Первый труд С. Л. Рубинштейна отвечал направленности марбургской школы на поиски метода, объединяющего гуманитарные и точные науки. Рубинштейн обращается к философским проблемам онтологии и антропологии в 1910–1920-х годах, что составляло ядро его ранней концепции человека. В ней, наряду с этическим отношением к другому человеку, деятельности и жизни, проблемы познания выступают как одно из отношений человека к миру.
Далее проблемы познания он конкретизирует в исследовании процесса и метода научного познания целого ряда гуманитарных, точных, социальных наук (в духе Марбургской школы). Процесс и способ научного познания рассматривается им как методология наук. Но его интерпретация методологии отличается от идеи синтеза точного и гуманитарного знаний, единства их метода, которого искала Марбургская школа. Он ищет такую целостность познавательной системы, которая соответствовала бы онтологическому качеству объекта наук и новому способу, методу их объяснения, соединяющему то, что исследуется, с тем, как исследуется. Философские положения «Ранних рукописей» преобразуются – объясняются как метод познания бытия в широком смысле, т. е. методологически. Сущность – онтологическое качество объекта познания науки не дана непосредственно, а философски описывается в самом общем (пока абстрактном) виде, и методология становится интерпретацией. «Философские рукописи» 1910–1920-х годов могут рассматриваться как содержащие своеобразную философскую гипотезу, а последний философский труд С. Л. Рубинштейна «Человек и мир» конца 1950-х годов – как осуществленные на почве конкретной науки – психологии – ее проверка и доказательство.
В круг идей 1920-х годов, казалось бы посвященных исключительно познанию, методологии наук, внезапно «врывается» тема субъекта («Принцип творческой самодеятельности», 1922), которая уже разработана в ранней философской концепции, и на ее основе происходит обращение к психологическим работам Н. Н. Ланге и Э. Шпрангера. Рассматривая в 1920-е годы всю совокупность наук – психологию, физику, математику, социологию, он выбирает ту, которая наиболее адекватна его философской концепции, в которой человек исследуется в качестве субъекта, а его бытие – в качестве жизни личности. Это, по нашему предположению, свидетельствует о том, что анализ процесса познания, особенностей его метода и системы осуществлялся С. Л. Рубинштейном не случайно, а с целью связать методологию познания с психологией, перейти на более конкретный уровень исследования метода науки, с одной стороны, и с концепцией субъекта 1910–1920-х годов, с другой.
Однако важно и то, что уже в 1920-е годы Рубинштейн различает, дифференцируя метод и методологию познания и науку, как систему знаний. Это различение характерно и для его работ 1930-х годов, когда в психологии он дифференцировал методологические способы познания и их результат – систему знаний.
Задачей данной работы является прослеживание внутренней методологической связи его философско-психологического и научного пути.
Эту связь образуют, по нашему предположению, методологические принципы, которые обеспечивают непрерывность интерпретации философских положений и проблем метода и методологии ряда наук, в частности психологической науки, что обеспечивает превращение результатов научного познания в новое качество – систему знаний науки (психологии). Эти превращения в одних случаях специально объясняются, доказываются, в других – подразумеваются. Мы обозначили их и дифференцировали как эксплицитные и имплицитные методологические принципы и положения концепции С. Л. Рубинштейна, развивавшейся на протяжении полувека. Их прослеживание позволяет осуществить анализ истории и поступательного непрерывного развития рубинштейновской философско-психологической концепции. Они являются способами научного познания как процесса и организуют его результаты в систему знаний. Благодаря этому создается непротиворечивость соотношения в психологии научного познания и знания, связанная с ранее разработанной философско-антропологической парадигмой субъекта.
Встает парадоксальная проблема: каким образом, сложившись сразу как завершенная система, философская концепция субъекта, построенная С. Л. Рубинштейном в 1910–1920-х годы, не остается неизменной на протяжении почти полувека его научного творчества, а порождает все новые идеи, направления, принципы развития психологии, с одной стороны, и остается ее фундаментом – с другой? Творчество С. Л. Рубинштейна, охватывающее практически половину столетия, в силу этого представляет своеобразную систему, непрерывно разворачивающуюся, открывающую методологическую перспективу новым исследованиям, т. е. парадигму, которая может обеспечить смену методологических задач в связи с изменениями социального контекста, и, главное, отвечает исходной философско-методологической цели С. Л. Рубинштейна. Мы исследуем, как она влияет на процесс познания в психологии и на преобразование его результатов в качественно иную форму – уже сложившегося знания, которое, сохраняя свою определенность как науки, одновременно открывает перспективу дальнейшему процессу познания. В этом отношении парадигма представляет собой связь нового, достигаемого познанием, и уже сложившегося, определенного, устойчивого, что характеризует любую науку.
Интерпретация, на наш взгляд, отвечая принципу релятивизма, относительности в теории Эйнштейна, в самом широком смысле слова обеспечивает соотношение изменчивого – в самой действительности и науке о ней – и устойчивого, т. е. установленных в результате исследований качеств, объектов, их закономерностей, которое, на первый взгляд, кажется противоречием.
Однако психологическая наука, в которую в 1930-х годы С. Л. Рубинштейн вступил фактически сразу в качестве лидера, находилась в этот период в сложном, кризисном состоянии. Она переживала одновременно два кризиса: общеизвестный, состоящий в противостоянии направлений – психологии сознания и бихевиоризма; и второй – идеологический. Создание новой «советской» науки на основе положений марксизма затруднялось недостаточно глубоким знакомством с ними психологов, неявностью способа их приложения к уже существующему в психологии знанию. Преодоление Рубинштейном первого кризиса известно, поэтому мы останавливаемся на анализе второго, идеологического кризиса.
Рубинштейну нужно было решить более сложную, идеологически важную задачу – определить, что в концепции К. Маркса является важнейшим для психологии. В силу того что интерпретация трудов и идей К. Маркса представлялась в те годы искажением содержания его концепции, нужно было выявить, во-первых, те ее положения, которые терминологически, текстуально и содержательно относились к психологии, во-вторых, идеи, содержащиеся преимущественно в ранних рукописях Маркса, которые служили бы подтверждением уже созданной С. Л. Рубинштейном его собственной философской концепции. Но онтологический подход, составлявший основу концепции С. Л. Рубинштейна, не отвечал утвердившимся в советском марксизме понятиям материи и бытия, поскольку они относились к официальному историческому материализму в диаде «бытие и сознание». Понятие же человека, тотально отсутствующее в советской философии, приравнивалось к идеологически неприемлемым концепциям философской антропологии. Поэтому методологически задача, решавшаяся С. Л. Рубинштейном в период 1930-х годов, была сверхтрудной и осуществлялась в значительной степени имплицитными, т. е. подразумеваемыми, но не открыто утвержденными идеями, способами «перевода» К. Маркса на «язык психологии». Он извлек из марксового учения категорию труда, вычленив его из контекста политэкономической теории и внедрив уже в новом качестве – деятельности — в новый контекст – в психологию: в систему ее категорий и закономерностей. Так он реинтерпретировал[4] понятие труда в понятие деятельности. Но одновременно, выделив разные качества труда, он раскрыл его, согласно К. Марксу, как природную способность, природные силы индивида, т. е. фактически личности, тем самым обнажив связь с психологией и далее подразумевая личность как субъекта деятельности. В 1930-х годах в статье о роли идей Маркса для психологии он фактически объясняет и «легализует» возможность употребления этого понятия в психологии[5].
Единство сознания и деятельности становится эксплицитным методологическим принципом, составившим основу практически 20-летнего периода плодотворного развития психологии. Однако единство сознания и деятельности достигается неприменением союза «и». С. Л. Рубинштейн, подразумевая субъекта, пока не объясняет, не обосновывает основания этого единства. Ранее введенная Рубинштейном категория субъекта, посредством которой он и «снял» противоречие тезиса и антитезиса, лежавшее в основе кризиса, останется имплицитной (хотя в качестве понятия нередко упоминается на страницах «Основ психологии» (1935) и «Основ общей психологии» (1940, 1946). Принцип же единства сознания и деятельности функционирует в психологии как эксплицитный, а основание единства – субъект – ранее эксплицитный, остается имплицитным, не объясненным для психологов. Почему? Научное «доверие» к этому принципу возникло тогда в связи с тем, что посредством него был разрешен второй кризис психологии. Но ввести в психологию понятие субъекта, в то время как традиционно ведущими были понятия сознания и поведения, а понятие личности почти не употреблялось, было невозможно. Рубинштейн опирается на него внутренне в утверждении единства сознания и деятельности. Но он не мог положить его в основу новой психологии как научной системы знаний в первом варианте «Основ психологии» (1935).
Соотношение имплицитных и эксплицитных принципов в его концепции составляет операциональное конструктивное, тактически стратегическое содержание методологии науки, ее «технологию».
Однако в целом имплицитность принципа субъекта у Рубинштейна подразумевает уже философски доказанный принцип, который в тексте существует в скрытой, подспудной форме, однако выступая как способ постановки и исследования психологических проблем.
В утверждении роли для психологии принципа единства сознания и деятельности С. Л. Рубинштейн в «Основах психологии» рассмотрел «единицы» сознания, связывая его с субъектом лишь при определении предмета психологии. В «Основах общей психологии» он вывел на первый план деятельность и в значительной мере – личность. Пользуясь терминами последних лет, он «поворачивал» то сознание, то деятельность разными сторонами, «вычерпывая» из них разное содержание для раскрытия их связи, которую он начал исследовать уже экспериментально во второй половине 1930-х годов с коллективом сотрудников ленинградского герценовского педагогического института.
Связь сознания и деятельности Рубинштейн исследует экспериментально на методологическом основании развития. Стратегия многочисленных исследований (предметом которых являлись и восприятие, и память, и речь, и мышление) заключалась в том, что функционирование каждой психологической «единицы» (восприятия, речи, сознания и т. д.) включалось в осуществление деятельности, что приводило к их развитию и совершенствованию. Деятельность выступала в качестве условия, способа, причины развития всех психических функций. Здесь совершенно очевидна связь с формулой 1922 г., представленной в статье «Принцип творческой самодеятельности»: в деятельности субъект проявляется, реализуется и развивается. Здесь эта формула исследуется и доказывается экспериментально. Это была уже эмпирическая интерпретация роли деятельности как развивающей по отношению к сознанию (и его «составляющим», «образующим»).
«Центр тяжести» в основе своей концепции 1930-х годов Рубинштейн переносит с субъекта на его деятельность и по причинам научно-психологическим, ведь деятельность является многокачественным, полифункциональным проявлением субъекта, а это позволяло ему строить разнообразные «уравнения» при ее изучении и исследовать через нее – в ее осуществлении – психику, сознание. Совершенно очевидно, что категория деятельности уже в 1920-е годы была осмыслена и разработана Рубинштейном (о чем свидетельствует статья «Принцип творческой самодеятельности», 1922). Что касается общепринятой философской формулы деятельности, то она носила более абстрактный характер и в советской философии сводилась к формуле «цель – средство – результат».
Таким образом, схема нашего исследования творчества С. Л. Рубинштейна охватывает:
1. Детальный анализ раннего этапа (1910–1920-е годы) творческого пути С. Л. Рубинштейна как философского, обеспечивающего методологические предпосылки, основания перехода к философско-методологическому и собственно психологическому этапу (1930-е годы).
2. Раскрытие внутренней взаимосвязи разработанных в этот период методологических принципов (имплицитных и эксплицитных) как способов психологического познания (теоретического и эмпирического).
3. Исследование перехода от психологического познания к построению основ психологической науки как соотношения процессуального и результативного в науке, исследуемого и уже определенного, познанного знания.
4. Анализ изменений статуса психологической науки на основе идей, представленных С. Л. Рубинштейном в «Основах общей психологии» в контексте ее социальной детерминации (1940–1950-е годы).
5. Сохранение и развитие рубинштейновской концепции в психологии и философии как радикально нового этапа психологической науки и обоснование его философской парадигмы.
Данное исследование охватывает практически все этапы жизненного и творческого пути С. Л. Рубинштейна, но представляет их не только и не столько в биографическом плане и последовательности, а в той смысловой связи, которая определилась замыслом С. Л. Рубинштейна, научной, философской целью его жизни и творчества. Текст работы частично имеет методологический, интерпретационный и описательный характер, поскольку максимально насыщен идеями С. Л. Рубинштейна и содержит сравнение трех трудов – «Основы психологии» (1935), «Основы общей психологии» (1940, 1946) и «Бытие и сознание» – и.
Исследование опирается на труды школы С. Л. Рубинштейна, на системный подход, разработанный в пострубинштейновский период Б. Ф. Ломовым, его школой в общей и исторической психологии (В. А. Кольцова и др.), поэтому оно и исторично (ретроспективно), и современно (перспективно).
Глава I. Ранняя концепция философской антропологии и онтологии C. Л. Рубинштейна как основание методологии точных, социальных и гуманитарных наук
1. Философская антропология в онтологической концепции С. Л. Рубинштейна 1910–1920-х годов
Борьба идеалистического и материалистического философского мировоззрения привела к утверждению последнего в связи с марксовой концепцией и революцией. Значимость, «первичность» бытия была доказана жизненной необходимостью производственных, экономических отношений, капитала, а психологическая реальность бытия общества – трудом индивидов, классовой борьбой людей за власть и капитал. Одновременно с этой победой, реализованной в Советском Союзе, оказались изничтоженными связанные с идеализмом ценности духовности, нравственности, все то, что философски отстаивалось Гегелем, Кантом, Спинозой, а личность превратилась (по словам Маркса) в жертву истории.
Попытки вывести на сцену человека не только как производительную силу, «придаток своего труда» не удались ни философской антропологии, ни экзистенциализму в силу абстрактности рассмотрения, отрыва друг от друга его разных качеств. Они не осуществили интеграцию его бытия и духа, сознания, не смогли найти то его место в жизни, бытии, которое позволило бы восстановить его конкретную целостность.
Материалистическое направление философии, опиравшееся и на метафизическое, и на научное мышление, на представления точных наук, в силу отличия их от гуманитарных и при определенной разобщенности не могло привести к представлению о целостности бытия, тем более – охватить синтезом или обобщением его многообразие. Невозможной представлялась идея включения в бытие человека. Целостность, к которой тяготела философская мысль была присуща только сознанию, душе, а последние относились к сфере абстракций идеализма. Все это служило непреодолимым препятствием к тому, чтобы ввести человека в бытие в качестве демиурга начала, интегрирующего дух и материю, представить его бытие и сознание как целостность. Для этого необходимо было преодолеть сложившееся веками противопоставление сознания и бытия в идеализме и материализме. Нужно было сломать эту вековую, ставшую уже аксиомой конструкцию философии, причем сломать сразу в нескольких звеньях: на место сознания поставить человека, определить сознание как свойство, качество человека, а затем предложить противоположную парадигму – их единства. Иными словами, рассуждая в материалистических формулах, нужно было не только заменить сознание человеком, но и представить все уравнение в другом качестве вместо противоположности – единстве их составляющих, целостности человека.