Воспалились оба глаза, один вообще перестал видеть. Случись такое в большом городе, где еще действуют медицинские учреждения, и то сразу не сориентируешься, а здесь-то у нас, в деревне! Хорошо, отец сообразил: нужно, минуя районную больничку, напрямую мчаться в областной центр. Перед тем как отправиться, забежали к бабушке Маше:
– Тетя Маша, молись, Христа ради! Наудачу едем, как и куда, не знаем! Ты в храм ходишь, на тебя вся надежда!
И помчались, а тетя Маша взялась за Псалтирь.
Приехали в область. Там местные окулисты посмотрели. Нет. Мы со своим оборудованием и уровнем подготовки вам не поможем. Единственная надежда на Москву. Поезжайте туда-то и туда-то, вот вам адрес, но такие операции обычно делаются по квоте, а кому надо срочно, то за наличные деньги. Не заезжая домой, сразу отправились в столицу по указанному адресу. Получить квоту на операцию можно, но это потребует времени на собирание анализов, хождение по кабинетам, а потом еще и очередь. В области им сказали приблизительную стоимость операции, если делать ее, минуя квоту. Деньги подъемные, если пойти по друзьям да родственникам, собрать можно, но все упиралось во время. Беда нагрянула слишком нежданно.
Московские врачи приняли больную, экстренно осмотрели и заявили о необходимости срочного хирургического вмешательства. О деньгах вопрос никто не поднимал. Просто сказали: пока будут заниматься девочкой, родителям нужно пройти в такой-то кабинет и оговорить все формальности.
Женщина, принявшая их, поинтересовалась, могут ли родственники оплатить операцию? Те начали было просить дать им время, чтобы вернуться домой и собрать необходимую сумму. Тогда врач попросила подождать, кому-то позвонила, потом, выйдя из кабинета, подозвала родителей и сказала:
– Вам повезло. Случай с вашей девочкой подходит под программу помощи одного из благотворительных фондов, и все лечение ей проведут бесплатно.
Один, наиболее пострадавший глаз прооперировали и зашили на целый год. Второй лечили медицинскими препаратами. Девочка пришла к нам в храм как раз незадолго до того, как ей сняли швы и открыли глазик. Зрение у ребенка восстановилось, а родители теперь считают тетю Машу святой.
История меня заинтересовала, и я решил поговорить с нашей прихожанкой. При первой же встрече спросил, что там было на самом деле и о том, как она тогда молилась.
– Батюшка, дорогой, я здесь совершенно ни при чем. Молилась как обычно. Думаю, не во мне причина, что все обошлось благополучно. Девочку оперировали бесплатно за деньги, собранные благотворительным фондом. А я знаю точно, что у нее дед с бабушкой каждый четверг в «день добрых дел», что проводится на петербургском телевидении, со своих телефонов посылают, не знаю, сколько там, по тридцать рублей или по сорок, на лечение таких вот страдающих детей. Получается, все это время они вроде как «страховку» за свою внучку вносили. А когда самим понадобилось, Господь собрал эти копейки и расплатился сполна за глаза их собственной внучки.
Сегодня, в день Торжества Православия, девочка снова была в храме. Очки она почему-то не носит. Я заметил, что во время моих проповедей она подходит к амвону все ближе. И хотя еще не решается, верю, придет день, когда мы поговорим с ней на равных. А сегодня во время проповеди смотрел в ее серые глазки, и мне казалось, что прекрасней их я еще не встречал.
2-я седмица
(21–27 марта)
Понедельник
Венчик
Прежде чем приехать к нам в храм, она позвонила мне и попросила разрешения. А еще до звонка меня отыскал ее родственник и сказал, что его сестра хочет со мной поговорить. Мол, у нее очень большая проблема, она в отчаянии и не знает, что делать, а тревожить незнакомого человека, тем более священника, ей неудобно. Я ответил, что пускай приезжает и ни о чем не беспокоится, я постараюсь сделать все, что в моих силах. Только после этого она решилась позвонить.
– Батюшка… – Голос ровный и без эмоций. Такое впечатление, что со мной разговаривает робот с женским голосом. – Венчик, мы похоронили его без венчика. Я пришла в церковь и прошу, дайте мне венчик, а мне не дают. Как же он там будет без венчика? Можно я к вам приеду? Вы дадите мне венчик?
– Приезжайте, я дам вам венчик.
Зима. Вечер субботы, после всенощного бдения. Я отпускаю последних исповедников, и в храме остаемся только я и она. Подходит.
– Батюшка, это я вам звонила.
Среднего для женщины роста, волосы собраны сзади в хвостик и перехвачены резинкой. Сосредоточена. На ней темная зимняя куртка. Черный свитер, черного цвета джинсы и такого же цвета сапоги. Но черная одежда не всегда признак скорби. Сразу видно, если человек носит траур. Скорее это ее обычная одежда.
– Батюшка, это я вам звонила. У меня умер муж. На прошлой неделе схоронили. А венчик не положили. Теперь вот переживаю.
– Почему положили? Если отпевали, значит, должны были положить.
Слушая меня, она смотрела немного в сторону, а разговаривая, старалась не встречаться со мною взглядом.
– Его не отпевали, он самоубийца.
– Ах, вот как…
– Да. Разбил телевизор, видеомагнитофон и ушел. Утром его нашли в гараже уже холодным.
– Пьяный был?
– Наверное. А может, и нет. Последнее время он вообще ходил сам не свой. Я же его давно знаю. Мы с ним еще со школы дружили. Он красивый был, высокий такой. Мой Ванечка. Мне все девчонки завидовали. Говорили: «Нет, ты ему не пара, он парень видный, а ты обыкновенная». Всегда боялась, что отобьют. А он верный, одну меня любил. Я его из армии ждала. Школу закончили, его и призвали. Потом война в Чечне. Как я переживала! В церковь бегала свечки ставить. Подойду к иконе и прошу: «Пожалуйста, сохрани моего Ванечку. Пусть вернется, каким угодно, пускай даже без руки или ноги, но только чтобы вернулся». Он вернулся. Руки-ноги целы, а внутри словно что-то убили. Первое время ходил и все молчал. Раньше-то он любил посмеяться, пошутить, а тут молчит и молчит. Еще и выпивать начал. Мне не нравилось, что он пил, и родителям его тоже не нравилось. Мать мне его и говорит: хватит мужику дурью маяться. Бери его, девка, в оборот да тащи в ЗАГС. Сыграли свадьбу. Он на работу вышел, а я сразу понесла и в ожидании родов сидела дома. Родилась девочка. Я даже не думала, что мой Ванечка будет таким отцом. Он еще до того, как дитя родилось, вокруг меня как вокруг елки ходил да пылинки сдувал. Ничего делать не позволял, а как малышка появилась, все, она только его руки и знала. А выпивать все равно выпивал, не так, как сразу после армии, но прикладывался, иногда изрядно. Начну ему выговаривать, а он: «Мне так легче. Трезвым закрою глаза, и снова война, как будто наяву».
Жалела я его, а чтобы он на сторону пить не ходил, составляла мужу компанию. Сперва редко, потом все чаще. Втянулись и стали выпивать вместе. Отсюда и ссоры и все такое прочее. Дело дошло чуть не до развода. Однажды Ванечка посадил меня за стол, сел напротив и говорит: «Так дальше жить нельзя. Если мы будем с тобой на пару пить, то семья наша развалится. А я вас с дочкой люблю и терять не хочу. Короче, пить у нас в семье будет кто-то один. И это буду я, и то самую малость, а тебе – все, с этого дня ни грамма!»
С этого дня мы снова стали жить по-человечески. И родилась у нас вторая девочка. Семья увеличивается, нужно расширяться. Взяли ипотеку, купили квартиру. Тут и мужу предложили место с хорошей зарплатой, только от дома далековато. Он согласился и уезжал от нас на целую неделю, а то и на две. Приедет, пару дней дома побудет – и опять на работу. Год так отработал, второй, третий, а потом затосковал. «Не могу, – говорит, – так больше. Не могу без тебя и без наших девчонок. Мне кажется, что у меня душа от тоски уже черная, как бы беды я какой не натворил».
Что делать? «Тогда, – говорю ему, – возвращайся домой. Будем как все, маленькую в садик отдадим, я на работу выйду, благо прежнее место за мной еще сохраняется. Все так живут, и мы с тобой жить будем». Он вернулся, стал работу искать, а оказывается, что нигде не нужен. В одно место сунулся, в другое. Не нужен. У мужика руки золотые, начал калымить. Месяц поработал, зима, калымы кончились, и он сел. Сперва сел, потом лег. Я ему: «Вставай, Ванечка, работу искать надо. За квартиру платить надо». А он словно не слышит, лежит все время и в одну точку смотрит. В тот день я ему снова все: «Ванечка, Ванечка, долги платить надо». Он встал, молча подошел к телевизору. Закричал страшно и как даст по нему кулаком, потом по видику. Все разбил и ушел. Получилось, что ушел навсегда. Я виновата, батюшка. Мне бы его пожалеть. Лишний раз обнять. А я все вставай да вставай, долги да долги.
Как Ванечку схоронили, я во сне его видела. Будто пришел он, хороший мой. Сели мы с ним за стол, как обычно, смотрим друг на дружку и молчим. Я ему: «Ванечка, родной, что же ты наделал?! Как нам жить-то теперь без тебя?» А он обхватил голову руками да как заплачет.
Батюшка, мне венчик у нас в церкви не дали. Я просила, а мне не дали. Ванечку без венчика схоронили. Может, вы дадите, а? Я его в могилку прикопаю, чтобы он там не плакал.
Из церкви она ушла раньше меня. Пока я переодевался и сдавал храм на охрану, она успела вызвать такси. Подъехала машина и осветила ее фарами. Точно сейчас вижу ее стоящей на холодном ветру и прижимающей к груди как самую большую драгоценность маленький полиэтиленовый пакетик со свернутым в трубочку венчиком. Думаю, такси от нас ей обойдется рублей в триста, не меньше. А какие у нее сейчас после похорон деньги. Надо заплатить таксисту – и прибавил шагу. Она не видела, как я подходил, запрыгнула в автомобиль и хлопнула дверью. Такси отъехало. Я остановился и долго еще провожал взглядом уплывающие в ночь огоньки.
Вторник
Отец
Недавно на проповеди я рассказывал о Ларисе Лужиной. Это та самая актриса, что снималась вместе с легендарным Владимиром Высоцким в фильме «Вертикаль». И сама превратилась в легенду. В моем детстве песню, которую Владимир Семенович посвятил Лужиной, знали и распевали повсюду. «Куда мне до нее? Она была в Париже, и я вчера узнал – не только в нем одном». По нашим тогдашним советским меркам, Лариса Лужина была очень успешна. Она действительно еще в шестидесятых годах побывала во Франции, Польше, Иране, Швеции, Чехословакии. Долгое время жила и снималась в Германии. Мы знаем ее и сейчас как одну из наших самых любимых актрис старшего поколения. Казалось бы, вездесущая Википедия знает об этом человеке все, но в мае прошлого года, когда страна праздновала юбилей Великой Победы, мы услышали еще одну историю. Ее рассказ об отце.
Когда началась война, маленькая Лариса вместе с родителями, бабушкой и старшей сестрой жили в Ленинграде. Все вместе они оказались в блокаде. От голода и бомбежек погибли ее шестилетняя сестра и любимая бабушка. В это время отца, который служил на флоте, тяжело ранило. Вместо того чтобы лечить раненого в военном госпитале, его доставили домой. Целый месяц он лежал в постели, а потом умер. Когда после смерти стали убирать его кровать, то под подушкой нашли кусочки хлеба. Их было ровно столько, сколько дней проболел ее отец. Понимая, что тяжелораненому, без должного питания и лекарств ему все равно не подняться, отец не стал «переводить» хлеб на себя, а сохранил его для маленькой дочки.
– Благодаря этому хлебу я не умерла от голода. Потом нас с мамой вывезли из блокадного Ленинграда по льду Ладожского озера. Так мы с ней выжили. Я была слишком маленькой, чтобы запомнить отца, но я безмерно благодарна ему, дважды подарившему мне жизнь.
После службы, уже в трапезной сидящая рядом со мной тетя Рая сперва молчала, а потом говорит:
– Я ведь тоже отца не помню. Мы с Лужиной почитай одногодки. Отца в сорок первом забрали в армию, а мама осталась одна с пятью детьми. Однажды, это еще когда мы жили в подмосковном Дмитрове, мы все шестеро стояли в очереди за хлебом. Немец шел на Москву. Хорошо шел, уверенно. Наши отступали. Кругом готовились к обороне, потому и войск было полно. Стоим, смотрим, недалеко от нас остановилась машина с военными. Те с кузова попрыгали и давай то и дело сновать в какое-то здание. Солдаты выносили из подъезда мешки и грузили их в кузов. Потом сами наверх запрыгнули. Уже было тронулись, вдруг останавливаются и машут нам руками. Это мне потом старший брат обо всем рассказывал.
Мама смотрит на военных и все никак не сообразит, кому это они машут? А потом обратила внимание на часы одного из солдат. Они показались ей знакомыми. И так вот по часам на руке она узнала своего мужа и нашего отца. Как закричит: «Миша!!!» – и бегом к машине. Дети: «Папа! Папа!» – и за мамкой. Пока он нас обнимал да целовал, солдаты все наши сумки набили продуктами. Они, оказывается, сухой паек приезжали получать. Мы их, эти сумки, потом еле до дома дотащили. Так всего было много. Карточки в тот день остались неотоваренными.
Больше отца мы не видели никогда. С фронта от него пришло одно-единственное письмо, а потом он пропал без вести. Потом, когда начался голод, старший брат сказал: «Помнишь, когда мы видели папку? В тот день мы не стали отоваривать карточки на хлеб. – И вздохнул: – Эх, сейчас бы нам этот хлеб».
Сегодня днем кто-то подошел к ограде храма, где мы снаружи у входа в калитку вывешиваем расписание служб на неделю, и разнес его в клочья. Все разбили. Пятнадцать лет оно никому не мешало. Теперь мешает.
Сперва фонари, теперь вот расписание. Видать, кому-то мы стали поперек горла.
Среда
Покровский период жизни С. И. Фуделя
7 марта исполнилось 39 лет со дня кончины Сергея Иосифовича Фуделя – исповедника, одного из самых ярких русских православных писателей и мыслителей XX века. Текст ниже – это мое собственное исследование. Никого из людей, которые в нем упоминаются, уже нет. Все то, о чем здесь написано, они рассказывали мне лично. Я не знал ни Сергея Иосифовича, ни его жены, Веры Максимовны, но их влияние на мое становление как христианина и уж тем более как священника огромно. Всем настоятельно советую найти и прочитать его книги. Трудно поверить: исследование наследия С. И. началось с запроса к нам сюда итальянских специалистов, изучающих историю христианства. И первая книга о нем вышла на итальянском языке.
О жизни семьи Фудель в г. Покрове мне известно из воспоминаний Зинаиды Андреевны Тороповой, Сергея Анатольевича Кузнецова, монахини Макрины (Марии Ивановны Палагиной) и других верующих покровчан. Кроме того, большую роль в изучении последнего периода жизни семьи Фудель играют письма Сергея Иосифовича, написанные им из Покрова.
Зинаида Андреевна Торопова познакомилась с Верой Максимовной еще в Загорске, когда Сергей Иосифович находился в последней ссылке. Она вспоминает, что Господь свел ее с ними в очень трудную для нее минуту. Будучи молодой девушкой, живя в чужом городе, не имея постоянного угла (хозяева прежней квартиры попросили ее съехать) и средств к существованию, она тяжело заболела гнойным плевритом. Помощи ждать было неоткуда, и она в отчаянии шла по городу в поисках пристанища, сама не зная куда, понимая, что помочь ей может только чудо. Тогда и встретилась ей Вера Максимовна и Варя, ее дочь. Видя, в каком состоянии находится девушка, те ее окликнули и, узнав положение дел, приютили в своем доме. Зинаида Андреевна вспоминает, как для нее делали морковный сок, кормили полезными продуктами и выходили тяжело больного, совершенно чужого им человека, оказавшегося в беде.
Вспоминает Зинаида Андреевна и самого Сергея Иосифовича, вернувшегося из ссылки. Ее поражал затравленный взгляд и одновременно с этим его радушие и сердечная теплота. Фудели боялись оставаться на прежнем месте и переехали на территорию нынешней Липецкой области, сперва в Лебедянь, а потом в Усмань. Уже из Усмани к святителю Афанасию в Петушки в самом начале шестидесятых годов приезжала Варвара Фудель за благословением перебраться поближе к святителю и к столице. Нина Сергеевна, келейница владыки, долго не впускала Варвару в дом, но когда передала ему, что приехала дочь Сергея Иосифовича, то услышала, как святитель вскричал: «Немедленно проведи ее ко мне – это дочь Сережи Фуделя!» По просьбе владыки Афанасия отец Андрей Каменяка, тогдашний настоятель Свято-Покровского храма г. Покрова, помог Фуделям приобрести половину частного дома в Покрове по улице Больничный проезд, в котором те и провели остаток своих дней. Во время переезда на новое место жительства Сергею Иосифовичу уже было 62 года.
Жили Фудели в Покрове замкнуто, но приветливо. Они стали прихожанами Свято-Покровского храма – наличие в городе храма было обязательным условием выбора места их проживания. Сергей Иосифович читал на службах Апостол, участвовал в клиросном служении. Верующие полюбили эту семью, в их доме всех принимали с радостью. В Покров переезжает Зинаида Андреевна и бывает у них каждые пару дней, очень часто у Фуделей бывала и Мария Ивановна (монахиня Макрина). Как-то на мой вопрос, каким был Сергей Иосифович, Мария Ивановна ответила, что больше в своей жизни она не встречала таких людей. Зинаида Андреевна вспоминает, что в разговорах у Фуделей никогда не проскакивало слово осуждения в чей бы то ни было адрес. Когда Зинаида Андреевна как-то начала жаловаться на начальника, Сергей Иосифович ответил, что начальник и поставлен для того, чтобы смирять ее, поэтому она должна быть благодарна ему и, находясь у него в послушании в добрых делах, никогда не осуждать.