Решение руководства КПЮ не посылать свою делегацию на заседание Информбюро было еще раз повторено советской стороне в ответном письме Тито руководителю Отдела внешней политики ЦК ВКП(б) М. А. Суслову от 20 мая 1948 г. Через два дня, 22 мая, в Белград было направлено письмо за подписью Сталина и Молотова, в котором была продолжена критика югославских товарищей, теперь уже за отказ от участия в заседании Информбюро, и в этой связи делались серьезные выводы. Во-первых, этот факт, по мнению кремлевского руководства, свидетельствовал о том, что югославам нечего сказать в свое оправдание и что они тем самым «молчаливо признают себя виновными и боятся показаться перед лицом братских партий». Такая позиция, как отмечалось в письме, означала, что «ЦК КПЮ стал на путь откола от единого социалистического фронта народных демократий с Советским Союзом и готовит свою партию и народ к тому, чтобы предать этот единый фронт». Подчеркивалось, что, поскольку партийной основой фронта является Информбюро, «такая политика ведет к измене делу международной солидарности трудящихся и к переходу на позиции враждебного делу рабочего класса национализма»[64]. Тем самым еще до заседания Информбюро была точно квалифицирована югославская политика, в основе которой лежало стремление четко формулировать и защищать свои национальные интересы. После отказа югославов от участия в совещании Коминформа лидеры некоторых «братских» компартий самостоятельно либо по инициативе Москвы пытались вступить в контакт с югославским руководством и убедить его пересмотреть свое решение. Попытки выступить в роли посредников предпринимали в мае 1948 г. лидер польских коммунистов В. Гомулка, секретари компартии ГДР В. Пик и компартии Румынии Г. Георгиу-Деж. Политбюро ЦК БРП(к) поручило Г. Димитрову послать Тито личное письмо с просьбой взвесить все возможные последствия, вытекающие из решения не участвовать в совещании[65]. Югославский посол в Москве В. Попович в телеграмме Тито от 1 июня предлагал ему написать личное, «теплое» письмо Сталину с изложением всех достижений югославской компартии, успехов, недостатков и ошибок, а также описать возможные последствия несправедливой позиции «по отношению к нам». Кроме этого, он считал целесообразным, чтобы это письмо подписали известные в Югославии люди, представители всех республик. Сообщая о своих беседах в Москве с некоторыми советскими официальными лицами, посол отмечал, что, по его мнению, этих людей «страшно бесило то, что мы не просим прощения», и они в частности почти не скрывали желания, чтобы из югославского руководства был удален Джилас. В то же время, как казалось Поповичу, многие в Москве были убеждены в том, что не следовало так поступать по отношению к Югославии, но, как он писал, «никто из них не имеет права это сказать»[66]. Сообщения о настроениях и ожиданиях в Москве в связи с подготовкой к заседанию Коминформа Попович продолжал отправлять в Белград и в последующие дни. Так, согласно его информации от 4 июня, адресованной Карделю, в кругах, близких к советскому руководству, говорили о том, что Джилас и Кардель – «старые троцкисты, но весьма изощренные». Как можно было понять из сообщения югославского посла, в планы советского руководства входила изоляция Тито от Джиласа и Карделя, а затем нанесение удара по нему. Попович подчеркивал вместе с тем, что, по его мнению, к подобной информации следует относиться с осторожностью[67].
Письмо югославам за подписью М. А. Суслова о решении провести совещание Информбюро, включив в повестку дня вопрос о положении в КПЮ, было доставлено в Белград его заместителем В. В. Мошетовым. 21 мая он встречался с Тито, повторившим, что вопрос о некоторых ошибках югославов мог бы быть рассмотрен в конфиденциальном порядке, но поскольку Москва уже сообщила о своих претензиях к КПЮ другим компартиям, то всякое обсуждение лишается смысла. Тито предложил пока оставить проблему открытой, подождать, когда всё «немного уляжется»[68]. Между тем, начиная с апреля в Москве была развернута подготовка к совещанию, и к середине июня был готов проект доклада и резолюции «О положении в Коммунистической партии Югославии». Оба документа дорабатывались под руководством Сталина. Готовность «братских» компартий к совещанию была определена 12 июня на заседании редколлегии органа Информбюро – газеты «За прочный мир, за народную демократию!», состоявшемся в Белграде. Все участвовавшие в заседании представители зарубежных компартий выступили с осуждением югославской позиции. В принятой резолюции, текст которой был предложен советской стороной с упоминанием, что резолюция сформулирована Сталиным, говорилось, что «антисоветская и антимарксистская политика ЦК КПЮ достойна того, чтобы она подверглась не косвенной, а прямой критике»[69].
К открытию совещания Коминформбюро, проходившего в Бухаресте 19–23 июня 1948 г., кремлевское руководство уже приняло решение наказать Тито и его соратников за отказ признать свои «ошибки». Совещание стало лишь способом публично показать всем и в первую очередь компартиям стран «народной демократии», что Москва не допустит отхода от сталинской трактовки марксизма-ленинизма ни в теории, ни на практике.
19 июня по предложению А. А. Жданова от имени собравшихся участников совещания в ЦК КПЮ было направлено последнее приглашение прибыть в Бухарест. 21 июня был получен ответ, в котором югославское руководство еще раз повторило причину своего отказа от участия в совещании. В телеграмме подчеркивалось, что «ЦК КПЮ остается и впредь при своем убеждении, что только совместное обсуждение спорных вопросов в прямом контакте ЦК ВКП(б) и ЦК КПЮ в самой Югославии является единственно правильным путем в разрешении существующих недоразумений». Не исключено, что за этим условием стояло помимо прочего не лишенное оснований подозрение Тито, прошедшего школу Коминтерна и знакомого с «кухней» московских процессов 1930-х гг., что пребывание югославской делегации в Румынии может закончиться драматически. 19 и 20 июня в ожидании ответа из Белграда состоялись беседы между советской делегацией и делегациями других компартий. Москва прокручивала свой сценарий, готовя всех участников совещания к единодушному осуждению Тито и его соратников.
Второе совещание Информбюро и интернационализация советско-югославского конфликта
Все второе совещание Коминформа было посвящено развернутой критике югославского руководства. Глава советской делегации А. А. Жданов выступил с докладом «О положении в Коммунистической партии Югославии», содержащим весь набор обвинений, выдвинутых против руководства КПЮ в советских письмах. В результате дискуссии участники пришли к единому выводу, отраженному в резолюции совещания. Руководству КПЮ вменялось в вину, что оно «за последнее время проводит в основных вопросах внешней и внутренней политики неправильную линию, представляющую отход от марксизма-ленинизма»[70]. Бо́льшая часть делегатов совещания использовали трибуну не только для осуждения югославов, но и для безудержного восхваления ВКП(б) и ее руководства. Так, член ЦК БРП(к) Тр. Костов в своем выступлении отмечал, что «ЦК ВКП(б) и лично т. т. Сталин и Молотов давали нам чрезвычайно ценные советы и помогали нам исправлять наши ошибки». Явно отмежевываясь от югославов, Костов подчеркнул: «Мы не боимся, что ЦК ВКП(б) будет иметь свою собственную информацию о положении дел в нашей партии, т[ак] к[ак] в лице СССР мы видим искреннего друга, прекрасного советника и наставника. Наша коммунистическая совесть чиста, у нас нет никаких секретов от ЦК ВКП(б), от тов. Сталина. А у югославских руководителей, видимо, совесть не совсем чиста». Перечисляя «ошибки» югославских руководителей, Костов указал на недооценку ими руководящей роли СССР в борьбе против империализма и в строительстве социализма, на «узконационалистическую переоценку роли и значения новой Югославии», «зазнайство и головокружение от успехов, которые достигнуты при помощи Советского Союза». Перечень «ошибок» завершала констатация отхода югославского руководства от теории марксизма-ленинизма, стремления внести в теорию «свои югославские поправочки, от которых веет духом оппортунизма и троцкизма»[71]. Костов поставил вопрос о том, каким способом можно не допустить «отхода Югославии от демократического фронта»; в противном случае Болгарии и Албании «придется оглядываться в сторону Югославии», поскольку все экономические связи Болгарии с Западной Европой проходят через нее. По мнению «болгарских товарищей», подчеркивал Костов, следует сделать этот вопрос предметом широкого обсуждения, вынести его «на суд партийных и народных масс Югославии», «развязать внутренние силы партии и страны и опереться на них». Важно, по мысли Костова, сделать это до съезда КПЮ, «чтобы помешать маневрам Тито противопоставить всю партию Информбюро»[72].
Совещание приняло резолюцию по докладу Жданова, констатировавшую, что «в руководстве КПЮ за последние 5–6 месяцев открыто возобладали националистические элементы», и оно стало на путь национализма. Подчеркивалось, что югославские руководители, «переоценивая внутренние национальные силы и возможности Югославии», думают о сохранении ее независимости и построении социализма «без поддержки коммунистических партий других стран, без поддержки стран народной демократии, без поддержки СССР». Рисовалась мрачная перспектива взаимоотношений Югославии с капиталистическими странами, причем задолго до того, как начались, на первых порах во многом вынужденные ее реальные контакты с Западом. Авторы резолюции, опираясь на какие-то только им известные факты и информацию, утверждали, что югославские руководители, «плохо разбираясь в международной обстановке и запуганные шантажистскими угрозами империалистов, полагают, что путем ряда уступок империалистическим государствам» они могут приобрести их расположение, «договориться с ними о независимости Югославии и постепенно привить югославским народам ориентацию на эти государства, то есть ориентацию на капитализм». В документе констатировалось, что причины подобных надежд югославского руководства заключались в следовании «известному буржуазно-капиталистическому тезису», в силу которого «капиталистические государства представляют меньшую опасность для независимости Югославии, чем СССР»[73]. Завершалась резолюция словами, в которых выражалась надежда на то, что «в недрах компартии Югославии имеется достаточно здоровых элементов», которые должны «заставить своих нынешних руководителей открыто и честно признать свои ошибки и исправить их, порвать с национализмом, вернуться к интернационализму и всемерно укреплять единый социалистический фронт против империализма». В противном случае задача «здоровых сил» будет состоять в том, чтобы сменить нынешних руководителей и «выдвинуть новое, интернационалистическое руководство КПЮ»[74].
На следующий день после появления резолюции Информбюро состоялся пленум ЦК КПЮ, на котором был сформулирован развернутый югославский ответ на этот документ. Все обвинения были названы несправедливыми и отвергнуты как самая большая историческая ложь, направленная против героического югославского народа и партии. Пленум, отвечая на кремлевские призывы к «здоровым силам партии» сменить руководство, призывал членов КПЮ сплотиться в борьбе за проведение партийной линии и «еще большее укрепление единства партии, а рабочий класс и остальных трудящихся, объединенных в Народном фронте, еще настойчивее продолжать работу по строительству социалистической родины»[75].
Проблема отношений с ВКП(б) и компартиями, входившими в Информбюро, стала одной из главных на съезде КПЮ, решение о проведении которого было принято 20 мая 1948 г. Созыв партийного форума сам по себе явился ответом на обвинения Москвы в нарушении югославами норм партийной жизни: предыдущий съезд прошел в ноябре 1928 г. Состоявшийся в конце июля 1948 г. 5-й съезд КПЮ одобрил решения пленума КПЮ от 29 июня, которые были сформулированы в ответ на резолюцию Информбюро. Выступивший на съезде с докладом Тито отверг все обвинения, назвав их чудовищными, но заверил делегатов съезда, что ЦК КПЮ несмотря ни на что полон решимости восстановить хорошие отношения с ВКП(б). На съезде вновь прозвучало приглашение к советскому партийному руководству приехать в Югославию и «на месте убедиться в неточности своих обвинений»[76].
Согласно принятому на совещании Информбюро решению, из Белграда в Бухарест в конце июня – начале июля 1948 г. была перенесена штаб-квартира этого органа, а также редакция газеты «За прочный мир, за народную демократию!». Кремль постепенно переходил к изоляции КПЮ и теперь, уже после интернационализации конфликта – к публичной критике его руководства. Компартиям стран «народной демократии» предписывалось «нести в массы» решения совещания в Бухаресте, добиваться осуждения югославских «оппортунистов» и «изменников». В июле, после опубликования резолюции началась кампания вовлечения в межпартийный конфликт широких партийных масс компартий всех стран-участниц Информбюро. На многочисленных собраниях проходило обсуждение материалов прошедшего совещания. Наиболее драматическая ситуация сложилась в Югославии, где после июльского съезда КПЮ все партийные структуры – от актива до рядовых членов – должны были высказаться в поддержку «генеральной линии» партии. Этот болезненный процесс, проходивший при активном участии спецслужб, возглавляемых А. Ранковичем, выявил неоднозначный подход к конфликту. Несогласные, высказавшиеся в поддержку резолюции Информбюро, вскоре попали в категорию так называемых «информбюровцев». На первом этапе им выносили выговоры, подвергали партийным наказаниям, а уже через год наиболее упорствующих в убеждении, что югославской компартии необходимо остаться верной СССР, ВКП(б) и Сталину, стали отправлять в концентрационные лагеря, причем среди них были не только коммунисты, но и беспартийные граждане[77]. Вопрос о борьбе с инакомыслием в верхних эшелонах партии встал перед югославским руководством спустя всего неделю после принятия резолюции в Бухаресте. Тито и почти всё его ближайшее окружение – Э. Кардель, М. Джилас, А. Ранкович, М. Пьяде, С. Вукманович-Темпо, Б. Кидрич и др. – прибыли в Сараево на совместное заседание Политбюро ЦК КПЮ и Краевого комитета КПЮ Боснии и Герцеговины (БиГ). Ситуация в партийном руководстве республики сложилась непростая: часть его высказалась в поддержку решений Информбюро и осудила отказ центрального руководства КПЮ послать делегацию на совещание в Бухарест. Открывая заседание, Тито попытался кратко обрисовать некоторые, с его точки зрения важные причины возникшего конфликта, сообщив, что трения начались после принятия пятилетнего плана. Сталин обещал создать в Югославии военную промышленность, но вплоть до начала обмена письмами ничего не было сделано. Торговый договор в Москве не хотели подписывать, отложили эту процедуру на декабрь 1948 г.
Один из боснийских лидеров Родолюб Чолакович признался, что спор между КПЮ и ВКП(б) не только привел его в замешательство, но и полностью деморализовал. Он так верил в непогрешимость позиции ВКП(б) в споре с КПЮ, что даже думал о самоубийстве. Теперь же благодарит Тито и Карделя и считает, что истоки его колебаний кроются в недостаточной марксистской подготовке, догматизме. Член ЦК Углеша Данилович подчеркнул, что несмотря на неверную оценку политики КПЮ со стороны ВКП(б) всё же следовало отправить делегацию в Бухарест. Его позицию разделяли Радован Папич и другие коммунисты. Хасан Бркич, председатель правительства БиГ, полагал, что некоторые положения, изложенные в письмах ЦК ВКП(б), следовало признать. Джилас коснулся недостатков в идеологической работе и отсутствия четкой позиции относительно политики на селе, но закончил свое выступление признанием того факта, что «у Югославии нет другого пути, кроме как с СССР». Кардель объяснил боснийским товарищам, что занятая ЦК КПЮ позиция отрицания всех обвинений была единственно верной и возможной. Отставка Тито завершилась бы распадом страны[78]
Конец ознакомительного фрагмента.