Можно все. Возраст вдохновения - Сулейманова Люция 2 стр.


И знаете что? Сами того не подозревая, вы уже сейчас относитесь к людям «второй половины жизни». Потому что именно этим людям свойственно стремление учиться всю жизнь, пусть даже они давно миновали формальный этап ученичества. И раз вы держите в руках этот учебник, значит, он предназначен именно вам – учебник по наиболее важному предмету в жизни.

Глава вторая

Проблема: потеря сил. Установки возраста «дожития»

Ага-а! Старый волк промахнулся!

Акела промахнулся!

Акела промахнулся! Ха-ха!

Мультфильм «Маугли»

Параграф 2.1 Позвольте, а что, собственно, происходит?

Параграф 2.2 Потери по всем фронтам

Параграф 2.3 Едем с ярмарки

Параграф 2.1

Позвольте, а что, собственно, происходит?

Неужели этот мир и вправду был придуман не нами, как с грустью констатировала когда-то Алла Борисовна Пугачева? Отчего же, очень даже нами! Просто мы придумывали его, когда были молоды и преисполнены наивной уверенности, что останемся ловкими, сильными, умными и всемогущими всегда. Ведь совершенно невозможно и немыслимо даже подумать о том, что наше тело может когда-нибудь утратить гибкость, а разум – ясность! Такое случается с кем-то другим, с кем-то намного старше, но не с нами… Наверное, когда-нибудь это произойдет, о, совершенно точно не скоро – до этого еще долго, еще не сейчас.

Мерное течение времени играет с нами злую шутку, сохраняя иллюзию неизменности. И мы оцениваем себя, исходя из тех способностей и возможностей, которые еще недавно совершенно естественно были нам присущи. Мы помним, как легко бегали, ходили на дальние расстояния, плавали, садились на шпагат, вставали на мостик, хвастались балетной растяжкой и поднимали тяжести. Мы помним, как за одну ночь готовились к экзамену, с лёту запоминали длинные стихотворения, решали алгебраические уравнения, учили иностранные языки и запросто вспоминали сложные термины, разгадывая кроссворды. Да что уж там говорить, мы помним и то, как могли танцевать до утра, кутить и выпивать, часами обсуждать мировые проблемы или встречать рассвет с любимым человеком после бессонной ночи, а потом как ни в чем не бывало бежать на учебу или работу, да и вообще влегкую перейти в новые сутки без сна.

С возрастом вы начинаете быстрее уставать, появляется потребность в дневном сне и приходит понимание того, что бывают болезни, которые не проходят, и боли, которые возвращаются.

И нам искренне кажется, что эта беззаботная выносливость и физические умения присущи нам уже навечно и до сих пор сохраняются в нас в неизменном виде. Стоит только захотеть – и…

…И вот здесь-то нас и поджидают неприятные сюрпризы. Например, попытка сесть на шпагат завершается фиаско, а испуганное возвращение к интенсивной гимнастике заканчивается грыжей диска. С какого-то момента физиологические процессы начинают тревожить, а потом и просто пугать. Все это чем-то похоже на то, как растрескивается и разрушается крепкий и надежный дом: где-то хрустнуло, где-то защемило, где-то заныло… Мелкий ремонт и даже полноценный «апгрейд» уже не могут вернуть изначального идеального состояния – время берет свое. Далекие и малознакомые слова «артрит», «гастрит», «ревматизм», «тахикардия» неожиданно обретают смысл, и этот смысл ужасным образом имеет самое прямое отношение именно к вам. Портится зрение и слух, пошаливают сосуды, прогулка быстрым шагом или подъем по лестнице заканчиваются одышкой, и это совершенно не укладывается в голове: с вами этого просто не может быть!

Но привычное «поболит – перестанет», «поболеешь – выздоровеешь» ушло в прошлое: оказалось, что бывают болезни, которые не проходят, и боли, которые возвращаются. И если еще вчера вы шутливо кокетничали тем, что забыли какое-то слово или факт, то теперь все чаще растерянно отмечаете, что память вообще взбунтовалась и, буксуя, как упрямый осел, отказывается предоставлять вам нужные сведения. Вы констатируете, что стали быстрее уставать, а ненавистный в детстве дневной сон внезапно стал неумолимой потребностью.

Вы начинаете вспоминать, как ребенком озадаченно подмечали приметы возраста и болезней у пожилых людей: лишний вес, тяжеловесность и неповоротливость, ссутуленные плечи, варикоз и деформированные пальцы… Как странно и непонятно было то, что бабушка не могла прыгать с вами в «резиночки», а дедушка задыхался, подняв вас, и, сморщившись, поскорее опять ставил на ноги. И эти их усталые умоляющие фразы: «давай посидим», «ну куда ты бежишь, я за тобой не успеваю», «мне нужно полежать»… И никому из нас в этой бесконечной карусели детства, беготни, суеты, ветра в ушах, взволнованной готовности подчиняться непрерывно работающему внутри моторчику не приходило в голову, что когда-то бабушка и дедушка тоже были такими же энергичными!

И вы сначала удивленно, потом растерянно, а в конце концов и обреченно то и дело констатируете: я не могу. Не могу – мне не хватает сил! Вы спокойно привыкли полагаться на свое тело, любимое, знакомое, надежное, а оно вдруг стало предавать вас, отказываясь выполнять все то, что еще недавно делало с такой легкостью. Но теперь ваше тело словно перестало быть органичной и неотъемлемой частью вашей личности, отстранилось и стало чужим, как… пожалуй, как бывший супруг. Сравнение жестокое, но верное: вот еще вчера он был самым родным и близким человеком, а сегодня это всего лишь холодный, далекий и враждебный незнакомец. Как у Цветаевой: «Еще вчера в глаза глядел, а нынче все косится в сторону…»

И вот вы вынуждены налаживать с этим незнакомцем какие-то отношения. Вы пробуете все: сначала всячески «идете навстречу», заискивая, щадя, позволяя расслабиться, ничего не требуя и балуя. Затем приходите в ярость и пытаетесь заставить его что-то изменить – через силу, через «не могу». Вы предлагаете ему перейти на «цивилизованные» отношения и пытаетесь установить хоть какие-то договоренности: если я тебе это, то ты мне – это. Перепробовав все известные вам способы найти общий язык и надеясь вернуть прежнее взаимное доверие, вы начинаете искать какие-то новые способы комфортного сосуществования со своим телом. Но незнакомец не делает ни шага вам навстречу, и даже наоборот, после затишья он выкидывает новое коленце – и вы констатируете, что надежное прежде судно получило новую пробоину.

Вы все чаще грустно шутите с друзьями о том, что дошли до «взрослых» разговоров о болезнях и лекарствах. И в этой шутке – только доля шутки, потому что темы, которых вы еще вчера спокойно избегали, сегодня обретают пугающую актуальность и постоянство. Вы начинаете узнавать названия лекарств и обсуждаете их особенности, как заправские фармацевты. Вы почти безошибочно ставите друг другу диагнозы и рекомендуете способы лечения. Вам все чаще чего-нибудь нельзя – например, любимой еды и напитков. Вы покорно придерживаетесь диеты, отказываетесь от привычных прихотей и развлечений и больше не смеетесь над очередными новомодными чудодейственными рецептами здоровья, а прикидываете, не попробовать ли на себе очередную панацею.

На этом пути одни люди выбирают сражение, другие – приятие. Кто-то следит за своим рационом, маниакально проходит медицинские обследования, отслеживает колебания давления, голодает, принимает БАДы, напрочь отвергает законы природы и воспринимает возраст как врага, которого нужно как минимум постоянно удерживать на подступах к крепости, не пуская внутрь. А кто-то, махнув рукой, смиряется и только с усталой горечью подмечает очередной «отказ системы».

Не стоит заблуждаться, считая эти альтернативные варианты противоречащими друг другу. На самом деле они вписываются в одну и ту же концепцию – концепцию «дожития». Давайте посмотрим, как в ней решается проблема потери сил.

Параграф 2.2

Потери по всем фронтам

В среднем возрастная потеря сил начинает навязчиво ощущаться у женщин «вокруг пятидесяти», а у мужчин несколько позже. При этом, кстати, довольно часто срабатывает одна любопытная особенность: данный процесс в некоторой степени запускается психологическими настройками. И тогда потеря сил вполне может зависеть, например, от предустановки, связанной с принятым в государстве пенсионным возрастом: человек как бы рассчитывает свой «срок службы», ориентируясь на этот возраст. Еще одним таким этапом-маркером может быть семейный сценарий – возраст родителей, бабушек и дедушек, начиная с которого мы отмечали их физическое старение, усталость и утрату былого «всемогущества».

Человек, живущий в модели «дожития», воспринимает потерю сил как «начало конца». Он может сопротивляться этому факту или покорно признавать его, но в любом случае у него возникает довольно трагическое мироощущение. В решении этой проблемы общество (как в широком смысле, так и в узком, в рамках группы близких и знакомых) ему здесь не помощник – испокон века данный этап жизни воспринимался как совершенно естественный и неизбежный: так у всех, «все там будем».

Человеку, переживающему потерю сил, могут в лучшем случае сочувствовать, а в худшем случае его, как в Спарте, переводят в категорию «сбитых летчиков», «балласта», «слабого звена». А тем временем предприимчивые дельцы прекраснейшим образом используют его растерянность и буквально бомбят рекламой разнообразных мазей, таблеток и приспособлений для того, чтобы… нет, не вернуть былую активность и силу, а сделать свою жизнь на этом этапе менее обременительной для других. И во всех этих милых с виду рекламных роликах мы видим следующую картину: сначала дедушка, игравший с внуками, согнулся в три погибели от боли, но потом, намазавшись волшебным кремом, он уже снова готов сидеть с детьми, чтобы разгрузить от забот их родителей…

Человек, существующий в модели «дожития» и признавший очевидную потерю сил, вынужден, пусть неосознанно, выбрать для себя определенное дальнейшее поведение. Такой выбор происходит на нескольких уровнях: на уровне мыслей, на уровне действий, на уровне поведения, на уровне эмоций, на уровне характера.

На уровне мыслей у такого человека пресекаются мечты и корректируются планы: «мне это не по силам», «я не потяну», «об этом даже думать не стоит», «и пытаться не буду», «куда уж мне, стар я для такого». Путешествия, поездки, спорт, праздник, увлечение, требующее интеллектуального и физического труда, – всё это воспринимается не как возможность, не как шанс и даже не как вызов, а как обременительная или непосильная каторга, как тяжкая обуза, а не предстоящая радость. И в списке «что мне когда-нибудь хотелось бы сделать» не ставятся галочки напротив выполненных желаний и реализованных стремлений, а безжалостно один за другим вычеркиваются пункты, потому что сбыться им не суждено. И в какой-то момент «хочу» и «могу» безнадежно меняются местами, и человек больше даже не мучается несбыточностью желаемого – он попросту перестает желать.

Такая боязнь нового и неизвестного, отказ принимать любые вызовы опыту и покою, называется страхом открытого пространства. Корни этого страха кроются в памяти далеких предков из доисторических времен, которые никогда не забывали о том, что открытое пространство делает беззащитным: если ты на виду, то становишься легкой добычей для зверей или врагов из соседнего племени. И при необходимости выйти за пределы обжитой пещеры нас сковывает страх: что нас там поджидает, какие подвохи и удары судьбы? Так не лучше ли не высовываться и не бросать вызова большому опасному миру, а спрятаться: в тесноте, да не в обиде, знай, сверчок, свой шесток, не буди лиха, пока оно тихо…

Вы помните, с каким трудом осваивали пожилые люди мобильные телефоны? Как они боялись нажать что-нибудь не то, как писали себе целые памятки, фиксируя в них простейший алгоритм вызова абонента? А какой почти суеверный страх вызывали у них первые компьютеры! И как упрямо они отказывались даже попытаться освоить эту систему, убежденно доказывая, что «все равно ничего не поймут»!

При возрастной потере сил человек вынужден выбирать для себя определенное дальнейшее поведение. Этот выбор происходит на нескольких уровнях: на уровне мыслей, действий, поведения, эмоций и даже характера.

Но такому поведению есть объяснение. На уровне мыслей у человека модели «дожития» сужаются интересы, и процесс познания кажется утомительным, а интеллектуальные затраты на что-то новое – обременительными. Если раньше его манила новая книга или фильм, о котором все говорят, а любопытный факт побуждал раскапывать информацию дальше, то теперь его мозг затуманивает усталость, которая постепенно превращается в интеллектуальную лень, «сон разума». В результате все, что требует сосредоточенной умственной работы и мыслительных усилий, отвергается.

В стародавние времена старикам, потерявшим все зубы, пищу пережевывали те, кто помоложе. Сегодня человек возраста «дожития» нуждается в пережеванной интеллектуальной пище: он ждет, чтобы ему коротко и максимально доступно объяснили все, что требуется, и он все меньше склонен к анализу и критическому восприятию информации. А поскольку он автоматически признает право силы за более молодыми людьми, то постепенно проникается к ним чрезмерным и безусловным доверием. И тогда люди модели «дожития» назначают главным авторитетом кого-нибудь молодого, кто будет объяснять им правила этой непонятной стремительно меняющейся реальности, и эту истину в последней инстанции они не подвергают даже малейшему сомнению.

В результате они слепо верят рекламе на радио и покупают за огромные деньги никчемный мел под видом революционного лекарства. Они доверчиво слушают телефонного мошенника, уверенно навязывающего им какую-нибудь отвратительную обманную схему, и отдают ему последние сбережения, зачастую даже не ради себя, а ради грядущего обогащения детей и внуков. Они так давно отказались считать себя интеллектуально и физически полноценными в этой новой реальности и так безропотно передали все права «внешнему управлению», что стали совершенно беззащитными перед уверенностью, напором, апломбом, заумной скороговоркой и наглыми всезнающими интонациями молодых владельцев этого мира. Конечно же, молодые знают лучше! Конечно же, нужно просто слушаться, все равно не поймешь и не разберешься. Я же умный, я не попадусь на удочку мошенников – все звучит так логично, эти обаятельные интеллигентные специалисты не могут меня обмануть и желают мне только добра! А потом все вокруг только руками разводят, изумляясь самоубийственной доверчивости человека, который еще вчера был воплощением здравомыслия, разумного скепсиса, логики и интеллектуальной состоятельности. Вот именно: еще вчера. То есть до того момента, пока он сам себя не перевел в режим «дожития» на уровне мыслей.

На уровне действий у человека замедляется темп жизни и сокращаются «маршруты». Да, теперь все происходит медленнее: человек медленнее соображает и медленнее действует, ему трудно рассчитать и распределить свои силы, поэтому он предпочитает действовать «с походом», закладывая на все дела больше времени.

Маршруты сокращаются и в буквальном, и в переносном смысле. Во-первых, человек действительно начинает бояться расстояний – те условные метры, которые раньше он преодолевал, сам того не замечая, теперь заранее вызывают чувство усталости и дурноты. Во-вторых, количество маршрутов все уменьшается и в конце концов сводится к нескольким регулярным, знакомым и необходимым. Условно говоря – до магазина и обратно, до поликлиники и обратно, до аптеки и обратно, до дома детей или ближайших родных и обратно. Новые пути кажутся избыточными, а порой даже опасными, не стоит и пускаться в это полное неизведанных угроз путешествие. А в-третьих, маршруты в широком смысле этого слова спрямляются и упрощаются до предела.

В первую очередь сокращаются маршруты «мыслительные»: человек начинает все упрощать, и ему уже не интересно, а утомительно углубляться в «переулки», узнавать что-то параллельно, уходить в «боковики». Помните, как в детстве и особенно подростковом возрасте нас раздражала склонность пожилых людей к банальностям и «общим местам»? Но если очень молодой человек наделяет мир подчас даже избыточной сложностью и даже в самой расхожей любовной коллизии видит уникальность, то человек возраста «дожития», напротив, предпочтет свести даже самую непростую историю к понятной картотечной формуле, к очевидному «вода мокрая, а Волга впадает в Каспийское море». Потому что ему так проще и удобней, потому что у него уже нет сил вглядываться в оттенки и подмечать нюансы.

На уровне поведения у человека меняются привычки, включается «режим энергосбережения», прогрессирует экономность усилий и движений. Ему приходится учитывать и держать в уме многое – как уже существующие болезненные проявления, так и возможные. Человек начинает медленнее двигаться, осторожнее ходить и садиться, предусматривать какие-то вспомогательные ресурсы. Если можно лежать – лежит, если можно сидеть – сидит… Это тот самый этап, на котором еще вчера веселые и активные участники всевозможных вечеринок и поездок, всегдашние борцы «за любой кипиш» вдруг радикально меняются – теперь они как можно раньше уезжают из гостей (о ночевке там и речи не идет – «нет-нет-нет, я должен спать только в своей постели»), отказываются приехать на день рождения или пикник («что-то я уставшим себя чувствую, и там-то и сям-то побаливает, и погода не очень»), придирчиво выбирают условия поездок и проживания, да и в качестве курорта рассматривают в основном тихие санатории и отели семейного отдыха, как можно дальше от шума.

Назад Дальше