Золотая Орда. Царь Батый - Пензев Константин Александрович


Константин Александрович Пензев

Золотая Орда

Царь Батый

История эпохи Чингис-хана, составленная английскими учеными, признает возникновение этого царства фактом необъяснимым.

Харольд Лэм

От автора

Российская историческая наука утверждает, что в XIII веке Русские княжества были завоеваны некими кочевыми татаро-монголами, вышедшими из степей междуречья Онона и Керулена. Управлял завоевателями внук Чингис-кагана[1] Батый (Бату), ставка которого располагалась на Нижней Волге (г. Сарай). Первым делом татаро-монголы напали на Рязанское и Владимиро-Суздальское княжества и подвергли их погрому и разорению (с декабря 1237 г. по май 1238 гг.). В 1239 году Батый терроризировал Черниговское княжество, в 1240-м взял штурмом Киев, а затем отправился грабить Центральную и Западную Европу.

После свершения сих деяний Батый вернулся в приволжские степи и если ордынские бойцы впоследствии посещали ту же Владимиро-Суздальскую Русь, то редко, с большой неохотой и преимущественно по просьбе самих же суздальских князей. Как отмечал в свое время один из известнейших русских историков XIX века С. Ф. Платонов: «Доверяя надзор за порядком в Русской земле старшему, великому князю, татары без призыва самих князей не имели ни повода, ни желания вмешиваться в княжеские дела»[2]. С чем связано подобное равнодушие к великой и обильной Русской земле сказать сложно. Известно, что те же немецкие рыцари, к примеру, имели неуемное желание вмешиваться в вышеуказанные дела, причем совершенно не обременяя себя поисками какого-либо повода.

Немецкие и литовские рати, в отличие от татарских, суздальские, а затем и московские князья почему-то в Русскую землю не призывали, а встречали крайне недружелюбно и даже с определенным остервенением. Я полагаю, что подобная избирательность должна иметь свое объяснение. Впрочем, недружелюбный прием московские князья зачастую устраивали и татарским ратям, в случаях, когда те приходили без соответствующего приглашения, но о данных фактах российские историки не любят вспоминать, дабы не нарушать стройную картину угнетения и порабощения Ордой русского народа. Однако об этом позже.

Любопытно, что моголы, якобы завоевавшие Русские княжества, оставили у власти правящую до Батыева нашествия династию Рюриковичей, что вызывает, как минимум, недоумение. Не секрет, что захватив Иран, моголы истребили династию Аббасидов, и установили вместо нее собственную династию Хулагуидов, а захватив Китай, они основали здесь могольскую династию Юань.

Русские княжества, как известно, платили Орде некоторую дань, называемую ордынским выходом. Между тем, татарскому завоеванию подверглось и Великое княжество Литовское (ВКЛ). Так, Новгородская Первая летопись старшего извода (НПЛ) под 6766 (1258) годом сообщает: «Тои же зимы взяша Татарове всю землю Литовьскую (выделено мной. – К. П.), а самехъ избиша». Однако ВКЛ никакой дани не платило, посему это завоевание в литературе называют набегом[3]. Почему Литва не платила ордынский выход непонятно. Здесь можно предположить, что населявшие ВКЛ люди оказались куда более стойкими и несгибаемыми борцами за свободу, в отличие от тех же суздальцев. Однако утверждать, что в Литве проживали особо злостные неплательщики налогов, а в будущей Московии любители платежей, никак нельзя. И там, и там проживал практически один народ, т. е. русский, с некоторыми дополнениями в виде жмуди (жемойтов) и др.

Что касается княжеско-боярского корпуса, то, действительно, налогообложением в пользу Орды, к примеру, новгородцев занимался лично Александр Невский, князь новгородский с 1236 по 1251 гг. и великий князь владимирский с 1252 по 1262 гг. В то же время, трудно узреть какое-либо особое отличие между литовскими и суздальскими государями. К примеру, Довмонт[4], который служил все тому же Новгороду (точнее Пскову), вообще-то являлся литовским князем, бояре же свободно переходили на службу от русских к литовским сюзеренам и обратно. Тем не менее, Литва Орде ничего не платила и это факт.

Что же явилось побудительной причиной написания данной книги? Желание извратить историю, острый приступ европофобии или стремление очистить древности России от клеветы? Представьте себе, читатель, ни то, ни другое, ни третье.

Причиной написания данной книги является попытка уйти от навязываемых российской наукой представлений о взаимоотношениях Русских княжеств и Орды. Нельзя не признать того факта, что теория «татаро-монгольского ига», равно как и печально известная «норманская теория», являются искусственными идеологическими конструкциями, созданными только для обоснования известной концепции Россия часть Европы. Между тем, автора этой книги не интересуют исторические галлюцинации российского правящего слоя и обслуживающей его части научной интеллигенции и если сказать прямо и честно, автором движет весьма тривиальное желание докопаться до сути произошедших в XIII веке событий.

Не в том дело, что некоторые исторические версии оскорбляют душу, прежде всего, следует предлагать версии, не оскорбляющие ум. Теория «монголо-татарского ига» оскорбляет ум своей разнузданной нелепостью.

Сейчас же постараемся разобраться с некоторыми проблемами средневековой российской истории. В данной книге будут рассмотрены политические, военные и экономические вопросы начального периода пресловутого монголо-татарского ига, а также некоторые вопросы этнического происхождения моголов (даданей).

Завоеватели и оккупанты

Прежде чем перейти к основным вопросам нашего расследования мы должны определиться в терминах. В первую очередь мы зададимся вопросом: что такое завоевание? Как утверждает Словарь общественных наук (Яндекс.ру) завоеванием называется распространение системы политического и экономического господства на чужую территорию. Под вышеуказанным распространением подразумеваются действия некоего государства или народа-агрессора (если речь идет о совсем диком племени), вооруженные силы которого вторгаются на территорию проживания народа-жертвы и начинают разрушать и похищать материальные ценности, а также насиловать и убивать население.

Завоевание может не сопровождаться оккупацией, тогда оно имеет вид набега, т. е. кратковременного вторжения, внезапного занятия, опустошения какой-нибудь территории (согласно cл. Ушакова). Набеги характерны для кочевников, а так же, к примеру, для диких обезьян. Здесь я вовсе не думаю шутить, обезьяны иногда действительно объединяются в стаи и совершают рейды на сады или посевы и сильно их опустошают.

К примеру, не так давно в Кении, недалеко от города Кикую, жители деревни Начу оказались жертвой диких приматов. Практически каждую ночь перед рассветом, около 300 обезьян стали совершать набеги на посевы маиса, картофеля и бобов. Дело в том, что обязанность следить за посевами является здесь делом женщин, однако обезьяны их не боялись, а самые наглые из зверей даже нападали на охранниц и гоняли их по полям. Следует отметить, что мужчин приматы остерегались. Пытаясь обмануть обезьян, жительницы Начу переодевались в мужские наряды, но обезьяны, как это ни удивительно, видели разницу и не убегали, более того, они взялись совершать в отношении женщин неприличные действия. Например, хватали себя за грудь и жестикулировали, показывая пальцами на интимные места. Смирившись с тем, что отпугнуть непрошеных гостей им не удастся, жители Начу решили собирать урожай раньше времени. Однако эти действия разозлили обезьян и те стали врываться в дома и воровать продукты из амбаров.

Примеров, подобных вышеприведенному можно привести множество. В некоторых районах Азии стаи приматов представляют собой весьма серьезную угрозу для хозяйственной деятельности людей. Кроме того, что обезьяньи коллективы совершают набеги на человеческие сельскохозяйственные угодья, они нападают также и на соседей-обезьян, пытаясь отбить у тех самок и расширить ареал своего обитания.

Впрочем, мы несколько отвлеклись.

Что касается набегов кочевников, которые по уверениям исторической науки являлись настоящим проклятием Древней Руси, то они для населения средневековых русских княжеств, конечно же, были много опаснее нападений разбушевавшихся низших приматов, хотя схематично их действия мало чем отличались от происков бабуинов.

По подсчету П. В. Голубовского, в период с 1061 г. по 1210 г., произошло 46 набегов, совершенных половцами самостоятельно, «без княжеских приглашений». Из них на долю Переяславского княжества приходится 19, на Поросье – 12, Киевскую область – 4, на Северскую область – 7, на Рязань – 4[5]. За это же время половецкие отряды 34 раза принимали участие в междоусобных войнах русских князей. Таким образом, сложно сказать, что вредило русским княжествам более всего, набеги кочевников или же княжеские междоусобицы. Тем более что, при наличии согласованной воли князей, половцы терпели гораздо бо́льшие потери от нападений русских дружин, а после боевых действий 1103–1116 гг. угроза из степи оказалась сведена к минимуму. Вновь эта угроза проявила себя со 2-й половины XII века, т. е. с началом периода княжеских распрей.

Половецкие набеги, как правило, были скоротечны и затрагивали, в основном, русские княжества пограничные со степью. Владимиро-Суздальскую Русь, а тем более Новгород, они не беспокоили. Обязательно следует отметить, что половцы ходили в набеги летом, тогда как русичи предпочитали нападать на вежи кочевников именно зимой. На то существовали свои причины.

По словам видного номадиста С. А. Плетневой: «Зимой кочевники были, как правило, ослаблены, заняты поисками наиболее удобных пастбищ, а если зима была суровой, то просто спасением скота от голодной смерти. И сами они, и их кони зимой нередко голодали и, во всяком случае, не были способны к решительным действиям. Надо сказать, что это обстоятельство отлично было известно на Руси: обычно русские отправлялись в степь за полоном и в последующие годы зимой (иногда подчеркивается, что зима была „лютой“) или ранней весной, когда половцы еще не оправились от тяжелой зимы и, главное, не могли быстро маневрировать по степи из-за весеннего отела скота. Характерно, что и половцы при нападениях на русские земли всегда учитывали время наибольшей занятости населения княжеств полевыми работами и приходили на Русь летом (иногда по три раза за сезон!) или же, пользуясь бедственной засухой, почти беспрепятственно грабили русские пограничные села и городки»[6].

Для защиты южных рубежей от нападений кочевников русские князья привлекали на службу различные группы кочевых же народностей известных под общим наименованием «черных клобуков», как-то: торков, берендеев, турпеев и др., которым предоставляли для заселения территории в Поросье, Верхнем Побужье, по левой стороне Днепра и т. д. Летописи сообщают о сражениях служилых «черных клобуков» с «дикими» половцами в 1125, 1151, 1155, 1161, 1162, 1171, 1173, 1174, 1190 гг.[7] Естественно, что служилым кочевникам выделялась определенная материальная помощь и поддержка. Для защиты от набегов из Половецкой степи русские князья также строили пограничные крепости. Активно занимались данным строительством Владимир Мономах, Владимир Святославич, Ярослав Мудрый. Такие города как Изяславль, Колодяжин и др. изначально создавались как пограничные крепости, заполняемые специальным контингентом, т. е. военными поселенцами, которые обычно занимались хозяйственной деятельностью, но имели наготове боевых коней и все необходимое снаряжение и вооружение.

Целью набегов кочевников южнорусских степей являлся захват пленных и имущества, «осаждать и штурмовать укрепления они не умели»[8].

Следует признать, что угроза, которую являли собой кочевники для Русских княжеств, не представляется значительной. Во-первых, как утверждает чл. – корр. АН СССР В. Т. Пашуто, размеры территории, страдавшей от половецких набегов, были сравнительно невелики[9] и представляли собой довольно узкую пограничную полосу. Во-вторых, по словам проф. В. В. Каргалова, половцы являлись не завоевателями, а беспокойными соседями, «которые ранили Русь набегами, но не могли и думать о том, чтобы нанести ей смертельный удар»[10].

Необходимо понимать также и обычную, повседневную обстановку жизни того периода. Дело в том, что «столкновения между войсками отдельных феодалов были в ту пору повседневным, обычным явлением. Опасность грозила населению сел и городов не только во время вторжения иноземных войск, но и когда никакой „официальной“ войны не было, при этом не только в пограничных районах, но и в центральных частях страны. Военные действия тогда редко имели широкие масштабы; в них, как правило, участвовали очень небольшие армии, но зато эти военные действия происходили почти непрерывно, и жизнь мирного населения постоянно была под угрозой»[11].

Сейчас зададимся вот каким вопросом: кого мы называем половцами? Очевидно, что термин половцы, как бы там ни было, не является этнонимом, а имеет собирательное значение, обозначая население южнорусской степи и лесостепи вообще. Известный историк А. Л. Никитин утверждает: «Явление, которое отмечено в русских летописях этнонимом „половцы“, на самом деле представляло собой сложный и весьма пестрый конгломерат степных народов, у каждого из которых был свой язык, свой облик, свои верования, обряды и традиции»[12].

Русские летописцы, т. е. служители Православной Церкви, не являлись сотрудниками какого-либо этнографического института, разделяли людей, большей частью, по религиозному признаку. Весьма редко они снисходили до того, чтобы как-то конкретизировать ту или иную группу степняков, как-то: бродников, куманов, хиновинов и др.

Забегая несколько вперед, следует отметить, что точно такое же собирательное значение, которое имеет термин половцы, имел в Средние века и термин татары. Сигизмунд Герберштейн (1486–1566 гг.) отмечал: «Если кто пожелает описать татар, тому придется описать множество племен (НГ[13] обычаи, образ жизни и устройство земли многих народов), ибо это (НГ общее) имя они носят только по их вере, сами же суть различные племена, далеко отстоящие друг от друга»[14].

Какова была численность кочевого населения южнорусских степей в XII–XIII вв.?

По словам С. А. Плетневой: «Всего в восточноевропейских степях кочевало… в первой половине XII в. не менее 12–15 орд, а это значит, что общее количество населения равнялось примерно 500–600 тыс. человек. Если учесть, что в среднем малая семья в пять человек, чтобы вести кочевое хозяйство, должна была иметь стадо, соответствующее по поголовью 25 лошадям (1 лошадь = 5 голов рогатого скота + 6 овец), то можно представить себе размеры передвигавшихся по степям соединенных кочевий-веж. Следует помнить также о существовании степных богачей, имевших во владении стада, состоявшие из 10 тыс. коней и 100 тыс. голов овец. Поэтому, несмотря на природные богатства, южнорусские степи фактически могли обеспечить в целом небольшое количество скотоводов-кочевников»[15].

Дальше