Ловя в мутной воде рыбу, агитаторы сумели восстановить население Афганистана провинции Хост (на юго-востоке Афганистана) против афганской администрации и против эмира. Последний, не отдавая себе отчета в происходящем, послал против восставшего племени мангаль милиционеров[113] племени джаджи и тури, но последние не только перешли на сторону мангальцев, но распространили восстание сореди своих племен и племени джейран. Тогда эмир обратился с воззванием к племени зумат и каттаваз, но и эти племена присоединились к восставшим, осадили гарнизоны регулярных войск коренных афганцев и часть их истребили. Тогда эмир послал против вышеуказанных племен свои регулярные войска из Лагмана и Кабула, но при этом крайне опасается, чтобы и регулярные войска, укомплектованные большей частью сородичами восставших, не перешли на строну мятежников.
Так население Восточного Афганистана мстит эмиру за то, что в пределы их он все чаще и чаще дает доступ англичанам, позволяет им производить всевозможные изыскания и, по-видимому, действительно, ничего не имеет против вступления на часть своей территории англо-индийских войск.
К изложенному необходимо добавить, что положение эмира, при создавшемся положении вещей крайне тяжелое, на собственные войска, в данном случае, полагаться он не может, если же обратился бы к содействию англо-индийской армии, то возможно возникновение беспорядков во всем Афганистане, а тогда пришлось бы и нам[114] для усмирения мятежа, занять часть Северного Афганистана, так как англичане едва ли рискнули бы двинуть теперь из Индии (чего там враждебные им партии только и ждут) значительные силы. Поставив в этом пока точку, перейдем к хронологическому обзору событий за последнее время в Бухаре и нашей Закаспийской области, дабы выяснить себе то положение, в котором бы мы при современном положении вещей оказались, если бы действительно принуждены были силой обстоятельств выступить активно и на афганской границе.
Отец нынешнего Бухарского эмира Сеид-Абдул-Ахад Хан умер 22 декабря 1910 г. Жил он постоянно в Кермине[115] и непосредственного участия в управлении страной не принимал. Говорить о том гнете населения в силу полного его бесправия при таком положении вещей не приходится. Трудно сказать, до каких бы пор все это продолжалось, если бы вышеизложенные события в Индии, Персии, Турции и отчасти Афганистане не отразились бы на Бухаре.
С начала 1909 г. появились агитаторы – члены Турецкого комитета партии «Единения и прогресса» и в Бухаре, причем, конечно, как столица ханства, как религиозный центр, как средоточение науки, агитаторами был избран для своей деятельности город Благородная Бухара, получивший это прозвище и потому, что там похоронен занимающий третье место в списке святых святой Боговадин[116]. В городе Бухаре насчитывается до 366 медресе, вмещающих от 40 до 60 тыс. учащейся молодежи (студентов мулла-бачей), представляющих почти исключительно пришлый элемент из всех мест Средней Азии. Конечно, трудно было выбрать лучший пункт для распространения агитации и для организации там нужных партий. Агитаторы энергично принялись задело. Они образовали несколько кружков и партий, как среди низшего населения, так и среди бухарской интеллигенции, имевшей достаточно поводов, чтобы быть недовольными существующим порядком вещей.
Объединялись все образовавшиеся кружки и партии той идеей, что население не может быть довольно своим эмиром, раз он не принимает участия в управлении страной, всецело вверив ее административным лицам, никем не контролируемым свыше. Кроме того, эмир большую часть времени проводит в поездках в Петербург и в Ялту, что тоже не дает ему возможности быть в курсе всего происходящего, а главное, он все более и более подчиняется влиянию русских, что может повлечь наконец за собой присоединение Бухары к России. Фактически страна вверена, говорили недовольные, в руки кушбеги Астанкул-бия, который всегда настаивал перед эмиром на том, что прогресс Бухарского ханства зависит исключительно от России, так как, охраняя его от врагов внешних, она дает возможность все силы свои и все средства тратить на внутреннее благоустройство страны. Но ведь кушбеги Астанкул шиит, а шииты в Бухару переселились из Персии 140 лет тому назад, и так как они по религиозным верованиям заклятые враги бухарцев-суннитов, то, конечно, всегда и всюду искали себе поддержки у русских.
Будучи умным человеком, Астанкул-бий сумел войти в полное доверие эмира, а его дружеское расположение к русским в результате дало 25 лет фактического его правления страной, прогрессировавшей из года в год, ввиду того, что ничто не беспокоило ханство под протекторатом России[117].
Такое спокойствие привело к тому, что эмир Сеид Абдул-Ахад-Хан, за все 25 лет управления страной Астанкул-бия, ни разу не посетил Старую Бухару, а Государь Император, ценя в кушбеги умного правителя, даровал ему почти все русские ордена включительно до Александра Невского[118].
Имея в виду, что фактически Бухарой управляет Астанкул-бий, а эмир находится в Кермине, агитаторы и повели свои враждебные действия против кушбеги при содействии образовавшихся в Бухаре враждебных правительству партий. Весь почти 1909 г. ушел на подготовку населения, на подготовку мулла-бачей к враждебным демонстрациям против кушбеги, причем, как и в самой Турции, перед переворотом, так и здесь, агитаторы действовали настолько осторожно, что когда кто-либо из расположенных к кушбеги лиц предупреждал его о враждебной агитации, он спокойно продолжал свою работу. Он не был в состоянии представить себе, чтобы его двадцатипятилетняя работа на пользу страны, отрешение от появления в стране (кушбеги не имеет права выходить из дворца), в силу посвящения всего себя делу управления страной, – все это не будет оценено населением[119]. Наконец, он был слишком уверен в благоволении, в бесконечной вере, к нему эмира, постоянно осыпавшего него своими милостями, а главное, он отлично знал, что прекрасно зарекомендовал себя в глазах Русского Правительства, которому он помогал во всех его начинаниях в Бухарском ханстве, так как твердо верил, что все, предпринимаемое русскими в Бухаре, клонится к обоюдной выгоде, к обоюдному спокойствию.
Нужно вспомнить те времена, когда Туркестанский край только что начал устраиваться. Не было хороших дорог, не было почтовых трактов. Железная дорога проведена много позже. Такие пункты, как Сарай, Термез, Келиф, Керки, Чарджуй, – все это было отчуждено русским при Астанкул-бие. При нем же отчуждена пограничная полоса вдоль реки Аму-Дарьи. Все передвижения войск по Бухарским владениям всегда совершались в сопровождении командируемых кушбеги чиновников-бухарцев, что проделывается и до сих пор. Особенно хорошо были обставлены войска, когда они шли в Джамский поход[120]. Нечего и говорить, что ни одно мероприятие русских властей на территории Бухары не обходилось без содействия со стороны кушбеги Астанкул-бия, особенно такие крупные из них, как, например, занятие нашими войсками пунктов Термез, Керки, постройка железной дороги от Фараба до Самарканда, постройка ветки в Старую Бухару, и т.п. Все эти начинания проходили без особых хлопот, так как кушбеги умеючи всегда доказывал пользу от всего этого Бухарскому ханству. Как упомянуто уже выше, результатом дальновидности кушбеги явились вполне заслуженные награды от Русского Правительства в виде орденов.
Из изложения видно, что, начиная агитацию против кушбеги Астанкул-бия, враждебные партии отлично осознавали, какой трудный переворот они затевали, но ведь кушбеги был шиит, следовательно, борьба облегчалась больше чем вдвое.
Самого хода событий конца 1909 г., разыгранного агитаторами как по нотам, мы здесь касаться не будем, так как события эти с достаточной полнотой освещены в свое время прессой, здесь вкратце необходимо упомянуть, что агитаторы в дни Мухаррама (декабрь 1909 г., дни печалования по убитым Хусейне и Хасане[121]) сумели направить суннитов на шиитов, подвергшихся оскорблениям во время совершения обрядностей, и сумели распустить ложный слух об убийстве шиитами студента (мулла-бачи) – суннита.
После этого началось поголовное избиение шиитов, но этого, конечно, было мало, так как враждебные партии поставили своей целью сместить популярного кушбеги и тем добиться устранения эмира, именно что и с ним будет поступлено так же, если он будет продолжать политуступки русским; устранения заместителя кушбеги Астанкул-бия, который с места должен подпасть под влияние партий, руководивших погромом; этим же они хотели добиться, того, чтобы население поняло, что в Бухаре не все обстоит благополучно[122].
Когда город Бухара был занят русскими войсками, когда Генерал Лилиенталь, объезжая население, спрашивал, довольно ли оно прекратившейся бойней, подученное население начало кричать о необходимости смещения кушбеги.
Пораженный слышанным, Генерал Лилиенталь, как старый туркестанец, на глазах которого прошла вся блестящая деятельность кушбеги, конечно, не хотел верить ушам своим. Но требования становились все заносчивее и грозили снова перейти в резню шиитов. Другого выбора не было: пришлось уступить и обещать исполнение просьб населения. Таким образом, свершилось событие, которое в истории взаимных отношений России и Бухары должно быть названо падением престижа русских и началом разлагающих проявлений, долженствовавших пошатнуть главные устои Бухарского ханства.
Так или иначе, беспорядки прекратились, кушбеги был смещен и заточен в Кермине, где идо сих пор томится в качестве узника, эмир был устранен, а агитаторы, упоенные первым столь крупным успехом, теперь уже не считали нужным скрывать состав и численность своих партий, но только для самих бухарцев, так как от всех прочих все это усиленно скрывалось.
Деятельность 1909 г. была закончена, началась работа 1910 г. Теперь уже агитаторы составили более сложную программу действий: отсталая Бухара должна была показать миру, что и она в состоянии быстро воспринимать культуру и ей не чужды стремления к конституции и проч. Теперь действия должны были направиться против самого эмира. Целый 1910 г. охарактеризовался энергичной деятельностью в этом направлении. Число враждебных правительству партий начало резко увеличиваться. Население Бухары начало вооружаться. Со всех мест, откуда только можно, начало ввозиться в Бухару оружие, особенно же много его направлялось из Москвы и контрабандным образом из Афганистана. К концу года не было двора, не было дома, в котором не было бы ружья или револьвера. Медресе и мечети стали складами оружия. По приблизительному подсчету враждебных правительству партий, в течение 1910 г. в Бухару было ввезено оружия более чем на 900 тыс. руб. Опираясь в своей основе на десятки тысяч вооруженных мулла-бачей, агитаторы разослали по всей Бухаре, Хиве и Туркестанскому краю воззвания, коими приглашали всех желающих постоять кровью за поруганный ислам. Такие же воззвания были посланы в Афганистан. К концу года в Бухаре сосредоточилось до 7 тысяч туркмен, до 4 тысяч афганцев. Во главе враждебных партий встали популярные духовные лидеры. Мечети стали ежедневно переполняться населением, агитаторы безбоязненно произносили речи. Момент назревал. Был декабрь 1910 г. Вот тут-то и явились на помощь эмиру шииты. Нужно здесь оговорить, что по последней переписи в городе Бухаре и окрестностях его насчитывается шиитов до 68 тыс. и около 80 тыс. их разбросано по другим городам Бухарского ханства. Будучи выходцами из Персии, как сказано выше, около 140 лет тому назад, постоянно преследуемые суннитами за свои религиозные убеждения, шииты твердо надеялись на помощь русских и по силе возможности, чем могли, помогали им, не задумываясь даже перед тем, что исполняемые ими поручения, связывались часто с риском для жизни. Последнее не представляет какой-либо тайны, так как сколь бы ни старались замалчивать эти факты, бухарцам они хорошо известны, да кроме того, религиозная вражда заставляет их притеснять шиитов во много раз хуже бухарских евреев. При таком положении вещей, казалось бы, шииты давным-давно должны были перейти в русское подданство или же быть под особым протекторатом русских властей, но в действительности ни того, ни другого, не замечается: о переходе в русское подданство шииты не могут и думать, т.к. едва ли удобно отнимать у эмира чуть не 150 тысяч подданных. Об особом протекторате пока что еще не задумывались, и, таким образом, положение шиитов до сих пор является крайне тяжелым.
Тем не менее в декабре 1910 г., когда уже приближались дни Мухаррама, когда шииты вправе были полагать, что вооружение населения делается и против них, шииты принесли и эмиру и нам много пользы.
Не будем здесь касаться подробностей событий декабря 1910 г., они хорошо известны всем, кто в это время жил в Бухаре, и мало тем, кто находился в это время даже в городе Новая Бухара. Скажем здесь лишь о результатах их.
Когда начались обыски, поиски оружия, когда враждебные партии поняли, что карты их раскрыты раньше времени и, не сегодня-завтра, русские войска могут вступить в Бухару, в это именно время произошла развязка…
22 декабря 1910 г. Эмир Бухарский Сеид Абдул-Ахад-Хан скоропостижно скончался.
Таким образом, так или иначе, 1910-й г. окончился так, как только желали враждебные партии. Ликованию их, с одной стороны, не было границ, с другой – ими была выработана новая программа действий на 1911 год.
Успешное проведение в жизнь враждебных проектов настолько окрылило враждебные партии, что теперь они стали уже чувствовать под собой твердую почву. Отдельные члены партий не стали считать необходимым скрывать принадлежности своей к партии поборников ислама; они уже нередко вслух порицали тех, кто, по их понятиям, держал себя не совсем так, как то приличествует правоверному, не считая нужным скрывать своего презрения к русским, напротив, чуть не открыто начали проповедовать необходимость изгнания их из священной Бухары. Во вступившем на престол эмире[123], они видели тоже врага мусульман, так как он принимал у себя русских, вел с ними переписку, исполнял их просьбы и т.п. Им недостаточно было того, что эмир переехал из Кермине в город Старую Бухару, где и поселился в арке, они не довольствовались тем, что эмир реорганизовал коренным образом свою канцелярию и тем уничтожил немало зла, дал возможность и тому, что жалобы населения достигают теперь Его Высочества, что сам эмир по пятницам (джума) – в мусульманский праздник, соответствующий нашему воскресенью, стал появляться в мечети напротив арка и тем сделался доступен народу, недостаточным им показалось и то, что он значительно уменьшил подати народные, реорганизовал свою армию, полицию и суд. Нет, напротив, все это они отдали бы лишь за то, чтобы эмир изгнал из священной Бухары русских, чтобы он сделал в нее свободный доступ мусульман всего мира, чтобы население само избирало себе административных лиц и т.п. Таким образом, окончательно выяснились безумные требования враждебных партий, постоянно сносящихся с турецким комитетом «Единение и прогресс», от которого и получаются соответствующие инструкции, прокламации и газеты антиправительственного направления.
В течение 1911 г. население Бухары нафанатизировалось агитаторами и на сей раз, задача их была понятна – беспорядки против русских. Причин к тому было немало. Прежде всего агитаторы обратили внимание населения на то, что Русский телеграф на улицах священной Бухары делал различные промеры. Во многих местах началось расширение улиц, причем в одном месте для этого понадобилось снести часть мечети; в самом центре города начались постройки кирпичных красивых зданий под банки; в городе разрешено было построить кинематограф. Все это моментально было истолковано как признак занятия в непродолжительном времени Бухары русскими войсками, всеми силами агитаторы раздували эти факты среди населения и создали такое положение вещей, что в сентябре 1911 г. эмир не рискнул выехать из Бухары в Ялту, опасаясь в свое отсутствие вспышки насилия против русских. События потекли так быстро, что эмиру пришлось прибегнуть к репрессивным мерам и выслать в одну прекрасную ночь тайком из Бухары главного муфтия священной Бухары и агляма[124], некоего Абдураззака, в высшей степени умело инспирировавшего население против эмира и против русских. И снова на этот раз пришлось обратиться к помощи шиитов, единственно преданных России людей, и снова с риском для жизни, без ввода хотя бы одного нижнего чина в город Бухару, все было успокоено и по прошествии месяца рамазан эмир смог спокойно выехать из пределов Бухары.