляется от телеологического восприятия Сардинского королевства как стержня националистического процесса. Официальная историография эпохи фашизма, как известно, стремилась представить всю предшествующую историю как процесс, логически приведший к установлению в Италии режима. Несмотря на свою явную политическую ангажированность, фашистская историография лишь немного изменила расстановку акцентов, еще больше подчеркнув прогрессивную историческую роль Савойского государства и правящей династии, прежде всего, для массового потребителя истории.
Контекст французской истории традиционно предлагает нам иное видение этого процесса. Государство на границе Франции, развивавшееся долгие столетия в общем русле французской истории, говорящее на французском языке, неоднократно захватывавшееся и аннексировавшееся французской армией – вот что такое Савойя для наших парижских коллег. В известной книге Э. Ле Руа Ладюри6 Савойе уделено значительное место. Интересные наблюдения историка за бытом и особенностями провинциальной жизни разворачиваются на фоне войн и договоров савойских герцогов и королей, но присутствие не-французского элемента упоминается считанные разы – «сардами» называют солдат, разбитых французской армией7. Земли французской Швейцарии, когда-то тоже входившие в состав Савойского государства, упоминаются намного чаще и воспринимаются как единое целое с другими его трансальпийскими территориями.
Чем можно объяснить фундаментальное различие двух подходов, происходящих из двух различных национальных перспектив? В первую очередь – тем, что исследователи из Франции и Италии (и примкнувшие к двум национальным традициям специалисты из третьих стран) оценивают роль «своей» половинки Сардинского королевства, значительно меньше интересуясь положением второй части этого государства в историческом домене страны-соседки8. Исходя из этой логики, вполне естественно видеть Сардинское королевство ядром объединения Италии – ведь Рисорджименто является стержнем итальянской истории XIX века, главным процессом, а остальные воспринимаются изучаются и излагаются только в его контексте. Французская история Нового времени предстает историей единого, централизованного государства, и традиционно большое внимание историков уделяется «централизующим» сюжетам вроде истории институтов, чиновничества репрезентации верховной власти, жизни двора и т. п. В этом контексте Савойя не может не быть представлена в виде отдаленной провинции, то отделяющейся от центра, то вновь примыкающей к нему. История Пьемонта stricto sensu вообще не рассматривается как часть французской.
Существует еще проблема восприятия себя савойцами и пьемонтцами в роли представителей особой исторической реальности Культурное своеобразие их могло бы вполне укладываться в модель «региональной специфики», однако выходит далеко за ее рамки. Вне итальянского контекста отдельно изучается и культивируется пьемонтская альпийская музыка: в XVII веке ее популярные жанры – куранта, ригодон и некоторые другие – проникли ко французскому двору В этих жанрах отметились лучшие композиторы Версаля – Ж.-Ф. Рамо Ж.-Б. Люлли, Ф. Филидор-отец, Ф. Куперен и другие. Своеобразие савойской архитектуры Раннего нового времени также не ставится под сомнение: общепринято, что она не укладывается в рамки ни французской, ни итальянской тенденций. Такие мастера, как Г. Гуарини и Ф. Юварра, работали в ряде столиц Южной Европы, однако своеобразие их туринских работ объясняется особыми запросами заказчиков, возникшими благодаря особенностям их вкусов. Своеобразие савойского абсолютизма также выбивается из канвы итальянских государств, однако не приближается к французской модели.
Ощущение своей непричастности к исторической перспективе Италии проявлялось в Пьемонте еще довольно долго, вплоть до середины ХХ века и отчасти даже позже9. Наиболее «итальянским» классом была верхушка аристократии, говорившая почти исключительно по-французски10. Именно пьемонтская аристократия формировала высший придворный класс, из которого назначались министры и послы11. Горожане, торговцы и даже крестьяне воспринимали недавно присоединенную Италию как трофей, чему немало способствовала пропаганда, на все лады воспевавшая политическое объединение как успех династии. Жители Турина крайне болезненно переживали утрату их городом в 1865 году столичного статуса. Даже в конце ХХ века, при том, что по всей Северной Италии местный патриотизм (campanilismo) заметно преобладал над общенациональным, в Пьемонте дистанция между региональными и национальными ценностями была более ощутимой, чем в других регионах. Нам сложнее судить о том, как соответствующая проблема выглядит на симметричной французской территории, однако нет повода думать, что ситуация кардинально отличается. Доказательство тому можно найти, например, в статье Поля Гишонне12, в которой автору было нетрудно отделить историографию «католического толка» (de l’inspiration catholique) от «университетской», но оказалось невозможно отметить специфику не-французских земель и не-французской исторической перспективы. Провинциальность французской Савойи, ее отсталость от Пьемонта как с демографической, так и с экономической точек зрения остаются за кадром как в этой публикации, так и во множестве ей подобных.
Историографическая ситуация, сложившейся вокруг ряда исчезнувших ныне государств на границе языковых ареалов (Бургундия, Каталония, Померания), отличается неоднозначностью. С одной стороны, классическая историография, начиная с эпохи позитивизма, предпочитала концепции формирования национальных государств и национальных идентичностей. В этой ситуации национальная идентичность граждан не существующего сегодня государства «теряется» на фоне процессов, представляющихся (ошибочно?) судьбоносными и прогрессивными. Бургундии «повезло», поскольку несколько блестящих работ Й. Хёйзинги были посвящены этой загадочной, мультикультурной и мультиязыковой стране. Каталонская идентичность является предметом бурного обсуждения, причем чаще всего вне дискурса профессиональных историков. Ситуация с национальным чувством жителей Померании и Восточной Пруссии осложняется катастрофой постигшей эти земли в середине ХХ века. Континуитет был не просто прерван: дерево было не сломано, а вырвано вместе с корнями. Между тем, в Раннее новое время эта земля стала местом встречи шведской восточнонемецкой и западнославянской культур и могла бы стать темой исключительно плодотворного изучения. История восточно-альпийских земель под властью Габсбургов также вполне может быть перемещена из контекста австрийской истории в контекст общеальпийской или даже восточно-европейской.
В отношении Савойского государства ситуация выглядит несколько иначе. С конца ХХ века возрождается (в основном трудами профессора Дж. Рикуперати и его многочисленных учеников) интерес к Сардинскому королевству XVIII века как одному из крупных государств региона, обладавших эффективной административной машиной и внушительной армией. Оживился и интерес к Савойскому государству в международной историографии. Важным рубежом стало проведение на очередном конгрессе SCSC (Sixteenth Century Studies Conference) в Женеве в мае 2009 года серии мероприятий на тему истории этого государства. Для удобства был введен в широкое употребление и уточнен в семантике термин Sabaudia, который стал в противоположность Savoy обозначать не область Савойю (область между Альпийским хребтом и Женевским озером), а весь домен государей Савойской династии независимо от географического положения13. Было, в частности, отмечено, что появившийся в позднее Средневековье латинский топоним Sabaudia и его дериваты относились главным образом ко всей совокупности владений данной династии. В XVI веке у термина появились аналоги в новых языках. Во французском слово Savoie и savoyard стали, однако, вновь соотносить то со всей совокупностью владений династии, то с узкой полосой земли между южным берегом Женевского озера и Альпами14. С XVI века земли к югу от Альп стали играть значительно более серьезную роль в политике, культуре и хозяйстве государства, в большей степени определять его военную мощь и стратегическое положение. Столица была перенесена через Альпы из Шамбери в Турин в 1563 году; заальпийские владения остались родовыми землями династии, однако их экономическая и культурная роль с течением веков резко упала, сократившись едва ли не полностью до функций охотничьих угодий туринских королей15. При этом, если подавляющее большинство ученых называло эти территории обобщенно Пьемонтом16, то их французские коллеги настаивали на употреблении слова Savoie для определения всего государства, чем вносили большую путаницу как в процессе диалога, так и при переводе их работ на иностранные языки17.