Пол Мейсон
Посткапитализм: путеводитель по нашему будущему
Paul Mason
PostCapitalism
A Guide to Our Future
Allen Lane an imprint of Penguin Books
Оформление – ABCdesign
Перевод с английского – Александр Дунаев
Научный редактор – Андрей Володин (Центр экономической истории истфака МГУ имени М.В. Ломоносова)
This edition is published by arrangement with Aitken Alexander Associates Ltd. and The Van Lear Agency LLC
© Paul Mason, 2015
© Дунаев А., перевод, 2016
© ООО «Ад Маргинем Пресс», 2016
Введение
К Днестру мы едем через холодные леса, мимо полуразваленных домов и железнодорожных станций, в расцветке которых преобладает цвет ржавчины. Плавно течет ледяная вода. Царит такая тишина, что слышно, как с ветхого, медленно осыпающегося моста, расположенного выше по течению, падают вниз кусочки цемента.
Днестр – географическая граница между капитализмом свободного рынка и той системой, которой, как ее ни назови, управляет Владимир Путин. Эта река отделяет восточноевропейскую страну Молдавию от отколовшегося от нее Приднестровья, марионеточного государства, находящегося под контролем России, мафии и тайной полиции.
С молдавской стороны пожилые люди, сидя на корточках, продают вещи, которые сами вырастили или сделали: сыр, пирожки, немного репы. Молодежи мало; каждый четвертый взрослый работает за границей. Половина населения зарабатывает меньше 5 долларов в день; каждый десятый живет в такой бедности, которая ничем не уступает Африке[1]. Страна появилась в начале 1990-х годов, на заре неолиберальной эпохи, когда распался Советский Союз и вступили в действие силы рынка – но многие жители, с которыми я разговариваю, предпочли бы жить в путинском полицейском государстве, чем в безобразно нищей Молдавии. Этот серый мир грязных дорог и унылых лиц был порожден не коммунизмом, а капитализмом. А теперь этот капитализм уже не первой свежести.
Конечно, Молдавия – не типичная европейская страна. Но именно на этих задворках мира можно увидеть, как отступает экономическая волна, и проследить причинно-следственные связи между застоем, социальным кризисом, вооруженным конфликтом и эрозией демократии. Экономический крах Запада подрывает веру в ценности и институты, которые когда-то казались нам незыблемыми.
Тем, кто сидит за зеркальными стеклами финансовых центров, все может по-прежнему представляться в розовом свете. С 2008 года триллионы взятых из воздуха долларов текут в банки, хедж-фонды, адвокатские конторы и консалтинговые агентства, поддерживая функционирование глобальной системы.
Но долгосрочные перспективы капитализма не внушают оптимизма. По оценке Организации экономического сотрудничества и развития (ОЭСР), в ближайшие пятьдесят лет в развитом мире рост будет «слабым». Неравенство вырастет на 40 %. Даже в развивающихся странах рост выдохнется к 2060 году[2]. Экономисты ОЭСР высказались очень мягко, а мы скажем прямо: для развитого мира лучшие времена капитализма уже позади, а для остальных стран они закончатся еще при нашей жизни.
Кризис, начавшийся в 2008 году в экономике, превратился в кризис социальный, вызвав массовые волнения. Теперь же, когда революции вылились в гражданские войны и создали военную напряженность между ядерными сверхдержавами, кризис превратился в явление глобального порядка.
В этих условиях есть только два возможных варианта, как он может кончиться. В первом сценарии мировая элита будет цепляться за власть, перекладывая издержки кризиса на плечи трудящихся, пенсионеров и бедняков в ближайшие 10 или 20 лет. Глобальный порядок, навязываемый МВФ, Всемирным банком и Всемирной торговой организацией, выживет, но в ослабевшей форме. Издержки спасения глобализации будут нести обычные люди, живущие в развитом мире. Однако рост застопорится.
Во втором сценарии консенсус будет нарушен. К власти придут крайне правые и левые партии, поскольку обычные люди откажутся платить за бюджетную экономию. Зато одни государства будут пытаться переложить издержки кризиса на другие государства. Тут уже будет не до глобализации – глобальные институты окажутся бессильными, а конфликты, которые бушевали в последние 20 лет: нарковойны, постсоветский национализм, джихадизм, неконтролируемая миграция и сопротивление ей, – разожгут пожар в самом центре системы. При этом сценарии пустая болтовня о международном праве прекратится; пытки, цензура, случайные аресты и массовая слежка станут обычными инструментами управления государством. В сущности, это разновидность того, что произошло в 1930-е годы, и нет гарантий, что это не произойдет снова.
В обоих сценариях к 2050 году серьезное влияние будут оказывать изменения климата, старение населения и демографический рост. Если мы не сможем создать устойчивый мировой порядок и вновь придать экономике динамизм, в десятилетие после 2050 года мир погрузится в хаос.
Поэтому я хочу предложить альтернативу: во-первых, надо спасти глобализацию, ограничив неолиберализм; затем нужно спасти планету – и уберечь нас самих от потрясений и неравенства, – преодолев сам капитализм.
Ограничить неолиберализм – самая простая часть этой задачи. Среди протестных движений, экономистов, придерживающихся радикальных взглядов, и радикальных политических партий в Европе растет консенсус относительно того, как это сделать: следует подавить крупный финансовый капитал, отказаться от бюджетной экономии, вкладывать средства в зеленую энергетику и создавать высокооплачиваемые рабочие места.
Хорошо, а что дальше?
Как показывает опыт Греции, любое правительство, которое бросает вызов бюджетной экономии, незамедлительно сталкивается с глобальными институтами, защищающими «один процент». После того как радикальная левая партия «Сириза» победила на выборах в январе 2015 года, Европейский центральный банк, задача которого заключалась в обеспечении стабильности греческих банков, отключил их от системы жизнеобеспечения, что привело к изъятию вкладов на сумму 20 миллиардов евро. Это поставило левое правительство перед выбором между банкротством и подчинением. Вы не найдете ни протоколов, ни результатов голосований, ни одного объяснения того, что сделал ЕЦБ. Объяснить это взялась правая немецкая газета Stern: Грецию «размазали по стенке»[3]. Эти действия имели символическое значение: они подкрепляли главный посыл неолиберализма о том, что ему нет альтернативы; что любой отход от капитализма заканчивается катастрофой вроде той, что пережил Советский Союз; и что восставать против капитализма значит восставать против естественного порядка вещей, над которым не властно время.
Нынешний кризис не только означает конец неолиберальной модели, но и является симптомом нарастающего несовпадения рыночных систем и экономики, основанной на использовании информации. Цель этой книги состоит в том, чтобы объяснить, почему замена капитализма чем-то другим – это уже не утопическая мечта, и показать, как базовые формы посткапиталистической экономики, которые можно обнаружить в современной системе, смогут быстро распространиться.
Неолиберализм представляет собой доктрину о неконтролируемых рынках, согласно которой самый короткий путь к процветанию – это преследование собственных эгоистических интересов; рынок же является единственным способом выражения этих интересов. Утверждается, что государство должно быть маленьким (это не относится к отделам по борьбе с массовыми беспорядками и к тайной полиции); что финансовые спекуляции – это благо; что неравенство – тоже благо; что человечество в естественном состоянии представляет собой горстку беспощадных индивидов, конкурирующих друг с другом.
Престиж неолиберализма покоится на очевидных достижениях: за последние 25 лет он обеспечил самый большой рывок в развитии, который мир когда-либо переживал, и дал толчок быстрому усовершенствованию ключевых информационных технологий. Однако в то же время он вернул неравенство на уровень, близкий к показателям столетней давности, заставив многих людей бороться за элементарное выживание.
Гражданская война на Украине, которая привела российский спецназ на берега Днестра; победоносное шествие ИГИЛ по Сирии и Ираку; подъем фашистских партий в Европе; паралич НАТО из-за того, что население входящих в нее стран не одобряет военного вмешательства, – все эти проблемы связаны с экономическим кризисом. Они показывают, что неолиберальный порядок провалился.
В последние два десятилетия миллионы людей сопротивлялись неолиберализму, однако в целом сопротивление не принесло результатов. Если оставить в стороне все тактические ошибки и репрессии, причина проста: капитализм свободного рынка – это простая и мощная идея, тогда как выступающие против него силы, казалось, защищали что-то старое, плохое и бессвязное.
Для «одного процента» неолиберализм обладает силой религии: чем больше вы ей следуете, тем лучше вы себя чувствуете – и тем богаче вы становитесь. Когда система начала функционировать в полную силу, попытки выйти за жесткие неолиберальные рамки стали казаться иррациональными даже бедным: ты берешь деньги взаймы, ныряешь и плывешь вдоль берегов налоговой системы, соблюдая бессмысленные правила, навязываемые работой.
И на протяжении десятилетий противники капитализма упивались собственной непоследовательностью. Начиная от антиглобалистского движения 1990-х и заканчивая движением «Оккупай», борцы за социальную справедливость отвергали идею последовательной программы, которая придерживалась бы принципа «Одно нет, много да». Эта непоследовательность логична, если вы считаете, что единственная альтернатива – это то, что в XX веке левые называли «социализмом». Зачем бороться за крупные перемены, если они просто приведут к отходу назад – к государственному контролю и экономическому национализму, к экономикам, работающим только тогда, когда все действуют одинаково или подчиняются жесткой иерархии? В свою очередь, отсутствие ясной альтернативы объясняет, почему протестные движения никогда не добиваются успеха: в глубине души они его и не хотят. В протестном движении для этого даже существует отдельный термин: «отказ от победы»[4].
Чтобы заменить неолиберализм, нам нужно нечто столь же мощное и эффективное; не просто яркая идея, как мир мог бы функционировать, а новая всеобъемлющая модель, которая может действовать самостоятельно и обеспечивать заметно лучший результат. В ее основе должны лежать микромеханизмы, а не диктат или политика; она должна функционировать самопроизвольно. В этой книге я докажу, что существует четкая альтернатива, которая может стать глобальной и к середине XXI века обеспечит намного лучшее будущее, чем обещанное капитализмом.
Эта модель называется «посткапитализм».
Капитализм – это нечто большее, чем просто экономическая структура или совокупность законов и институтов. Это целостная система – социальная, экономическая, демографическая, культурная, идеологическая, – которая необходима для того, чтобы развитое общество могло функционировать в условиях рынка и частной собственности. Она состоит из компаний, рынков и государств. Еще она состоит из криминальных банд, тайных властных структур, проповедников чудес в трущобах Лагоса, аналитиков-жуликов с Уолл-стрит. Капитализм – это обрушившаяся в Бангладеш фабрика Primark и девушки, которые устроили демонстрацию протеста во время открытия магазина Primark в Лондоне, среди толпы, с волнением предвкушавшей распродажу дешевой одежды.
Изучая капитализм как целостную систему, мы можем выявить ряд его отличительных черт. Капитализм подобен живому организму: у него есть свой жизненный цикл – начало, середина и конец. Это комплексная система, не подконтрольная индивидам, правительствам и даже супердержавам. Результаты ее деятельности зачастую противоречат намерениям людей даже тогда, когда они действуют рационально. Капитализм – это еще и обучающийся организм: он постоянно приспосабливается, причем не только в мелочах. В поворотные моменты он видоизменяется и мутирует, реагируя на опасность, и создает модели и структуры, которые вряд ли были бы доступны для понимания предшествующему поколению. Если мы обратим внимание не только на информационные технологии, но и на производство пищи, контроль над рождаемостью или на здравоохранение в глобальном масштабе, – в последние двадцать пять лет человеческие возможности в этих областях выросли больше, чем когда-либо еще. Однако созданные нами технологии несовместимы с капитализмом – ни в его нынешнем, ни, вероятно, в каком-либо другом виде. Когда капитализм утрачивает способность адаптироваться к технологическим изменениям, посткапитализм становится необходимым. Если технологические трансформации приводят к произвольному изменению поведения и созданию новых организаций, посткапитализм становится возможным.
В этом вкратце и заключается основная мысль данной книги: капитализм – это комплексная, приспосабливающаяся система, чьи способности к адаптации достигли предела.
Это, конечно, очень далеко от мейнстрима экономической науки. В годы бума экономисты поверили в то, что система, сложившаяся после 1989 года, вечна и представляет собой совершенное выражение человеческой рациональности, а все ее проблемы могут решить политики и управляющие центральными банками, подправляющие шестеренки под названием «бюджетная и денежная политика».
Рассматривая вероятность того, что новые технологии и старые формы общества могут плохо сочетаться друг с другом, экономисты полагали, что общество просто подстроится к технологиям. Их оптимизм был оправдан, потому что в прошлом такое приспособление имело место. Однако сегодня процесс адаптации буксует.
Информационные технологии отличаются от всех предыдущих. Я расскажу об их произвольной тенденции разлагать рынки, уничтожать собственность и разрывать связь между трудом и зарплатами. Такова подоплека кризиса, который мы сейчас переживаем.
Если из этих трех составляющих складывается единое целое, то на протяжении большей части прошлого века левые имели неверное представление о том, как будет выглядеть конец капитализма. Старая задача левых заключалась в насильственном разрушении рыночных механизмов. Силу, будь то на избирательных участках или на баррикадах, должен был применять рабочий класс. Рычагом воздействия должно было стать государство. Возможность могла представиться во время одного из многочисленных экономических кризисов.
Однако в последние двадцать пять лет проект левых провалился. Рынок разрушил их планы; индивидуализм пришел на смену коллективизму и солидарности; значительно расширившиеся ряды трудящихся мира похожи на «пролетариат», но они не мыслят и не ведут себя по-пролетарски.
Если вы ненавидели капитализм и все это пережили, это было очень болезненно. Вместе с тем технологии проложили новый путь, по которому должны пойти оставшиеся представители прежних левых – и все силы, испытывающие на себе их влияние; в противном случае они погибнут.
Выясняется, что капитализм не будет упразднен форсированными методами. Он будет упразднен за счет создания чего-то более динамичного, что уже существует в рамках старой системы. Пусть это на первый взгляд и незаметно, но оно уже прорывается и перестраивает экономику на основе новых ценностей, поведенческих моделей и норм. Подобно феодализму пятьсот лет назад, отмирание капитализма будет ускорено внешними потрясениями и будет сопровождаться становлением человека нового типа. И этот процесс уже начался.
Посткапитализм возможен благодаря трем последствиям развития новых технологий в последние двадцать пять лет.