Кстати, и само название ГКЧП – Государственный комитет по чрезвычайному положению в СССР – родилось не на пустом месте, а прямо проистекало из особенностей советского законодательства того периода, оно отражало именно это избыточное стремление к законопослушанию руководства вооруженных сил, органов безопасности и правоохранительных органов страны. Ведь существовали всего лишь две правовые возможности введения чрезвычайного положения на отдельных территориях страны – либо через Указ Президента СССР, либо через решение Верховного Совета СССР.
Еще в конце марта – начале апреля 1991 года, в период подготовки зарубежной поездки М. С. Горбачева в Японию и Южную Корею (президент, как всегда, предпочитал оставаться в тени решающих событий, точнее за кулисами театра драмы и трагедии в привычной для него роли кукловода), готовилось введение в действие «первого варианта ГКЧП». Он создавался на основе предложений А. И. Тизякова, который и был истинным автором этой аббревиатуры, хотя в подготовленной им аналитической записке даже речи о создании «чрезвычайного комитета» тогда не шло, подразумевалось лишь формирование какой-то невнятной «комиссии». Тогда же был отработан и организационный алгоритм правового, законодательного обеспечения этого решения, который, к сожалению, так и не был приведен в действие.
Кстати, никаких «печатей ГКЧП», вопреки утверждениям некоторых «взад-впередсмотрящих», в тот период не изготавливалось. То, что российские зрители позднее лицезрели на телевидении в заставке передачи Политковского или Млечина (кажется, «Особая папка»), было августовским творением умельцев из ЦНИИСТ ОТУ КГБ СССР – была такая хитрая научно-исследовательская контора в структуре центрального аппарата, там при необходимости могли очень оперативно изготовить все, что требовалось для дела…
За основу организационного решения был принят уже обкатанный к тому времени механизм чрезвычайного сбора членов Пленума ЦК КПСС. Предполагалось собрать в Кремле максимально возможное количество депутатов действующего состава Верховного Совета СССР, используя для этого любые виды транспорта с целью их экстренной доставки из любых мест пребывания – хоть из глубинки страны, хоть из-за рубежа. Любыми усилиями, не считаясь с величиной затрат, с активным задействованием, при необходимости, самых различных транспортных средств всех силовых структур – МО, МВД и КГБ СССР. Практическая готовность к осуществлению такого сбора депутатов к августу 1991 года была очень высокой.
Так что у А. И. Лукьянова, что бы он ни говорил сейчас, была полнейшая возможность, даже при строжайшем, самом скрупулезном соблюдении всех регламентных норм, открыть экстренное заседание Верховного Совета СССР не 26 августа, а 23 или даже 22 августа 1991 года. Существовали и абсолютно надежные гарантии обеспечения необходимого кворума для открытия такого заседания и начала его работы. Каким образом это достигалось – было бы уже не заботой Председателя Президиума ВС СССР, за ним оставалось лишь само решение о немедленном созыве внеочередной сессии по требованию народных депутатов группы «Союз». Не захотел, однако, тоже носом стал крутить в разные стороны на всякий случай, соломку для страховки стелить…
Не зря в информационной записке КГБ СССР от 20 июня 1991 года, т. е. составленной непосредственно по итогам закрытого заседания Верховного Совета СССР (конкретные результаты которого явные и скрытые прогорбачевцы, в том числе и Лукьянов, успешно «замотали», пустив депутатский пар в свисток), отмечалось следующее: «В окружении Буша также расценили действия Лукьянова во время его визита в Лондон как первую серьезную попытку начать возможную работу по замене М. С. Горбачева. Они считают, что Лукьянов во время переговоров в Лондоне пытался “показать себя Западу как возможный преемник Горбачева”»[2].
Я сидел в кремлевском зале во время закрытого заседания Верховного Совета СССР, на котором выступили В. П. Павлов, В. А. Крючков и Б. К. Пуго. Находился то непосредственно позади В. А. Крючкова, то рядом с ним и поэтому имел возможность видеть и слышать не только то, что творится на трибуне или в зале заседаний, но и оценивать общую атмосферу этого важного события. Не один десяток депутатов Верховного Совета подсел тогда к В. А. Крючкову и выразил в той или иной форме поддержку мыслям, прозвучавшим в его выступлении. Среди них, кстати, были даже отдельные его недруги или, скажем так, недоброжелатели. Но основной тезис в высказываниях всех этих депутатов был, по сути, единым: настала пора уже что-то делать на деле, словоблудие и увертливость Горбачева встали всем поперек горла.
Так уж получилось, что именно мне довелось срочно готовить доклад, точнее текст выступления В. А. Крючкова на закрытом заседании Верховного Совета СССР, – все другие товарищи, готовившие вместе со мной с января 1991 года аналитические наработки, скажем условно – «по тематике ГКЧП», были заняты на выполнении иных, не менее срочных и ответственных задач.
Одни из них, в частности А. Г. Сидоренко, были задействованы на выборах Президента РСФСР в поддержку кандидатуры Н. И. Рыжкова, активно работали в его предвыборном штабе. Другие, как например, Н. С. Леонов, формировали общественное мнение в самых различных слоях трудового населения страны, способствовали их мобилизации в поддержку усилий КГБ в деле защите национальной экономики от постоянно растущих преступных посягательств со стороны нарождающегося частного капитала в лице т. н. кооператоров и со стороны отчетливо учуявшей запах наживы части правящего советского директората. У В. И. Жижина, возвратившегося к тому времени на работу в разведку, тоже вполне хватало своих забот в связи с событиями, развернувшимися вокруг скандально известной фигуры народного депутата СССР, бывшего начальника Управления внешней контрразведки ПГУ КГБ СССР и лучшего друга-приятеля А. Н. Яковлева Олега Калугина.
Вот что говорил В. А. Крючков депутатам Верховного Совета Союза ССР в своем выступление на закрытом заседании советского парламента 17 июня 1991 года:
«Трудно давать всеобъемлющую оценку нынешней обстановке в стране, но реальность такова, что наше Отечество находится на грани катастрофы. То, что я сегодня буду говорить вам, мы пишем в наших документах Президенту и не скрываем существа проблем, которые мы охватываем и которые изучаем. Общество охвачено острым кризисом, угрожающим жизненно важным интересам народа, неотъемлемым правам всех граждан СССР, самим основам Советского государства. Если в самое ближайшее время не удастся остановить крайне опасные разрушительные процессы, то наши самые худшие опасения станут реальностью.
Не только изъяны прошлого и просчеты последних лет привели к такому положению дел. Главная причина нынешней критической ситуации кроется в целенаправленных, последовательных действиях антигосударственных, сепаратистских и других экстремистских сил, развернувших непримиримую борьбу за власть в стране. Откровенно игнорируя общенациональные интересы, попирая Конституцию и законы Союза ССР, эти силы открыто взяли курс на захват власти в стране.
Пока мы рассуждаем об общечеловеческих ценностях, демократических процессах, гуманизме, страну захлестнула волна кровавых межнациональных конфликтов. Миллионы наших сограждан подвергаются моральному и физическому террору. И ведь находятся люди, внушающие обществу мысли, что это нормальное явление, а процессы развала государства – это благо и созидание.
Резко усилились процессы дезинтеграции экономики, рушатся складывавшиеся десятилетиями хозяйственные связи. Тяжелейший ущерб нанесли народному хозяйству забастовки. Крайне напряженная обстановка сложилась в сельском хозяйстве…
Все более угрожающие масштабы приобретает преступность, в том числе организованная. Она буквально на глазах политизируется и уже непосредственно подрывает безопасность граждан и общества. Недовольство народных масс ситуацией в стране находится на критическом уровне, за которым возможен небывалый по своим разрушительным последствиям социальный взрыв…
В период, когда органы исполнительной власти должны действовать особенно энергично и эффективно, не допуская возникновения всеобщего хаоса и анархии, их работу всячески пытаются блокировать, мешают поддерживать конституционный порядок и стабильность в стране. Проявление терпимости, гибкости, стремление решать возникающие проблемы политическими средствами понятны и во многом оправданны. Однако есть пределы, за которыми просто необходимо и власть употребить. Нужны настойчивость и решительность в главном – в защите Конституции СССР, кстати, никем не отмененной, в выполнении воли народа, ясно выраженной на Всесоюзном референдуми о сохранении Союза ССР, обеспечении прав и законных интересов граждан.
Общественно-политический строй, основы государственного уклада – это те вопросы, которые не могут решаться ни руководителями любого уровня, ни какой-либо партией, ни даже парламентом. Это исключительно прерогатива народа…
Совершенно очевидно, что одобренный Съездом народных депутатов и Верховным Советом СССР комплекс мер по выводу страны из кризиса и мероприятия, намеченные на встрече Президента с руководителями девяти республик, фактически не выполняются.
В то же время во всех слоях общества нарастают требования навести порядок именно сегодня, когда дело не дошло до самого худшего. Обстоятельства таковы, что без действий чрезвычайного характера обойтись уже просто невозможно. Не видеть этого равносильно самообману, бездействовать – значит взять на себя тяжелую ответственность за трагические, поистине непредсказуемые последствия.
Уважаемые товарищи депутаты! В ваших руках находится судьба народов нашей огромной страны, Советского государства, от вашей мудрости и решительности зависит – быть или не быть великой державе, сумеем ли мы сегодня остановиться на краю пропасти. Обстановка, видимо, сегодня такова, что требует от всех нас отрешиться от личного, придать должное общегосударственному, и прежде всего – борьбе за сохранение Союза. Все остальное, мне думается, должно быть подчинено этому…»[3].
Сегодня, с высоты истекшей почти четверти столетия богатой на самые разнообразные события российской современности, скажите, положа руку на сердце: разве в своем анализе, в своих выводах советские чекисты были тогда не правы? Разве все дальнейшие события не произошли именно по тому сценарию, от которого они безуспешно предостерегали депутатов и общество?
Почему безуспешно? Да хотя бы потому, что настоящими, а не мнимыми государственниками, истинными патриотами своей Родины оказались очень немногие депутаты. И первый среди них – простой таксист из Харькова Л. Сухов, который по рабоче-крестьянски, откровенно и без экивоков заявил на заседании: «Я взял бы сегодня на вооружение самый главный лозунг: “Долой Горбачева и мафиозную группу, которая окружает его…” Сегодня власти в стране нет…Вы же помните слова Председателя КГБ о том, что, если не будет чрезвычайных мер, страна погибнет. Страна уже гибнет. И смешно рассуждать о том, что Кабинет Министров может узурпировать власть. В этой ситуации нужны решения…»
А вот решений-то и не последовало! Что нам оставалось делать? Разве только искать поддержки в обществе. Очень жаль, что сделали мы тогда далеко не все, а кое-что – и вовсе не так, как это следовало бы сделать.
Разве у КГБ не было возможности придать широкой гласности все, без каких-либо купюр выступления на закрытом заседании Верховного Совета СССР, честно и правдиво отобразить хоть в советской, хоть в зарубежной прессе все без исключения оттенки развернувшейся дискуссии, разве ЦК КПСС не мог оперативно довести хотя бы по закрытым партийных каналам эту информацию для 19 миллионов коммунистов?
Да запросто! Только Горбач в очередной раз партийной элите голову замутил, как, впрочем, и на последнем в истории КПСС июньском Пленуме ЦК. А для выступавших на заседании ВС Павлова, Язова, Пуго и Крючкова это событие стало в глазах Горбачева решающим поводом для вынесения политического приговора, он их окончательно списал в свой номенклатурный архив…
Вот что мною говорилось в интервью «Правде России» под названием «Закрытое заседание. Рассказывает бывший начальник секретариата КГБ СССР Валентин Сидак» ровно через десятилетие после этого события.
«Среди июньских событий десятилетней давности и тогда, и сейчас привлекает наибольшее внимание закрытое заседание Верховного Совета СССР, на котором выступали председатель Кабинета министров СССР В. С. Павлов, председатель КГБ В. А. Крючков, министр внутренних дел страны Б. К. Пуго, министр обороны Маршал Советского Союза В. Т. Язов. С просьбой рассказать о том шумном событии я обратился к его очевидцу.
– Валентин Антонович, для начала я просил бы представиться читателям в той должности, которую вы занимали десять лет назад.
– 10 лет назад я работал начальником секретариата КГБ СССР. Это был своего рода штаб, поскольку другого штабного органа у КГБ не было. Одновременно секретариат выполнял функции и общего отдела, и управления делами, и юридического отдела…
– На том знаменитом и до сих пор закрытом заседании Верховного Совета вам довелось присутствовать. Расскажите, пожалуйста, как оно проходило, какие проблемы поднимались, что стало поводом для этого действительно нерядового события?
– Это событие действительно имело большое политическое звучание. Замечу, что в печати то заседание, несмотря на его закрытый характер, освещено весьма полно и точно. Для внимательного читателя нетрудно составить представление, о чем и как шел разговор и что предопределило его остроту, какие вопросы поднимали премьер-министр и, как теперь модно называть, силовые министры. Я могу подробнее рассказать только о выступлении В. А. Крючкова.
Оно спонтанным не было. В его основе лежали наработки наших аналитиков, которые они готовили примерно полгода. Замечу, что первоначально задумывалось выступление председателя КГБ еще на IV съезде народных депутатов в декабре 1990 года. Для него и собирались материалы. К сожалению, тогда оно не состоялось. Правда, еще до июньского выступления В. А. Крючкова некоторые аналитические материалы КГБ были востребованы политикой на знаменитом апрельском Пленуме ЦК КПСС.
– Знаменитом тем, что он попытался освободить Горбачева от обязанностей генсека. В чем состояла сущность тех материалов, которые легли в основу выступления председателя КГБ на закрытом заседании Верховного Совета 17 июня?
– Последовательные попытки органов, отвечавших за безопасность государства, привлечь внимание политического руководства страны к складывавшейся очень тревожной ситуации не встречали поддержки. Более того, они блокировались Горбачевым. А КГБ к тому времени, после внесения изменений в Конституцию, был замкнут непосредственно на президента.
Как непосредственный очевидец могу утверждать, что, по крайней мере с начала 1991 года, все документы, которые Комитетом направлялись Горбачеву, возвращались обратно фактически без реакции. На второстепенных документах имелись пометки: «Тов. Горбачеву доложено. Согласие получено». На неотложных, касавшихся дестабилизации социально-политической обстановки в стране, не имелось и этого. А ведь сообщалось и о назревании межнациональных конфликтов, и о дестабилизации обстановки в стране, об экономических диверсиях.
В этой ситуации понятно стремление председателя КГБ донести до депутатов информацию об истинном положении в стране. Оно и составляло суть выступления Владимира Александровича. Кстати, Крючков долго корил себя за то, что не добился тогда его официальной публикации. Инициатива сделать то заседание закрытым исходила совсем не от выступавших.
– Вы упомянули экономические диверсии. В чем реально они проявлялись?
– Прежде всего в создании дефицита товаров повседневного потребления. В том числе по той номенклатуре товаров, по которой он ну никак не мог быть. Все помнят дефицит стиральных порошков. Действительно, в тот период шло переоснащение химпредприятий, государством было закуплено много нового оборудования. Но вся потребность в порошке была с запасом перекрыта. И отечественной продукцией, и импортом. Когда потом мы начали проверять, обнаружились заторы на оптовых базах, на крупных складах. Сбои списывали на нераспорядительность чиновников, но ясно, что присутствовал и корыстный интерес. Теневая экономика уже набрала силу.