Были выступления в Таганроге и Новочеркасске. В Минеральных Водах Есенин с Мариенгофом и Колобовым прошлись по лермонтовским местам. Они побывали на месте дуэли поэта, посетили домик Лермонтова, о чем в книге посетителей сохранилась запись от 9 августа 1920 года. Далее был Кисловодск, а затем Баку. Из письма Есенина, адресованного Е. Лившиц, мы узнаем, что он в этих местах уже второй раз (никакой информации о первом пребывании нет). В том же письме поэт описывает трогательный случай, как недалеко от станции Тихорецкой маленький жеребенок пытался обогнать поезд, но сил ему не хватило. Этот эпизод послужил появлению на свет лучшей поэмы Есенина «Сорокоуст».
В середине августа 1920 года С. Есенин, А.Мариенгоф и Г. Колобов прибыли в Баку, где остановились на несколько дней, чтобы продолжить свой путь в Тифлис. Служебный вагон, в котором они приехали и продолжали в нем жить, отцепили и поставили на запасной путь, а Колобов должен был решить ряд своих служебных дел. К сожалению, сведений о том периоде пребывания Есенина в бакинских краях не сохранилось. Но можно только предполагать (из письма, адресованного А. Кусикову в Париж, от 7 февраля 1923 года, с борта парохода, плывущего к берегам Европы), что Баку произвел на него удручающее впечатление. Известно, что политическая ситуация в городе, куда приехал Есенин вместе со своими друзьями, была напряженная и нестабильная: здесь за три месяца до этого была установлена советская власть. Время было неспокойное. По городу шныряли банды уголовников и беспризорников, царила хозяйственная разруха, безработица.
Знакомых в городе у Есенина еще не было. Только через месяц на улицах жаркого Баку появится странная личность – его друг, поэт Велимир Хлебников, чья поэзия проросла математикой, и от этого противоестественного объятия он стал даже безумным. В Баку Хлебников примет участие в работе Первого съезда народов Востока, а в апреле 1921 года отправится в Персию. Возможно, что в городе находился другой, не менее странный и загадочный друг Есенина, уже хорошо известный авантюрист и террорист Яша Блюмкин. Если тот еще не успел вновь отправиться в Иран, где поднимал революцию в провинции Гилян. Имеются сведения, что в Баку Есенин познакомился с поэтом-футуристом А. Крученых, работавшем в бакинском отделении РОСТа и выступавшем с лекциями в бакинском университете.
Пробыв в Баку несколько дней, С. Есенин прибыл в конце августа в Тифлис. О пребывании поэта в этом городе в 1920 году мало что известно, но сохранились любопытные воспоминания А.И.Гербстана: «Во второй половине 1920 года к нам в гостиницу «Астория» неожиданно явился мой друг детства и соученик по ростовской гимназии – Марк Захарович Цейтлин… Появившись у нас, он отрекомендовался комендантом поезда, прибывшего из Советской России в меньшевистскую Грузию… Сообщение М. З. Цейтлина о том, что он привез в Тифлис «гордость и надежду советской поэзии – Сережу Есенина», вызвало у нас с женой большой интерес. И когда он пригласил нас на встречу с поэтом у известного тифлисского юриста Захара Рохлина, мы тут же решили непременно быть…
Я сначала не поверил, что встретился с Есениным: он выглядел совсем по-мальчишески, был навеселе, его разговор не совпадал с моими представлениями о знаменитом поэте…Во втором часу ночи поэта начали уговаривать прочесть стихи. Он, как мне показалось, несколько кокетливо отказывался вначале, потом согласился. Читал Есенин изумительно: очень эмоционально, всем телом жестикулируя, особенно руками и головой. Мои сомнения полностью рассеялись. Я был потрясен…
Сын адвоката, Константин Захарович Рохлин, стал большевиком. В семье был раскол. Костю искала меньшевистская милиция. В эту ночь он явился к отцу, чтобы послушать Есенина.
Встали из-за со стола. Есенин завел беседу на политические темы. Он говорил: «Мы – советские…», «Советская Россия – наша родина…». Рохлин предложил ему выйти на веранду. Есенин подошел к решетке, перегнулся и вдруг закричал, обращаясь кому-то на улице: «Да здравствует Советская Россия!». И еще что-то в этом роде. В доме вскоре появились гости из особого отряда меньшевистской милиции. Костю спрятали: то ли в сундук, то ли закатали в ковер, не помню уже. Рохлин откупился. А нас уложили спать…»
В середине сентября Сергей Есенин вернулся в Москву. На следующий день после возвращения он выступил в Политехническом музее на «Вечере имажинистов». В октябре подготовил к продаже второй сборник стихов имажинистов. В ночь с 18-го на 19 октября был арестован органами ВЧК на квартире Александра (Сандро) и Рубена Кусиковых вместе с ними по анонимному доносу. Пришел к своему другу А. Кусикову, а там чекисты. Они интересовались братом Сандро – Рубеном, который одно время служил в Белой армии. Но, как потом выяснилось, не по своей воле – мобилизовали. Пока же, на всякий случай «загребли» всех троих. Есенин провел в «Бутырке» семь суток, а 25 октября был освобожден из тюрьмы ВЧК под поручительство Якова Блюмкина, который помог вытащить из тюрьмы и братьев Кусиковых.
В ноябре Есенин написал поэму «Исповедь хулигана», в декабре вышел коллективный сборник «Имажинисты» с поэмой «Сорокоуст», поэт неоднократно выступал на литературных вечерах в Политехническом музее. В этот период Есенин знакомится с Галиной Бениславской – женщиной незаурядной и неординарной судьбы. Она станет для него верным другом, ангелом-хранителем и помощником в издательских делах.
Уделим немного внимания этой женщине, тем более, что мы не раз встретимся с ней на страницах этой книги. Галина Артуровна Бениславская была дочерью француза и грузинки (франко-грузинская кровь, и это уже не так просто!). Её родители рано расстались. Мать заболела психически, и девочку удочерили родственники. Приемный отец Артур Бениславский очень любил Галю и окружил ее заботой и вниманием. Галина окончила с золотой медалью Преображенскую гимназию, училась в Харьковском университете, но война прервала ее образование. Галина была начитанна, хорошо разбиралась в литературе, в поэзии. Была недурна собой – стройная, привлекательная, зеленоглазая брюнетка с двумя длинными косами, всегда хорошо одетая. Частенько заглядывала в литературное кафе «Стойло Пегаса». На одном из вечеров, в ноябре 1920 года, в Большом зале консерватории, где состоялся литературный «Суд над имажинистами», она увидела Есенина. Вот как она написала об этом в своих воспоминаниях:
«Он весь стихия, озорная, непокорная, безудержная стихия, не только в стихах, а в каждом движении, отражающем движение стиха. Гибкий, буйный, как ветер, с которым он говорит, да нет, что ветер, ветру бы у Есенина призанять удали. Где он, где его стихи и где его буйная удаль – разве можно отделить. Все это слилось в безудержную стремительность, и захватывает, пожалуй, не так стихи, как эта стихийность…»
Стихи Есенина очаровали Бениславскую, и сам поэт околдовал ее. Она влюбилась в него и написала в своих воспоминаниях: «…на что угодно для него пойду». Галина не изменила своим принципам, сыграв большую и благородную роль в жизни Сергея Есенина. Это была единственная женщина, которая имела влияние на поэта. И он не только прислушивался к ее словам и советам, но и всецело доверял ей свои дела, в том числе литературные и даже финансовые. Она вела всю его переписку, все переговоры с издателями. Для Есенина ходить по редакциям, и устраивать свои дела по добыванию денег было мучительно трудно. Значительную часть этой тяжелой и изнурительной работы взяла на себя Галина Бениславская. Она вместо Есенина ходила по редакциям и выбивала полагавшиеся ему гонорары. Не думаю, что это было легко ей делать, но делала ради Есенина. «Сколько у нее было любви, силы, уменья казаться спокойной, – вспоминает Августа Миклашевская. – Она находила в себе силу устранить себя и сейчас же появляться, если с Есениным стряслась какая-нибудь беда. Когда он пропадал, она умела находить его. Каждый раз, встречаясь с Галей, я восхищалась ее внутренней силой, душевной красотой. Поражала ее огромная любовь к Есенину, которая могла так много вынести, если это нужно было ему».
Сергей Есенин и Анатолий Мариенгоф. 1920 год. Москва.
Политехнический музей в Москве. Здесь в начале ХХ века с трибуны Большой аудитории звучали голоса С. Есенина, В. Маяковского, А. Блока, В. Хлебникова…, а в середине ХХ столетия, в период «хрущевской оттепели», на поэтические вечера собирались полные залы, чтобы послушать стихи молодых поэтов: Е. Евтушенко, А. Вознесенского, Р. Рождественского, Б. Окуджавы, Б. Ахмадулиной…
Есенин и восточная лирика
После пребывания на Кавказе Есенин стал планировать поездку в Туркестан. Помимо желания взглянуть на Восток, он намеревался встретиться со своим другом, поэтом Александром Ширяевцем, с которым никогда не виделся, но переписывался с января 1915 года. «Когда я встречался в 1917 году с С. Есениным, – вспоминал критик В. Львов-Рогачевский, – он каждый раз с юношеским увлечением говорил о Ширяевце, с которым состоял в переписке. Он давал просматривать мне его рукописи, многие стихи своего друга тут же на память читал своим певучим голосом, говоря: «Его надо непременно перетащить в Москву из Азии. Он там задыхается».
Осуществить свой замысел Есенин смог только в мае 1921 года, когда узнал, что Г. Колобова командируют по служебным делам в Среднюю Азию. В то время поэт работал над поэмой «Пугачев» и собирался поехать в киргизские степи и на Волгу, чтобы «пройтись» по тому историческому пути, который проделал Пугачев, двигаясь на Москву, а затем побывать в Туркестане, который, по его словам, давно уже его к себе манит.
Ехал он вместе со своим другом Колобовым, в его вагоне, в котором они жили во время пребывания в Ташкенте и в Самарканде. Ехали через Самару, Поволжье, где царили разруха и страшный голод, и где жизнь буквально вымерла. Люди покидали свои места и устремлялись на юг в надежде на спасение.
Г. Колобов и С. Есенин. 1921 год.
Приезд С. Есенина в Ташкент совпал с мусульманским праздником уразы, здесь поэт впервые почувствовал дух и атмосферу Востока. С первых же дней он окунулся в жизнь города, с которой ознакомил его друг Саша Абрамов, публиковавший свои стихи в столичной прессе за подписью А. Ширяевец. Сергея Есенина удивил шумный и красочный Ташкент, поразило необычайно синее небо, оглушили крики ишаков и верблюдов, разноцветье его базаров. Поэт бродил по улицам и площадям города, очарованный невиданным зрелищем, сидел в чайхане и пил освежающий чай, слушал незнакомую гортанную речь. Её иногда переводил ему А. Ширяевец.
С Ширяевцем Есенина «связывала многолетняя переписка, глубинное родство душ и схожесть взглядов» и друзья много времени проводили в беседах, зачастую сопровождавшихся горячими дискуссиями. Есенину не нравилось, что Ширяевец в своем творчестве много внимания уделяет восточной теме. Он не любил, когда поэт начинал говорить не своим голосом, когда терял чувство родины. Без этого нет поэзии. Да и Ширяевец критиковал Есенина за его имажинизм.
А. Ширяевец познакомил своего гостя с ташкентскими поэтами, писателями, художниками. Есенин присутствовал на литературном вечере ташкентского писателя Семена Окова, который состоялся в Доме имени Луначарского. Затем состоялся творческий вечер С. Есенина в Туркестанской публичной библиотеке. Есенин читал драматическую поэму «Пугачев» на квартире В. Вольпина. Беседы о поэзии между Есениным и Ширяевцем продолжались, но менялась тональность разговора. Несмотря на некоторые расхождения, поэты стали лучше понимать друг друга в оценке творчества известных поэтов и современных литературных течений.
Надо полагать, что до приезда в Ташкент и встречи с Ширяевцем Есенина не особенно волновали «восточные мотивы». Хотя он интересовался восточной лирикой, читал в переводе восточных авторов. Но со временем что-то в Есенине стало меняться и переламываться. Наплывали новые ощущения, образы, и он уже не так реагировал по поводу «восточной тематики» Ширяевца, стал чувствовать те условия, в которых жил и работал его друг. А тут ташкентские друзья Есенина организовали ему поездку в пригород Ташкента, в гости к узбеку-землевладельцу Азимбаю.
«Когда Есенин пришел к нам (мы жили в доме Приходько на Первомайской улице), – пишет в своих воспоминаниях Е. Г. Макеева, – мы пригласили его после обеда поехать в Келес к знакомому отца Азимбаю. Это был человек интересный, неплохо знавший русский язык и свою, узбекскую поэзию. Есенина ему представили как большого «русского хафиза»… У арыка, текущего рядом с двухэтажным красивым домом, мы сидели довольно долго, ели сладости, а потом плов; затем Азимбай начал нараспев читать стихи, по-моему, не только по-узбекски, но, и, видимо, на фарси. Есенин как бы в ответ прочел что-то свое, тоже очень напевное и музыкальное. Азимбай и его гости одобрительно кивали головами, цокали языками, но мне трудно было понять, действительно ли нравятся им стихи Есенина, или это обычная дань восточной вежливости и гостеприимству. Но что я ясно ощущала – это то, что сам Есенин слушал стихи поэтов Востока очень внимательно и напряженно, он весь подался вперед и вслушивался в чужую гортанную речь, силясь словно воспринять ее внутренний ритм, смысл, музыку. Он расслабил галстук, распустил ворот сорочки, пот стекал по его лицу (было жарко, и мы выпили много чая), но он как будто не замечал этого, слушал, ничего не комментировал и не хвалил, был задумчив и молчалив. Казалось, он сопоставляет услышанное с чем-то, и в нем идет невидимая работа: но, может быть, это только представилось мне?».
Конец ознакомительного фрагмента.