Православие стало для русской культуры тем каналом, по которому на Русь вливался поток христианских духовных ценностей, выработанных в предыдущие века существования христианства.
Начавшиеся еще во второй половине XI – первой трети XII в. центробежные процессы привели во второй трети XII в. – первой трети XIII в. к распаду политически единого Древнерусского государства. Однако понятие «Русская земля» продолжало сохранять свое объединяющее значение. Оно заключалось в единстве культуры и языка, единой организации Русской митрополии, в традициях, которые выражались в особых правах княжеского рода Рюриковичей на всем пространстве «Русской земли» от Прикарпатья до Поволжья, от Ладоги до Среднего Поднепровья, поскольку князем на Руси нельзя было стать, им можно было только родиться[133].
Древняя Русь в домонгольский период создала мощный культурный фундамент, на основании которого осуществлялось сбережение и развитие отечественной мыслительной традиции в дальнейшем.
Глава 3
Историческое сознание на Руси в условиях агрессии запада и востока в XIII в. Эволюция представлений о монголо-татарском нашествии и ордынском владычестве в XIV–XV века
3.1. Общая характеристика
XIII век принес неисчислимые бедствия на Русь: почти одновременно страна подверглась нападению и с Запада, и с Востока. Входившая до этого в единое культурное европейское пространство страна лишилась национально-государственной самостоятельности и оказалась в сложном положении. Военные события прервали динамичное развитие отечественной культуры и исторической мысли. Русским книжникам вместе со своим народом выпала доля пережить испытания, переосмыслить, оценить и сопоставить прошлое и настоящее.
Внутренние и внешние «разрывы» тяжело отразились на судьбе земель, входивших в состав Древнерусского государства в X–XII вв. Их следствием стал нараставший контраст Руси, а затем России по отношению к Западной Европе в XIII–XVII вв.
Содержание памятников отечественной мысли XIII в. и большей части XIV в. определяла идея гибели Руси. Постигшие Русь бедствия были восприняты религиозным сознанием как Божие наказание за грехи. Эти бедствия «стали действенным катализатором в поиске новых путей исторического развития народа и государства»[134]. В период с 1223 г. (от битвы на Калке) до 1380 г. (сражения на Куликовом поле) – создавались преимущественно воинские повести.
В течение XIV в. на Руси шло постепенное накопление духовных сил, формировалась ее готовность к восприятию освободительной идеи, которая несла в себе заряд энергии, жаждущей разрушения порядка, сложившегося в результате монголо-татарского завоевания. С конца XIV в. наблюдались изменения: одновременно происходило ослабление Орды и усиление Московского княжества. Начиналась национально-освободительная борьба русского народа против ордынского владычества.
В текстах памятников отечественной исторической мысли появились новые идеи. Изложение событий обретало неизвестную древнерусской литературе XI–XII вв. масштабность. Возросла роль образа Русской земли и народа[135]. В древнерусской традиции домонгольского периода современники ордынского владычества черпали исторические аргументы, которые помогали им в обосновании новых трактовок.
3.2. Мировоззрение и исторические представления русских средневековых авторов
Пережитые в XIII в. русскими людьми трагические события вызвали глубокие изменения в духовном строе Руси. Русский княжеский род, не проявив единства, был разбит и унижен восточными завоевателями: «Не уберегшие свою страну князья, несомненно, потеряли уважение своих не защищенных ими подданных, и культ их рода»[136].
Православная Русь оказалась поделенной между татаро-монголами и литовцами, т. е. языческим Востоком и языческим Западом. Заметим, что остаткам языческой культуры на Руси золотоордынское «иго» нанесло более серьезный урон, чем церковной вере. С завершением XIII в. из русской жизни ушла значительная часть языческих традиций, зафиксированных в письменной литературе. С уходом традиций княжеского рода фольклор так и не был допущен народом в материалы письма. В XIV–XV вв. характер влияния фольклора на письменность изменился.
Православная церковь также понесла неисчислимые потери. На христианскую веру легла ответственность за состояние этнического самосознания. В эсхатологическом сознании[137] трагические события на Руси объяснялись тем, что Бог посылал татарам победу не потому, что Он им покровительствовал, а потому, что наставлял русских людей на путь покаяния через наказание. Испытание посылалось, чтобы русские осознали бесценность утраченного ими. Монголо-татарское нашествие принесло на Русь не только разорение и гибель, но и великую боль по утраченной красоте: разрушение храмов, осквернение святынь. Русские люди видели в иконах и изображениях фресок в церквях – образ вечности, мира, очищенного от зла.
В такой атмосфере составлялись тексты, прославляющие Русь до нашествия. Дошедшее до нас в отрывке «Слово о погибели Русской земли» стало одним из ранних описаний-прославлений родной земли в европейской литературе. Данная типологическая общность, присущая произведениям Средневековья, объясняется тем, что, хотя тексты и писались в разных странах, но они создавались в близких трагических обстоятельствах. Исследователь этой проблемы В. В. Данилов пришел к выводу, что «Слово о погибели Русской земли» «сближается не со всяким патриотическим произведением в других литературах, а лишь со сходными по условиям своего проявления, когда родина писателя страдала от войн, междоусобий и произвола»[138].
X. М. Лопарев (1862–1918) нашел отрывок «Слова о погибели Русской земли» в рукописи XV в. псковского Печерского монастыря, где текст занимает 45 строк, и его опубликовал вначале 1890-х гг. Он считал, что это лишь первая, целиком не сохранившаяся часть трилогии. Ее вторая часть повествовала о Ярославе Всеволодовиче, третья – Александре Невском. Эта версия о том, что «Слово о погибели Русской земли» является предисловием к недошедшей до нас светской биографии Александра Невского, будто бы написанной вскоре после смерти князя одним из его дружинников, подтверждения не нашла.
В «Слове о погибели Русской земли» речь идет о разгроме русских княжеств и ужасах батыевщины[139]. При помощи контрастных картин – прекрасного прошлого и трагического настоящего Руси, автор подчеркивает всю тяжесть произошедшего с ней.
Особую роль в историческом повествовании Средневековья играли историко-природные описания. Природа изображалась авторами участницей событий человеческой жизни. Она влияла на судьбу человека через приметы и предзнаменования прямо или косвенно. Размышляя о мудрости божественного мироустройства, средневековый автор опирался на природные описания, поскольку он видел в природе проявление божественной мудрости[140]. Описывались такие природные явления как засуха, гроза, землетрясение, появление комет и «знамений» на солнце, падение звезд и др.
Для понимания состояния и тенденций исторической мысли, представляется важным изучение «Слова о погибели Русской земли» в ряду других памятников, а также рассмотрение существующих в литературе размышлений о концептуальном единстве этого памятника с другим памятником – «Словом о полку Игореве». Оба эти произведения объединяет обостренное чувство национального самосознания их авторов, идеи необходимости для защиты земли силы и воинской доблести, а также жанрово похожие средства выражения основной идеи при помощи формы, сочетающей похвалу и плач.
В образном мышлении Средневековья с помощью системы образов выстраивалась определенная традиция.
Во второй половине XV в. образы «Слова о погибели Русской земли» использовал книгописец Ефросин (Евфросин) Белозерский, монах Кирилло-Белозерского монастыря и возможно игумен Прилуцкого монастыря, подчиненного Троице-Сергиеву монастырю[141], составитель хронологической компиляции, получившей в науке название Ефросиновский хронограф, который восходит к недошедшей до нас ранней редакции Хронографа Троицкого.
Кругозор Ефросина был очень широким: наряду с житийными, аскетическими, учительными произведениями он включал в сборники выписки из летописей и хронографов, полемические сочинения против латинян, статьи канонического содержания, материалы по географии, астрономии, медицине, лексикографии, апокрифы, беллетристические сочинения и др. Особое внимание Ефросин уделял историческим сочинениям.
Всемирную историю (часть фрагментов восходит к Хронике Георгия Амартола) Ефросин дополнил русской историей. Ефросина интересовала тема борьбы с татарами. Он описал татарские набеги с 1377 по 1453 г., включил в свой сборник сокращенную переработку рассказа о Мамаевом побоище, назвав ее Задонщиной. Свой вариант «Задонщины» Ефросин создал в конце 1470-х гг. О 100-летнем юбилее Куликовской битвы Ефросин записал: «В лето 6888 сеп. 8 в среду был бой за Доном. В лето 6988 сеп. 8 и тому прешло лет 100».
Исторические и психологические реминисценции из «Слова о погибели Русской земли» присутствуют в произведениях второй половины XV в. (в редакции Андрея Юрьева Жития Федора Черного, Ярославского – «полуцерковсной-полусветской биографии князя), и XVI в. (Степенной книге).
Контрольные вопросы
1. Проанализируйте влияние катастрофы, пережитой русскими людьми в XIII в. в связи с монголо-татарским нашествием, на их историческое сознание.
2. Охарактеризуйте образы «Слова о погибели Русской земли» с точки зрения отношения русских людей к своей истории и современности.
3. Покажите роль историко-природных описаний в историческом повествовании русского Средневековья.
4. В чем вы видите место и значение «Задонщины» в историографическом процессе?
Рекомендуемая литература
1. Бегунов Ю. К. Памятник русской литературы XIII века «Слово о погибели Русской земли». – М.; Л., 1965.
2. Дмитриева Р. П. Приемы редакторской правки Ефросина: (К вопросу об индивидуальных чертах Кирилло-Белозерского списка «Задонщины») // «Слово о полку Игореве» и памятники Куликовского цикла: К вопросу о времени написания «Слова». – М.; Л., 1966. – С. 264–291.
3. Кистерёв С. Н. Ефросин Белозерский в отечественной историографии // Очерки феодальной России. – М., 1997. – Вып. 1. – С. 65–79.
4. Кистерёв С. Н. Кодикологические наблюдения над ефросиновским сборником с «Задонщиной» // Архив Русской Истории. – 1993. – Вып. 3. – С. 209–216.
5. Памятники литературы Древней Руси. XIII век. – М., 1981.
6. Слово о погибели Русской земли (подготовка текста, перевод и примечания Ю. К. Бегунова) / «Изборник»: сб. произв. литературы Древней Руси. – М., 1969. – С. 326–327, 738–739.
3.3. Национальная старина как источник исторической памяти, духовного развития и концепции освобождения Русской земли
Александр Невский – ключевая фигура русской истории. Основатель династии московских Рюриковичей, прапрапраправнук Владимира Мономаха, правнук Юрия Долгорукого, внук Всеволода Большое Гнездо заслужил историческую репутацию заступника и спасителя Отечества. Его первой дошедшей до нас «биографией» стало житие.
В. О. Ключевский считал Житие Александра Невского своеобразным, не повторяющимся в древнерусской литературе опытом «жития, чуждого приемов житийного стиля»[142]. Необычность жития состоит в сочетании в нем элементов воинского и церковно-религиозного повествования. Поскольку автор жития с несвойственной для агиографа свободой пользовался воинскими эпическими преданиями, а также изобразительными средствами воинских повестей, появилась гипотеза, согласно которой в основе дошедшего до нас текста Жития Александра Невского была светская биография князя.
Однако, несмотря на принадлежность жития к героико-эпическому типу княжеского жития эпохи монголо-татарского ига, святой благоверный великий князь Александр Невский представлялся не столько в образе героя-полководца, защитника своего рода и земли от шведов и немцев, сколько – политика. Его поведение оценивалось с христианских, православных традиций. Подчеркивалось, что Александр не принял предложения папы[143], как принял его Даниил Галицкий. Тем самым, Александр сознательно пошел на унижение своего княжеского достоинства ради сбережения страны и Православия, поступил по-христиански.
Ю. К. Бегунов считает, что первая редакция[144] Жития Александра Невского составлена в начале 1280-х гг. одним из монахов Владимирского Рождественского монастыря, где Александр (в схиме[145]Алексий) был похоронен. Текст написан в духе житий светских властителей и под влиянием галицкой школы воинских повестей. В процессе неоднократной переработки текст Жития отдалялся от стиля воинской повести и приближался к каноническому, житийному. Отходя от стремления изображения князя таким, как он был в жизни, создавался идеализированный тип, персонифицирующий идею христианина, который побеждал врагов Руси, потому что верил во Христа. Этот образ в глазах древнерусского человека, исповедовавшего трансцедентальные взгляды, был реальным.
Житие Александра Невского, по мнению С. М. Соловьева, оказало влияние на «Летописную повесть о Мамаевом побоище». По наблюдению В. О. Ключевского, неизвестный автор «Слова о житии и о преставлении Дмитрия Ивановича, царя русского», писавший в конце XIV в. – 1420-х гг. (вопросы о времени написания остаются дискуссионными) подражал Житию Александра Невского.
При описании личности и высокой авторской оценке подвига тема мученического венца за веру становится ведущей.
Появляется иной тип жития – мученического жития, жития-мартирия – Житие Михаила Черниговского[146] и Житие Михаила Ярославина Тверского[147]. Повествовательная составляющая дала основание отнести их к жанру житийных Повестей об убиенных в Орде князьях. Ордынцы рассматриваются в них как активно действующие силы зла, орудие «казни», ниспосланное православным за их грехи.
В течение в XIII–XV вв. «ордынская» тема является центральной. В житие епископа Игнатия рассказано о нашествии Ахмыла, случившегося при ростовском епископе Прохоре (ум. 1327). В. О. Ключевский отметил: «В описании этого нашествия житие делает замечание, звучащее воспоминанием очевидца, который вместе со всей русской землей был напуган зрелищем варварского полчища, прошедшего, впрочем, на этот раз без вреда для Ростова: «страшно есть, братие, видети рать его (Ахмыла) и все войско вооружено»[148]. Жития монгольского периода передают устойчивость настроения страха.
Однако с конца XIV в. в рамках ордынской темы происходят изменения, вызванные переменами в настроении и сознании русских. Представления русских людей о нашествии и иге и соответственно восприятие «чужого» этноса переживают глубокую эволюцию. Если (а) первоначально летописцев интересовала идентификация «неведомого» ранее народа, выполнившего по отношению к Руси функцию «бича Божьего» и напомнившего русским о необходимости их духовного исправления, то (б) позднее более значимым для них становится вопрос о причинах произошедшего и судьбе Руси. Размышления об этом приводят к выводу о нелегитимности безбожной власти.