Изображения часто спрятаны за столбами или размещены так, чтобы их можно было заметить только с определенных углов и только несколькими людьми одновременно. Это свидетельствует о том, что вся пещера, а не только изображения в ней, считалась частью духовного опыта. Пещера становится мифограммой – ее нужно интерпретировать, как, например, скульптуры [18].
Если пещеры Вольп – это форма письма, то Адам и Ева уже подбираются к его основному принципу, и это именно тот момент, когда тайна всего, что было ими испытано до сих пор, будет открыта самым великолепным образом.
В дальнем углу Святилища есть туннель – такой узкий, что пройти по нему одновременно могут только один-два человека. Для этого им приходится медленно карабкаться на четвереньках, потому что туннель еще и уходит вверх по узкому уступу в паре метров от пола пещеры. Забравшись, они могут выпрямиться и осторожно пойти по уступу, спиной к стене, держась руками за скалу, чтобы не упасть. Через несколько метров уступ расширяется, что позволяет им наконец развернуться к стене лицом. И только тогда, подняв глаза к потолку, они могут увидеть величественное изображение целого комплекса – настолько потрясающее, настолько непостижимое уму, что его почти невозможно описать.
Это изображение человека, можно сказать наверняка. Но это больше, чем просто человек. У него человеческие ноги и ступни, уши оленя и глаза совы. Длинная кустистая борода спускается с подбородка на грудь. От головы отходят два прекрасно выполненных рога. Его руки напоминают медвежьи лапы. Мускулистые торс и бедра принадлежат антилопе или газели. Между задних ног – большой, полуэрегированный пенис, закручивающийся кверху и назад и почти задевающий поднятый конский хвост, который растет из ягодиц. Кажется, что фигура изображена в танце: контур тела наклонен влево. Но она смотрит на зрителя широко открытыми, подведенными черным совиными глазами с маленькими белыми зрачками, устремленными в одном направлении.
Фигура уникальна для этих пещер тем, что выгравирована и раскрашена одновременно; ее постоянно видоизменяли, перерисовывали и перекрашивали в течение, возможно, тысяч лет. Слабые следы краски сохранились на носу и лбу. В некоторых местах детализация просто превосходна: например, видна коленная чашечка на левой ноге. Другие же части выполнены небрежно. Передние лапы выглядят особенно спешно нарисованными и кажутся неоконченными. Высота всей фигуры – около 75 сантиметров, она намного превосходит размерами любое другое изображение в зале. Кем бы это существо ни было, оно господствует в пещерном зале, паря во тьме.
Колдун (согласно интерпретации Анри Брёйля). Пещера Труа-Фрер, Монтескьё-Авантес, Франция (ок. 18 000–16 000 гг. до н. э.)
© David Lindroth, Inc.
Когда век назад Анри Брёйль впервые увидел эту фигуру, он был поражен. Это было, безусловно, культовое изображение, предназначенное для почитания и, возможно, даже поклонения. Одна доминирующая антропоморфная фигура, обособленная от остальных, – такого в пещерах не встречали. Благодаря тому, что изображение существа находится гораздо выше уровня взгляда, кажется, что оно главенствует над всеми животными, собранными в Святилище. Сначала Брёйль предположил, что фигура изображает шамана, одетого в костюм некоего гибридного животного. Он окрестил изображение «колдуном», и имя прижилось [19].
Легко понять такую первичную интерпретацию. В первобытных сообществах считалось, что шаманы одной ногой стоят в этом мире, а другой – в мире ином. Они умели входить в измененное состояние сознания и покидать свои тела, путешествуя в мир духов и принося оттуда вести, обычно с помощью животного-проводника [20].
Именно из-за связи с животными Брёйль предположил, что загадочное существо – это шаман, возможно изображенный в процессе трансформации – покидающим свое тело для путешествия в мир иной. С тех пор в евразийских пещерах было найдено по меньшей мере семьдесят таких гибридных фигур людей-животных, и большинство из них, как предполагают, тоже изображают шаманов. Во французской пещере Шове на каплевидном камне, «свисающем» с потолка, выгравировано изображение получеловека-полубизона; его тело перекрыто безошибочно опознаваемым изображением вагины. На стенах Ласко изображен один человек с лошадиной головой, а другой – с головой птицы, лежащий перед атакующим быком. Недалеко от очертаний Колдуна в пещерах Вольп есть гораздо более мелкая фигура бизона с человеческими руками и ногами, играющего на чем-то вроде флейты, прикрепленной к ноздрям [21].
Однако эти гибридные фигуры изображают шаманов не в большей степени, чем рисунки животных – настоящих животных. Как и точки, как и отпечатки рук, как и практически все остальное в этих пещерах, гибридные фигуры – это символы, которые отражают «мир иной», то есть мир за гранью материи.
Уже Брёйль понимал, что в Колдуне есть что-то уникальное. Ведь это был не просто гибрид человека и животного, но некая смесь разных видов животных, дающая в итоге единое, активное, одушевленное существо, каких еще никогда не находили в пещерах с наскальной живописью. Так что, подумав, он изменил мнение относительно собственной находки и заключил, что странное, похожее на плод галлюцинации создание, взирающее на него свыше, на самом деле не было шаманом. В своем блокноте он записал, что нашел первое в истории изображение Бога [22].
2
Властелин животных
Бог, с которым Брёйль, по его мнению, внезапно столкнулся в пещерах Вольп, был уже многие годы известен специалистам по религии. Это древнее божество – возможно, одно из первых в истории – считалось повелителем животных, властелином и защитником лесов. К нему могли обращаться с молитвами о помощи в охоте или приносить жертвы, чтобы умилостивить его гнев, из-за которого пропали все животные. Ему принадлежали души всех животных; он один мог выпускать их на свободу, а после того, как их убьют на охоте и съедят, он один мог снова забирать их души себе. Его называют Властелином животных [1].
Властелин животных не только один из старейших богов в истории религии, но и один из самых широко распространенных. В каком-то варианте это божество присутствует почти на всех континентах – в Евразии, в Северной Америке, в Центральной Америке. Его изображение можно найти на каменных сосудах Месопотамии, датируемых концом IV тысячелетия до н. э. На ручке ножа из кремня и слоновой кости, изготовленного в Египте примерно в 3450 году до н. э., задолго до воцарения фараонов, выгравирована фигура Властелина животных, сжимающего в каждой руке по льву. В долине Инда Властелин животных ассоциировался как с зороастрийским богом Ахурамаздой, так и с индуистским Шивой, особенно в его воплощении Пашупати – Владыки всех животных. Энкиду, косматый герой вавилонского «Эпоса о Гильгамеше» – одного из первых письменно зафиксированных мифов в истории, – это типичный Властелин животных, как и Гермес, а иногда и Пан – полукозел-получеловек, бог природы из греческой мифологии.
Даже еврейский бог Яхве порой предстает в Библии как Властелин животных. В Книге Иова он похваляется тем, что пускает дикого осла на свободу; что заставляет страуса нести яйца на землю, чтобы их могли собирать люди; что приказывает дикому быку позволить усмирить себя веревками и боронить долины по велению человека (Иов. 39). В современном мире некоторые приверженцы викки и неоязычества почитают Властелина животных как Рогатого Бога – мифологическое существо из кельтских мифов.
Как идея странного доисторического божества, которая зародилась еще в палеолите, десятки тысяч лет назад, попала в Месопотамию и Египет, в Иран и Индию, к грекам и евреям, к американским ведьмам и европейским неоязычникам? Точнее, как наши доисторические предки перешли от примитивного анимизма к сложной системе верований, которая ставит Властелина животных на первое место?
Эти вопросы столетиями волнуют теологов и религиоведов. Что побуждало древних людей верить в «духовных существ»? Дал ли религиозный импульс нам преимущество в стремлении к доминированию над всеми остальными биологическими видами? Были ли Homo sapiens первым видом с религиозными убеждениями, или же свидетельства схожих верований существуют у их предшественников?
Большинство ученых согласны в том, что религиозный импульс восходит к нашему далекому палеолитическому прошлому. Но насколько далекому? Об этом идут ожесточенные споры. Палеолитическая эра формально разделена на три периода: нижний палеолит (2,5 млн – 200 000 лет до н. э.), когда Homo sapiens появились впервые; средний палеолит (200 000–40 000 лет до н. э.), к которому относятся первые образцы пещерной живописи; и верхний палеолит (40 000–10 000 лет до н. э.), когда наблюдается расцвет полноценных религиозных представлений, включающий свидетельства существования сложного ритуального поведения.
Неудивительно, что большая часть религиозных артефактов, открытых на данный момент – включая Колдуна, который датируется XVI–XIV тысячелетиями до н. э., – относится к верхнему палеолиту. Однако новые открытия и улучшение методов датировки постоянно заставляют нас пересматривать этап человеческой эволюции, к которому можно отнести появление религиозного чувства. Например, на отдаленных индонезийских островах исследователи недавно нашли пещеры с рисунками почти того же периода, что Эль-Кастильо в Испании (около 41 000 лет назад), причем не с абстрактными символами, как в испанской пещере, а с четко идентифицируемыми фигурами животных – например, бабируссы, «свиньи-оленя» с телом в форме луковицы. Наличие таких сложных изображений в другой части мира свидетельствует о том, что пещерная живопись может оказаться гораздо старше, чем мы думали, возможно, на десятки тысяч лет [2].
Эта точка зрения устоялась после недавнего открытия пещеры в испанской Малаге: там изображено нечто очень похожее на процессию морских котиков, сходящих со сталактитовой колонны. Интересно, что, по данным радиоуглеродного анализа, изображения были сделаны 42 300–43 500 лет назад, то есть даже не руками Homo sapiens, которые тогда еще не прибыли в Европу, а неандертальцами. В 2016 году во французской долине Аверон нашли еще более древнюю неандертальскую пещеру, в которой обнаружился «алтарь» из сломанных сталагмитов, явно намеренно уложенных на полу пещеры двумя концентрическими кругами – своего рода Стоунхендж эпохи палеолита. Первичный радиоуглеродный анализ колец показывает, что эта структура появилась более 176 000 лет назад – в самом конце нижнего палеолита [3].
Ручка ножа из слоновой кости и кремня с изображением Властелина животных, Египет (ок. 3450 г. до н. э.)
© Rama / CC BY-SA 2.0 FR / Wikimedia Commons
Многие современные ученые считают, что доисторическое религиозное мышление началось даже не с наших «двоюродных братьев» – неандертальцев. Археологи недавно нашли на Голанских высотах каменный идол длиной примерно 4 сантиметра в форме женщины с огромными грудями – возможно, беременной. Он получил название «Венера из Берехат-Рама» и, по первичным оценкам, был вырезан как минимум 300 000 лет назад, то есть он даже старше нашего вида. И хотя самые древние следы ритуальных погребений Homo sapiens имеют возраст примерно 100 000 лет, в последнее время были обнаружены гораздо более ранние места погребения, которые носят отчетливый отпечаток обрядовых действий – в том числе это могилы Homo erectus в Китае, которым может быть до полумиллиона лет [4].
Но все равно, пытаясь выяснить исключительно посредством датировки подобных археологических находок, с какого времени существуют проявления религиозных чувств, мы сталкиваемся с проблемой, потому что верования не фоссилизируются. Идеи нельзя зарыть в землю, а затем раскопать. Если мы встречаем в пещере или захоронении следы ритуального поведения, глупо с нашей стороны будет предполагать, что это поведение возникло внезапно и в одно время с верованиями, стимулировавшими его. Первые люди имели определенные представления о природе Вселенной и своем месте в ней задолго до того, как начали процарапывать то, во что верили, на стенах пещер. Наши предки, Адам и Ева, не блуждали в нигилистическом тумане, из которого внезапно восстали, как пророки после откровения. Скорее всего, Адам и Ева унаследовали свою систему верований во многом так же, как унаследовали охотничьи навыки или когнитивные и языковые способности – постепенно, в течение сотен тысяч лет умственной и духовной эволюции. Их приход в пещеры Вольп и полученный там, глубоко под землей, опыт – это одновременно результат тысячелетнего развития религиозной мысли и подготовка почвы еще на тысячи лет вперед. Все, что они знали, было основано на предыдущих знаниях. Все, что они создавали, – результат предыдущих творений.
Каменные кольца неандертальцев в виде алтаря. Пещера Брюникель, Аверон, Франция (ок. 174 500 г. до н. э.)
© Luc-Henri FAGE / CC BY-SA 4.0 / Wikimedia Commons
Все это я говорю, чтобы пояснить: если мы собираемся отследить историю религиозного мышления с самого начала, не нужно ограничиваться материальными свидетельствами. Мы должны поглубже заглянуть в наше эволюционное прошлое – до того времени, как мы стали людьми.
Серьезные научные споры о происхождении религии начались в XIX веке. Они основывались на характерном для следующих за эпохой Просвещения лет представлении о том, что на все вопросы – даже на те, что касаются божественного, – можно получить ответ благодаря тщательному анализу и научным исследованиям. То была эра Чарльза Дарвина и теории эволюции. Такие идеи, как естественный отбор и выживание сильнейших (гипотеза о том, что определенные адаптивные особенности могут дать организму лучшие шансы на выживание и тем самым передачу этих особенностей потомству), уже достаточно укоренились в биологии. Они все чаще использовались и для объяснения экономических и политических явлений (нередко с катастрофическими последствиями). Почему же не использовать теорию Дарвина для объяснения религии?
Нельзя отрицать, что религиозная вера настолько распространена, что должна быть признана сущностным элементом человеческого опыта. Человек – это Homo religiosus не по причине сознательного желания верить или тяги к религиозным институтам, не из-за обязательств перед определенными богами или теологическими теориями, но благодаря нашей экзистенциальной тяге к трансцендентному – тому, что лежит за пределами явного мира. Если пристрастие к религиозным представлениям для нашего вида является врожденным, в таком случае оно, по мнению ученых, должно быть результатом человеческой эволюции. Оно должно давать некое адаптивное конкурентное преимущество, иначе бы у религии не было причин существовать.
Одним из первых серьезных исследователей этой проблемы был английский антрополог середины XIX века Эдвард Бёрнетт Тайлор. Для Тайлора источник религиозного импульса и вызванных им вариантов поведения крылся в загадочной, сбивающей с толку вере человечества в душу как нечто отдельное от тела. Это верование в той или иной форме возникает во всех сообществах, во всех культурах, на разных этапах развития. «Как же эта идея появилась впервые?» – вопрошал Тайлор. Что могло убедить наших предков в том, что в их смертных телах скрыты бессмертные души?
Гипотеза Тайлора была высказана в его магистерской диссертации «Первобытная культура». Она состояла в том, что идея души как «одушевляющей, отделяемой, выживающей сущности, носителя индивидуального существования личности» могла прийти к нам лишь во сне. «Я считаю, – писал он, – что лишь сны и видения могли вложить в человеческий разум идею о том, что души – это эфирные образы тел»[5].