По существу, я хочу добраться до самой сути, обнажить ее кости[1]. Мне очень нравится это остеологическое выражение. Есть и другие – кожа да кости, кость в горле, бросить кость, язык без костей, и это только навскидку. Но в «обнажить до кости» есть куда более глубокий смысл – срезать все лишнее, чтобы докопаться до скрытой правды. Плоть может вводить в заблуждение, как это зачастую и происходит. Она очень пластичный материал. Ложные представления берут свое начало в нашем податливом мозге, а обман порождается изменчивостью мягких тканей. Кости же по-прежнему формируют нашу основу. Пожалуй, они олицетворяют идею отсечения всего лишнего, в результате чего остается только каркас. Разве можно найти лучший пример однозначного факта, чем сама кость?
Не то чтобы на обнаженную правду так легко смотреть. Увидев, что находится внутри человеческого тела, вы это уже никогда не забудете. Скелет – это итоговый и вездесущий образ исчерпанной жизни, напоминающий нам о том, что в конечном счете ожидает наше тело. Черепа сталкивают нас с этой судьбой лицом к лицу. Когда я рассматриваю стеклянные ящики в музее, уставившись в пустые глазницы, когда-то содержавшие выразительные глаза, я ненароком вздрагиваю. В такие неприятные и напряженные моменты мы вспоминаем, что перед нами не просто объекты для наблюдения – все экспонаты были и остаются людьми. И это далеко не все. Пробираться через физиологию, историю и культуру с целью понять значение того, что находится внутри нас, – не всегда приятное занятие. И по мере приближения к кости мы можем столкнуться с какими-то гранями себя самих, которые мы не желаем видеть или которые ставят под сомнение представление, сложившееся у нас о своем теле. Многое из того, во что мы так искренне верили в отношении костей, оказалось ошибочным. Гробницы со священными останками стали предметом мифов и легенд, особенно с учетом того, что многие из них на самом деле содержат вовсе не те останки, которые должны были сохранить. Мы больше не выискиваем в человеческом черепе признаки предрасположенности к преступности. Вопреки упорным убеждениям некоторых антропологов прошлых поколений, огромные коллекции черепов, собранные во имя науки, показали, что расовые различия не несут какого-либо биологического значения, они включают непрерывный спектр всевозможных параметров, а не строго разделенные категории, в чем были так уверены специалисты по краниометрии.
Вместе с тем с пути нас сбили не сами кости. Голые факты ничего не значат без интерпретации, и все эти доводы и гипотезы говорят о нас не меньше, чем непосредственно кости.
По ходу написания этой книги я ненароком стал от своего имени говорить за мертвых, хотя и старался всячески просто рассказывать о тех, кому эти кости принадлежали изначально. Такова обязанность человека, рассказывающего о других, даже если в результате получается история, уникальная, как мой собственный скелет. Кости на удивление живые. Каждый элемент скрывает в себе информацию о жизни, которую мы ведем. Человеческие кости – это не какие-то инертные объекты или антиквариат. Они когда-то принадлежали людям с разными идеями, ценностями и убеждениями. С этими скелетами у нас больше общего, чем с останками любых других видов. Неиссякаемый источник удивления и ужаса, кости занимают в нашей жизни и культуре центральное место.
Естественно, мне гораздо удобнее начать с далекого доисторического прошлого, задолго до появления человеческого скелета, да и вообще костной ткани. Нам нужно быстро пройтись по сотням миллионов лет, на протяжении которых формировался наш скелет, чтобы понять, как мы стали такими, какие есть. Весьма поучительно оглянуться назад во времени и осознать, что наше появление – всего лишь случайность, особенно с учетом того, как долго люди пытались убедить себя, что были специально созданы для этого мира. После исторического обзора мы перейдем к физиологии скелета – природе наших костей, к тому, что они могут и что не могут поведать, будучи лишенными плоти. Мы узнаем о невероятных способностях нашей скелетной системы, которая благодаря совместной работе костей позволяет нам совершать всевозможные движения; мы поговорим о том, как кости реагируют на травмы и болезни, как внутренние, так и внешние. Это жизнь наших костей. Хотя человеческие кости на протяжении истории вели активную жизнь и после смерти. С незапамятных времен им поклонялись, их завоевывали, они становились предметом любопытства. Они использовались, чтобы воспеть или опорочить мертвых, сначала религией, а потом и наукой, и так вплоть до наших дней. А поскольку кости, как правило, самая долгоживущая наша часть, напоследок мы рассмотрим их в качестве наследия, которое мы оставляем после себя. Только они могут поведать другим о наших жизнях спустя миллионы лет после того, как наши земные труды превратятся в прах, когда мы сами станем доисторическими созданиями, такими же древними, как динозавры.
Кости – это символ несокрушимой жизни. Они являются свидетельствами более пятисот миллионов лет эволюционной истории, документальным подтверждением стойкости и живучести, несмотря ни на что. Они растут и меняются, регистрируя в себе происходящее снаружи и внутри. И благодаря нашему толкованию скрытой в костях информации мы узнаем о нас все самое хорошее и плохое. Внутри нас хранится больше историй, чем мы себе сможем когда-либо представить. Ну а теперь слушайте.
1. Из кожи вон
Прохладным апрельским днем с двумя плетущимися позади друзьями я поднимался по каменной лестнице Национального музея естественной истории, чтобы встретиться с Гровером Кранцем. Поездка в музей была бы неполной без этой встречи, и я пообещал своим компаньонам познакомить их со знаменитым и скандально известным антропологом. У него было множество публикаций на всевозможные темы, начиная от ископаемых обезьян и заканчивая эволюцией человеческой культуры, однако, пожалуй, лучше всего он запомнился тем, что настаивал на существовании мифического снежного человека. Устроить эту встречу не составляло особого труда. Потому что Кранц умер больше десяти лет назад.
Не нужно было какого-то специального допуска или разрешения. Заточенный в стекло, скелет Кранца неподвижно стоял в дальнем углу временной выставки под названием «Записано на костях», которая была главным образом посвящена судебной экспертизе жителей Чесапикского залива в эпоху колонизации. Кранц был самым последним экспонатом в истории антропологии – скорее эпилог, чем ее часть, и он не совсем вписывался в европейскую экспозицию, оформленную музеем в виде остеологического лабиринта. Тем не менее он определенно был бы рад, что его поместили в самом конце этого костяного лабиринта. Кранц построил карьеру, изучая кости и рассказывая другим их секреты. Его предсмертным желанием было продолжить служить своему призванию.
В старости, когда у него обнаружили рак, Кранц решил, что погребение в могиле или кремация – не самая подходящая участь для человека, десятилетиями преподававшего анатомию. Ему хотелось, чтобы его кости говорили за него еще долго после его смерти, так что он подключил свои профессиональные связи к поиску идеального места для этого. Кранц надеялся, что его блестящие кости будут выставлены на всеобщее обозрение рядом со скелетами его любимых волкодавов – Клайда, Ики и Йаху, – чьи кости были сохранены после их кончины. Конечно, это может показаться жутким, однако люди издревле известны своим стремлением провести вечность вместе с любимыми.
Смитсоновский национальный музей естественной истории в итоге согласился взять себе останки Кранца, хотя шансов на то, что его выставят на всеобщее обозрение, тогда, казалось, было совсем мало. Ему не нашлось места в существующем зале остеологии, а в музее и без того хватало старых скелетов, висящих в альковах. Кранц в любом случае обрел бы себе новый дом в антропологических шкафах, как и пообещал управляющий коллекциями Дэвид Р. Хант, однако великое возрождение Кранца казалось несбыточной мечтой, когда антрополог скончался от рака поджелудочной в День святого Валентина в 2002 году. Останки Кранца были отправлены в знаменитую ферму тел при антропологическом научно-исследовательском центре Университета Теннесси и, лишенные плоти, прибыли в музей в 2003 году. Кости антрополога могли навсегда остаться в шкафу вместе с его собаками. Бывают судьбы и похуже. Идея же выставки «Записано на костях» дала возможность возродить Кранца – ну или хотя бы заново собрать его скелет – в качестве знаменитости, демонстрируемой в финале. Таким образом, таксидермисту музея Полу Раймеру было поручено аккуратно соединить между собой все до мельчайшей косточки, чтобы получилась слегка измененная рентгеновская версия фотографии, на которой радостный Клайд в прыжке встречает Кранца (4). Раймеру пришлось изменить взаимное расположение экспонатов, чтобы не создавалось впечатления, будто Клайд прыгает, чтобы разорвать Кранцу горло. Из этой парочки получилось отличное наглядное пособие по позвоночным. Практически каждой кости Клайда соответствовала аналогичная у Кранца – это были два великолепных образца результатов более пяти сотен миллионов лет эволюции позвоночных.
Отклонившись назад, чтобы принять собачьи объятия, Кранц выступил в роли образца живой кости в каждом из нас. Разумеется, просить отдельного человека представлять все человечество – безрассудная идея, противоречащая разнообразию, которым мы так дорожим, однако все равно полезно увидеть чьи-то чужие кости, если хочется понять, что находится внутри нас. В точности как у покойного антрополога, у вас примерно 206 костей. Не убрав все окружающие ткани, после смерти или с помощью компьютерной томографии всего тела с высоким разрешением, которая подвергла бы вас опасному уровню облучения, точное число определить невозможно. Даже если исключить какие-то врожденные отличия, потерянные в результате несчастных случаев конечности, а также хирургическую замену настоящих костей искусственными, количество костей в полноценном человеческом скелете все равно варьируется. Каждый набор громыхающих костей так же индивидуален, как и личность.
Тем не менее я могу сказать о вашем скелете кое-что наверняка. Череп балансирует на шее. Вертикальный столб ваших позвонков проходит вдоль спины, а не спереди. Все необходимые инструменты, чтобы видеть, слышать, чувствовать запахи и вкусы окружающего мира, надежно упрятаны в голове, а не распределены по различным частям тела, словно у какого-то монстра Гильермо дель Торо. Ни одна из этих характеристик не выделяет однозначно человека среди других животных. Отличительные черты современного человека выражены в гораздо меньшей степени, да и заметны главным образом потому, что все остальные человеческие виды, процветавшие за последние шесть миллионов лет, исчезли, оставив пропасть между нами и человекообразными обезьянами. Гораздо проще делить на категории, когда в результате вымирания не осталось предков и двоюродных родственников. Но мы можем пока оставить в стороне тонкости, которые отличают нас как Homo sapiens.
То, где наши руки и ноги крепятся к телу, расположение позвоночника, обхватывающая органы грудная клетка – все эти характеристики у нас общие с другими позвоночными, от шимпанзе и ласточки до трицератопса и красного тритона, настолько маленького, что сложно поверить, что у него вообще могут быть кости. Как бы сильно мы ни отличались от крокодила, тунца или домашней кошки, наш скелет выстроен по той же самой конфигурации, потому что мы все являемся потомками одних и тех же созданий, наделенных по воле природы такой структурой. Они жили во времена, когда еще не было челюстей, позвоночников, да и самих костей. Одного их представителя тоже можно найти в Смитсоновском музее несколькими этажами ниже экспозиции со скелетом Кранца.
Можно было бы подумать, что вид, сыгравший столь важную роль в появлении нашего с вами скелета, должен занимать почетное место по центру каждого крупного палеонтологического зала в мире. Что его останки должны храниться на освещенной сверху бархатной подушке, а посетителям было бы дозволено только по одному или парами заходить в затемненный мавзолей, чтобы провести несколько мгновений наедине с животными, которым мы обязаны своим существованием. Раз уж в музеях с таким почтением относятся к знаменитым драгоценным камням вроде алмаза Хоупа, то частичка нашего далекого прошлого уж точно заслуживает не меньших почестей. Как минимум выставляться на самом видном месте, в центре величайших галерей ископаемых, своими крохотными скромными очертаниями олицетворяя предысторию всего, что можно увидеть дальше. К сожалению, этот наш особенный предок не удостоен подобной чести. Животные, сыгравшие важнейшую роль в формировании наших с вами тел, попросту не могут соперничать с величественными ископаемыми, притягивающими толпы людей. Вот почему динозавров обычно прячут где-нибудь подальше, чтобы посетители могли хоть что-то узнать о своем прошлом, пока идут по другим залам к этим громадным рептилиям, чтобы замереть в тени их величия, подобно нашим непримечательным мохнатым предкам более 180 миллионов лет назад. Динозавров и другие излюбленные публикой экспонаты музеев можно сравнить с летними блокбастерами киноиндустрии. И неважно, наслаждаемся ли мы красотой и величием деталей или же просто пялимся, в восхищении разинув рот, – именно они притягивают нас в кинотеатры (ну или на выставки в музеи). Если продолжать эту аналогию, то животные, с которыми я собираюсь вас познакомить, сродни авторским фильмам – несмотря на восхищение критиков, им определенно недостает зрелищности.
Интересующий нас персонаж запрятан в тихом уголке, куда почти никто не заглядывает. Зайдя в зал «Жизнь океана» Национального музея естественной истории, поверните налево у нависшего над головой кита и следуйте вдоль череды ископаемых останков китообразных, пока не попадете в небольшую комнатку. Здесь собраны наименее популярные музейные окаменелости – похожие на жуков трилобиты, аммониты в закрученных раковинах, ощетинившиеся иглами морские лилии и другие всевозможные беспозвоночные, наглядно демонстрирующие, что, несмотря на многочисленные вымирания, разорявшие флору и фауну планеты, жизнь неизменно восстанавливалась. Здесь-то вы и найдете животное, про которое я собираюсь вам поведать, окаменелую загогулину среди других причудливых диковин. Знакомьтесь: пикайя. Наша родственная связь с ней не всегда была очевидной.
Пикайя, как и остальные окружающие ее окаменелости, была найдена в одном местечке Британской Колумбии, название которого знакомо каждому палеонтологу, независимо от того, доводилось ли ему работать с добытым там материалом: сланцы Бёрджес. Историю открытия этого места мне рассказал много лет назад один профессор палеонтологии. Полевой сезон раскопок 1909 года близился к завершению. Чарльз Дулиттл Уолкотт, прочесывавший древние сланцы вблизи небольшого городка Филд в поисках следов доисторической жизни, так ничего толком и не обнаружил. Его надежды на грандиозные открытия разбились о те самые камни, которые должны были выдать свои секреты, и вместе с женой они свернули лагерь и направились вниз по горам под первым снегом, который подтверждал, что их работа в этом году закончена. По дороге лошадь Уолкотта споткнулась о холодные куски растрескавшегося камня, перевернув какой-то осколок. Чарльз заметил нечто странное на этом обломке. В древней породе он обнаружил отпечаток доисторического животного, прежде неизвестного палеонтологам. Если это и не послужило источником известной поговорки палеонтологов, то как минимум стало самым драгоценным примером – лучшие находки неизбежно попадаются в последние часы последнего дня полевых работ. Уолкотт вернулся в эти места на следующий год и раскопал целое собрание окаменелых животных, которые были ему совершенно незнакомы.
Среди всех палеонтологических историй эта определенно ближе всего к великому прозрению, и я могу понять ее привлекательность. Как бы хорошо ты ни подготовился, как бы ни был натренирован твой глаз улавливать первые намеки на выглядывающие из породы окаменелости, можно остаться совершенно не у дел, если тебя покинет удача. Вместе с тем, как писал знаменитый палеонтолог и популяризатор науки Стивен Джей Гулд в своей книге про сланцы Бёрджес под названием «Удивительная жизнь», классическая история про Уолкотта на самом деле вымысел (5). Уолкотт вел записи практически каждого дня полевого сезона, включая и тот, когда были найдены первые окаменелости. Это случилось 30 или 31 августа 1909 года, как отметил Гулд, когда не было и намека на суровую погоду. И у Уолкотта вовсе не округлились от изумления глаза: он попросту сделал заметку, что обнаружил «любопытную окаменелость». Вот и все. И это больше похоже на то, как в действительности совершаются грандиозные открытия. Великие находки зачастую начинаются с чего-то незначительного и неопределенного, как правило, лишь с нескольких любопытных фрагментов кости или загадочных пятнышек на мелкозернистом камне. Именно это и произошло в данном случае. На следующий день после первой находки Уолкотт обнаружил еще более интересное место, обнажившее трех беспозвоночных, совершенно неизвестных науке, и собрал еще несколько прекрасных образцов, прежде чем вместе с остальной группой свернуть лагерь в теплый и солнечный сентябрьский день.