Фельетон Г. Тукая «Юбилей муфтия» (1910) посвящен двадцатипятилетнему юбилею на этом посту Мухаммадъяра Султанова. Единственным большим достижением данного муфтия, который совершил паломничество, получил различные ордена и медали от царя и султана-халифа, Тукай считает то, что он… не причинил никакого крупного вреда своему народу[31]. В другом фельетоне «Отчет прошлого года» (1912) Тукай, вспоминая юбилей М. Султанова, пишет, что муфтий получил в подарок целую кучу ненужных и валяющихся в магазинах вещей: четки, намаз-лыки, чапаны, кумганы, религиозные книжки и чалмы[32].
Р. Фахретдинов, который после Марджани в своем «Асаре» дал наиболее полные биографические сведения о муфтиях, считал, что учреждение ОМДС добилось трех важных результатов: 1) мусульмане стали любить Россию; 2) ислам был признан официальной религией, благодаря чему увеличилось число конфессиональных школ и учеников в них, а мударрисы осознали себя на важной должности; 3) ученые, не имеющие официального признания, потеряли авторитет среди мусульман[33]. Таким образом, с началом деятельности муфтията среди духовенства произошло разделение на указных и неуказных мулл. Двоякое отношение мусульманского духовенства и простых мусульман к Духовному собранию было вызвано тем обстоятельством, что вопрос законности полномочий муфтия и его помощников с точки зрения шариата оставался спорным. Расхождение во взглядах привело к появлению понятия «указного муллы» (т. е. получившего «указ» – разрешение в Духовном управлении мусульман). Остальные, кто не признавал ОМДС, но при этом исполнял обязанности имамов, в официальных документах назывались частными лицами, именно эти абызы (ученые мужи) как раз и стали религиозной оппозицией ОМДС. Рядовые мусульмане по-разному относились к ОМДС, но в большинстве своем они поддерживали муфтия и указных мулл. Отношение к обеим этим группам у населения было неоднозначным. Прежде всего, профессиональные личные качества муллы влияли на его авторитет, и это не зависело от наличия указа. Положительным моментом появления указных мулл можно назвать легализацию просветительской деятельности духовенства[34].
Тем не менее и авторитет указных мулл не был непоколебимым: известны случаи, что в Оренбургское магометанское духовное собрание поступали жалобы от верующих и властей, касавшиеся выполнения муллами своих профессиональных обязанностей. В художественных произведениях на татарском языке часто приводятся эпизоды, связанные с лишением муллы указа (см., например, стихотворение Г. Тукая «Мәҗрух указ» («Пострадавший указ», 1910), роман Г. Исхаки «Мулла бабай» (1914), роман Г. Ибрагимова «Яшь йөрәкләр» («Молодые сердца», 1912) и др.).
Наглядным примером таких действий служит обращение оренбургского муфтия М.Султанова к имамам городских махаллей в августе 1898 г. Резюмируя падение нравов мусульман в городской инокультурной среде, председатель Духовного собрания подчеркивал, что «невежество, зачерствелость, беспечная леность, отсутствие желания заняться работой, ремеслом и искусством», приведшие к «пагубным последствиям»: чрезмерной бедности, вероломству, пьянству, распутству, бесчестной торговле и другим негативным явлениям в жизни мусульман, являются «близкими предвестниками окончательного падения религии, национальности, торговли и промышленности». М.Султанов призывал имамов читать своим прихожанам наставления (вааз), если не каждую пятницу, то в две пятницы один раз «на чистом, легком и для каждого слушателя понятном языке стихов Корана и хадисов». В своих выступлениях духовенство должно было обращать внимание «на соответствие проповедей требованиям времени и обстоятельствам, не перемешивая иностранные (персидские и арабские) слова, представляющиеся слушателям непонятными, избегая иносказательных и двусмысленных речей, недоступных уму слушателей или могущих вызвать у них гнев и раздражение, и не предъявляя к ним таких требований, на выполнение которых нельзя будет надеяться». В связи с этим показательно его предупреждение о том, что неспособные оказать должное воздействие на прихожан и испортившие дело будут признаны недостойными носить духовное звание имама-хатиба. В конце обращения муфтий выразил надежду, что приходские имамы приложат усердие к выполнению его «желаний прогресса»[35].
Что касается «Дар аль-хилафата», то в Османской империи во главе мусульманских деятелей и богословов стоял избранный шейхульислам, утвержденный султаном-халифом и занимавший третье место в иерархии власти после султана и главного визиря. В качестве термина слово шейхульислам стало использоваться с XI в., а как официальный титул, возможно, был учрежден в период правления Фатиха Султана Мехмеда с 1452 г. Этой должности традиционно удостаивался муфтий столицы Османского государства. В ранние периоды шейхульислам условно возглавлял то, что на языке современных понятий называют министерством юстиции и министерством образования, и выносил фетвы по военно-политическим, религиозным и социальным вопросам, назначал и снимал с должности улемов. Османские султаны часто обращались к институту вынесения фетв: особенно в таких важных ситуациях, как объявление войны или мира, политические преобразования. Фетвы шейхульислама имели силу и во время низвержения самих султанов. К шейхульисламу могли обращаться и простые граждане по различным житейским проблемам. На местах фетвы приводились в действие муфтиями, которые считались представителями шейхульислама и имели немаловажное значение в жизни общины.
Другой обязанностью шейхульислама было управление деятельностью религиозных организаций: назначение кадиев, муфтиев и мударрисов. До XVI века эта обязанность возлагалась на главного визиря, с 1574 г. она перешла в ведение шейхульислама.
С 1759 г. в султанском дворце во время рамазана организовывались Хузур дерслери (занятия при правителе), шейхульислам выбирал наилучших проповедников и ученых для проведения бесед и дискуссий перед султаном. Авторитет шейхульислама был непререкаем. При появлении шейхульислама даже сам султан вставал для приветствия[36].
В истории Османской империи было всего 175 шейхульисламов: первым стал Молла Фенари (с 1424 по 1431), самым последним – Мехмет Нури-эфенди (26.09.1920 – 04.11.1922). В республиканский период пост шейхульислама упразднили в связи с организацией в 1920 г. управления религиозными делами, а впоследствии, в 03.03.1924 г. – министерства по религиозным делам.
Некоторые из османских шейхульисламов были известны как поэты. Литературоведы называют имена сорока четырех поэтов, занимавших пост шейхульислама, пятнадцать из них оставили после себя поэтические диваны. Эти богословы-поэты писали на религиозно-суфийские темы[37]. Наиболее известным автором диванов, которого цитировали поэты последующих эпох, является шейхульислам Яхъя-эфенди (XVII в.). Он был советником и духовным наставником султана Мурада IV. В своем «Диване» Яхъя-эфенди описал городскую жизнь империи на примере Стамбула и Эдирне, одобрял государственную политику султана в отношении запрета продажи табака и вина[38]. Некоторые османские шейхульисламы владели поэтическим искусством настолько, что свои фетвы выносили в стихах[39].
Таким образом, официальный статус османских шейхульисламов и российских муфтиев ОМДС в социально-политическом плане заметно отличался: если первые руководствовались исламскими принципами и законами и были почти (все же являлись государственными служащими) независимы в своих решениях от кого бы то ни было, то российские муфтии становились идеологическим инструментом в руках царской власти, подчинялись государственной власти и служили ей. От шейхульисламов остались богословские труды и поэтические сочинения религиозного содержания, тогда как первые муфтии ОМДС зачастую вынуждены были выносить решения не на основе Корана и Сунны, а по указанию самодержавно-церковной власти. Перед ними ставилась задача закреплять в сознании мусульман России верноподданнические настроения по отношению к русскому самодержавию в лице императора и всего Августейшего дома. Этой же цели служили и указные муллы и имамы на местах: основная масса духовенства неукоснительно выполняла предписания верховной власти, свято соблюдая «Клятву», произнесенную перед назначением на духовную должность[40]. Игнорирование этой обязанности или неуважительное отношение к российскому престолу наказывалось, как правило, лишением должности. К тому же мечети и другие культовые сооружения использовались как публичное место, где доводились до сведения населения наиболее важные указы и предписания. Например, в мечетях умма ознакомилась с Манифестом от 17 октября 1905 г. на татарском языке, который сопровождался пожеланием оренбургского муфтия воздержаться от революционных действий. ОМДС было рекомендовано «стараться внушить и утвердить магометан в мысли, что долг каждого верноподданого – служить своему истинному, природному государю-императору верно и нелицемерно и всеми зависящими от него способами стараться приносить пользу его императорскому величеству, ревниво оберегая интересы государства от посягательства врагов». Муфтий Габдессалям Габдрахимов предписал имамам «при каждом удобном случае и возможно чаще прочитывать это наставление прихожанам и внушать, что каждый правоверный мусульманин обязан повиноваться властям и законам, противозаконных деяний не творить, быть покорным судьбе, во всем терпеливым и уповать на всемилостивейшего Аллаха и, не боясь превратностей судьбы, с охотой и готовностью идти на службу государства…»[41].
Еще до начала войны против Османской империи 1877–1878 гг. муфтий С. Тефкилев сумел «отличиться», представив императору адрес «о верноподданости чувств» мусульман округа ОМДС. Александр II с благодарностью принял адрес и велел объявить подданным, что он «не сомневается в их верноподданических чувствах». Доведя до сведения мулл информацию об этом важном политическом событии, оренбургский муфтий выразил уверенность в том, что духовные лица и их прихожане сумеют оправдать доверие российского государя[42].
В отличие от российских исламских духовных лиц, лишенных возможности принимать участие в политической жизни страны, османские религиозные деятели, шейхульислам, имамы и шейхи различных тарикатов, обладали влиятельным, порой решающим, голосом в государственных делах, оказывая серьезное воздействие на власть имущих, вплоть до самого султана.
Из истории известно, что османские султаны традиционно принадлежали к какому-либо суфийскому братству, а значит, являлись мюридами, т. е. учениками, последователями отдельно взятого шейха[43]. Например, на Абдулхамида II сильнейшее влияние оказывал шейх саййадитской ветви тариката рифаийа Абулхуда Мухаммад ас-Саййади (1850–1909)[44], но все же принято считать, что 34-й султан в истории Османской империи Абдулхамид был представителем шазилитского тариката, а последние султаны Мехмед Решад и Мехмед Вахдеддин относились к мевлевийскому тарикату.
Российская мусульманская община, по мнению исследователей, характеризуется следующими основными чертами:
1. В этноконфессиональной идентичности татар-мусульман главным являлся религиозный фактор.
2. Повседневная жизнь основной массы происходила на периферии, в сельской местности в консервативных поземельных общинах и махаллях, изолированных вследствие особенностей расселения и языкового барьера от происходивших в стране общественно-политических процессов.
3. Школьная политика царизма второй половины XIX в., направленная на установление контроля над религиозной системой образования, действия властей по открытию русско-татарских школ и русских классов при медресе и мектебе, воспринимались как вмешательство во внутриобщинные дела мусульман, поскольку шариат регулировал практически все стороны жизни сельского жителя.
4. Мусульманское сельское население индифферентно относилось к общественно-политическим событиям в стране, что наиболее ярко выразилось в его пассивном участии в выборах в Государственную думу[45].
5. Духовно-административная власть в приходах была сосредоточена главным образом в руках духовенства. Помимо руководства общественной молитвой, заключения браков и регистрации разводов, наречения имени новорожденному, руководства похоронно-поминальным обрядом, имамы осуществляли возложенные на них официальной властью функции: объявляли и разъясняли указы, распоряжения, мероприятия, проводимые правительством.
Конец ознакомительного фрагмента.