Крест поэта - Валентин Сорокин 4 стр.


Такое – пережили Клюев, Клычков, Наседкин, Забелин, Приблудный, Марков, Карпов, все, кто втоптан в кровавые подвалы нацистов пьяными лилипутами эпохи Октября…

Нет! Ни за что

Не вернусь назад,

Спи спокойно, моя дорогая.

Ночь,

И матери наши спят,

И высоко над ними стоят

Звезды, от горестей оберегая.

Но сыновья

Умней и хитрей,

Слушают трубы

Любви и боя,

В покое оставив

Матерей,

Споры решают

Между собою.

Кому нужна свара? Дерутся – Сталин, Троцкий, Бухарин, Зиновьев, Раковский, Рыков, Молотов, Каганович, Ежов, Ворошилов, а поэт тут при чем, при чем тут писатели? Но подвальная свора видит в Наседкине последователя Бухарина, в Карпове – последователя Зиновьева, даже в сынишке Есенина – врага видит…

Одни пьяные лилипуты – мстят, другие – сиониствуют, третьи – холуйствуют, «защищают великих», повышаясь в чине, и все – на слезах, на безымянных, запрещенных могилках несчастных! Следов, указывающих на изуверства следователей, не найти, кроме бумаги, кроме слова, но слово – бессмертно, слово – неумирающий свидетель. Поделков много поведал мне о Павле.

Сталкивали и сталкивают лбами – русских и евреев, евреев и русских, сталкивают лбами другие народы. А кто сталкивает? Те, кому выгодно сталкивать, торча нагло и беззаконно на трибуне Мавзолея, торча нагло и примитивно на стенах домов, институтов, заводов – портреты, портреты. И за каждым портретом – кровавый карлик или соцдержавный палач.

Злоба, фонтанирующая в Кремле, дотекла до низов – до рабочих, крестьян, учителей, врачей, литераторов, раздирая умы и души, ослепляя ненавистью и обвинениями взаимно, правоту и неправоту. А здесь годится – лексикон «демократов»: мол, русские – шовинисты, русские – антисемиты, русские – фашисты! Ну, кто фашист? Павел Васильев – фашист? Или Ягода – фашист? Или Ежов – фашист? Или Берия – фашист? Кто?.. В «Известиях» – Бухарин. В «Правде» – Мехлис. Как сейчас: в «Литгазете» – Бурлацкий. В «Огоньке» – Коротич.

Война между русскими и евреями начиналась у Троцкого в бесовских мозгах, устилала трупами Центральную Россию, Кубань и Сибирь, она, гражданская война, продолжалась в расстрельных подвалах бутырок, лубянок, Магадана. «Русская волна» – «еврейская волна». «Еврейская волна» – «русская волна».

Ленин – Троцкий. Сталин – Бухарин. Хрущев – Молотов. Брежнев – Шелепин. Горбачев – Ельцин. А между ними звенят и захлебываются потоки крови, потоки горя, потоки нищих инвалидов труда и войны, потоки «усредненных» шахтеров, лесорубов, сеятелей, физиков, принужденных приноравливаться к очередному трюку «демократов и прорабов», «перестройщиков и вожаков» нашей измученной Родины, разбутевших от спецпайков и спецблаг.

Министр РСФСР Фильшин «махнул» авторучкой – 140 миллиардов рублей зашелестели в западную сторону. Руководители РСФСР, Ельцин и Силаев, «махнули» авторучками – триста миллиардов рублей зашелестели в западную сторону. Выскочил на экран главный торговец СССР Катушев, «махнул» авторучкой – 237 тонн золота, русского, поехало в западную сторону – за сосиски, лифчики, зеленый горошек и бритвенные помазки. Знаменитый Шеварднадзе «махнул» авторучкой – русские острова поплыли в пасть США…

А президент Горбачев «отсекает экстремистов справа и слева», но миллиарды рублей шелестят, золото едет, острова уплывают. К нам направляются «американские магнаты», вчерашние советские христопродавцы-диссиденты, Джон Росс, он же Зубок Ян Семенович, едут, слюнявя нас, обогащать и совершенствовать нас. Это 410? Кому надо это? Бушу? Хусейну? Шамиру? Ельцину? Горбачеву?

Западные союзные армии, под командованием генералов США, оккупировали Персидский залив. А мы, потеряв, почти «подарив» «соцстраны» им. Западу и США, радуемся уму Шеварднадзе и гению Горбачева…

Киевский еврей, беспартийно-беспаспортный, дважды судимый у нас за хищения и спекуляцию, – Президент компании «Ньютекнолоджиэндпродакшнитернэшнл» и «Америкэн лабораториес», компании-фабрики, на паях, поди, штампует презервативы, а лезет к нам в карман за миллиардами. Жулик надеется: русские мужчины и плохо питаясь не подведут…

Не надо насаждать одних русских там, где не надо. Не надо насаждать одних евреев там, где не надо. Евреям пора выбрать территорию, коли дальневосточная не нравится, и построить себе благородную республику. Сколько же нам ссориться? Мы же не можем из СССР кроить арабский мир? Но шамиры угрожают Хусейнам, Хусейны угрожают шамирам. А буши сносят пол-Кувейта и пол-Ирака. А шамиры сидят в Иерусалиме в противогазах и детей держат в противогазах. Кому приятна такая тренировка?

А Павла Васильева пытает следователь Павловский. Поэт уже «чистосердечно подтверждает»:

«Однажды летом 1936 года мы с Макаровым сидели за столиком в ресторане. Он прямо спросил меня: «Пашка, а ты бы не струсил пойти на совершение террористического акта против Сталина?» Я был пьян и ухарски ответил: «Я вообще никогда ничего не трушу, у меня духу хватит».

Приглядитесь, знаков препинания не хватает, они «грамотно» опущены. Ясно: это – следовательская стряпня, а не истина поэта.

Допрашивают – шьют поступки. Протоколят – шьют поступки. Заставляют под копирку переписывать «кровавое блюдо» – шьют поступки. Присовокупляют к «Делу» стихотворение, еще не сочиненное Васильевым, «Неистовый Джугашвили», «присовокупляют» эпитеты, определения: «Теперь я с ужасом вижу, что был на краю гибели и своим морально-бытовым разложением сделался хорошей приманкой для врагов, намеревающихся толкнуть меня на подлое дело убийства наших вождей».

Кровавая стряпня несколько раз «редактировалась», а потом текст бросался на машинку – окончательный. Но и тут – попадались, прокалывались… «Я подленько с готовностью ответил: «Я вообще никогда ничего не трушу, у меня духу хватит».

Запятая появилась, появилось «подленько», которое переполнило нашу чашу терпения к «поэтическому словарю» следователей: «ухарски ответил», «на совершение террористического акта», «морально-бытовым разложением сделался хорошей приманкой»… Ну по-русски ли сказано? Нет. Сказано – через Одессу и на Ближний Восток, к Хусейну или к Шамиру…

***

Макаров книгу написал, на авторитет Бухарина «работал», деньги «принял» от Бухарина. Татарский поэт Ерикеев анекдот про маршала Буденного «слышал» от Ровича. Подросток Юра Есенин «замышлял» стать террористом. Словом – «правая подпольная террористическая организация русских националистов, шовинистов, антисемитов», а «левая, интернациональная, демократическая», это – Павловский, он заставляет написать Карпова: «Свои контррев-е позиции я сохранил до самого последнего времени, утверждая, что позиция партии приводит страну к гибели»… И далее: «Нам на три дня установить фашизм, и мы вырезали бы всех евреев…» Мол, партия оторвалась от масс и не осуществляет интересов русского народа, делает подвальную казарму из России. Мол, власть в СССР принадлежит евреям. Соглашается, мол, я заявлял: «Скоро посадим Сталина на штыки, Троцкого вернем к власти». Ну где логика лжи? Где связь между планами, поступками и реальностью? Бранит евреев, ратуя за еврея на троне.

Да, троцкисты Троцким вышибали и уничтожали антитроцкистов, а сталинисты Сталиным вышибали и уничтожали антисталинистов, иногда – параллельно, но, перекрещивая «пути» узников, палачи далеко брызгали кровью: от Москвы до Зайсана, до родного дома Павла Васильева, у китайской границы. А метод расправы брали в Кремле, у кормчих славного Октября: троцкисты, сталинисты, а поскребли мурло – сионисты, бешеные, привезенные в немецких вагонах «борцы».

И вот как выставили они один на один, против Сталина, кумира и отца человечества, выставили золотоголового русского безвинного поэта – Павла Васильева:

ПОСТАНОВЛЕНИЕ

(об окончании следствия)

1937 г. Июня 11 дня я оперуполномоченный Павловский рассмотрев следственное дело №11245,

нашел.

Произведенным по делу следствием установлено что Васильев Павел Николаевич был завербован участником террористической группы Макаровым Иваном Ивановичем, для совершения террористического акта против Сталина. Васильев откровенно признал что дал согласие на это. Аналогичные показания дали обв. Макаров И. И., Карпов М. Я., Зырянов И. А на основании чего Васильев изобличается в преступлениях предусмотренных ст. 58 и 8 и 11 через ст. 39

Постановил.

Объявить обвиняемому об окончании следствия и ознакомить его со следственными материалами».

Верхняя подпись неразборчива. Нижняя подпись – Свикин. За подписью оперуполномоченного Свикина идет еле узнаваемый почерк Павла Васильева:

«Об окончании следствия мне объявлено по существу объявленного мне обвинения признаю себя виновным со следственными материалами: показаниями Макарова, Карпова ознакомлен».

Третья, последняя подпись, неразборчива.

П. Васильев.

11.VI-37

Внимательно просмотрев «логику» текстов, их «язык», их «грамматику», их «синтаксис», я их стремился уберечь в «первозданном виде», я без боязни «согрешить» уверяю: сержанты, лейтенанты, капитаны, следователи, оперы, начальники менялись, а заключенные, безвинные подвальные узники, нет. Не менялся и «составитель». По «Делу» Павла Васильева, если вы серьезно просмотрите хотя бы то, что я даю, поймете – «составитель» справок, допросов, обвинительных, протокольных «диалогов», персональных «признаний» у всех, повторяю, у всех – один. Мог – Павловский, мог – кто-то другой…

Весь 1936 год Павел Васильев ожидал ареста, поэт явно слышал шаги смерти, слышал голос рыдающей далекой матери:

Но вот наступает ночь, —

Когда

Была еще такая ж вторая,

Также умевшая

Звезды толочь?

Может быть, вспомню ее, умирая.

Да, это ночь!

Ночь!..

Спи, моя мама.

Также тебя —

Живу любя.

Видишь расщелины,

Волчьи ямы…

Ритмом, «действием» слова, «вторым смыслом» его, восклицательными знаками и точками – гляньте! – Павел Васильев предсказал свою судьбу до суда над ним, до расстрела. «Да, это ночь!» И – с новой силой в новой строке, сразу: «Ночь!..» И – опять с новой строки: «Спи, моя мама». После: «Также тебя – Живу любя». Идет: «Видишь расщелины. Волчьи ямы»… Да, волчьи ямы! Травля, гон зверя.

Удивительна глубина и гармоничность, покорность фразы, подчиненность информации, удивителен сам инструмент – творчество, культура таланта, трагизм пророчества Павла Васильева, поэта, последнего на русской земле – с таким широким размахом степным орлиных крыл, с такой бескрайней высотою духа, с такой пронзительной земною тревогой, достающей до космических звезд.

Павловский

Журбенко

ПРОТОКОЛ №…

подготовительного заседания военной коллегии

Верховного суда Союза ССР

14 июля 1937. Гор. Москва

Председатель Армвоенюрист В. В. Ульбрихт

КорвоенюристЛ. Я. Плавнек

Военный юрист I ранга Д. Я. Кандыбин

Военный юрист I ранга А. Ф. Костюшко

Зам прокурора СССР т. Рогинский

Определили:

1. С обвинительным заключением, утвержденным Рогинским, согласиться и дело принять к производству Военной коллегии Верховного суда СССР.

2. Предать суду Васильева П. Н. по ст. ст. 58 и 58—1 УК РСФСР.

3. Дело заслушать на закрытом судебном заседании без участия обвинения и защиты и без вызова свидетелей, в порядке закона 1 декабря 1934 г.

4. Меру пресечения обвиняемому оставить прежнюю, т. е. содержание под стражей.

Как видим – ловушка захлопнулась. Золотоголовый орел, Стенька Разин – перед казнью. Свидетелей – не вызывать. Защиту – не вызывать. Да и обвиняемого-то вряд ли вызывали? Суд – закрытый.

Удар нанесен – в огромное сердце. Великий поэт не успел стать великим, «зверь» пойман. А вокруг его золотой, «льняной» головы расставлены «преступники-террористы» – Макаров, Карпов, Сейфуллина, Новиков-Прибой, Зырянов, Марков, Есенин Юра, сын Сергея Александровича Есенина, Мартынов, Приблудный, Наседкин, Клычков, Ерикеев, Грон-ский, Забелин, Никифоров, Черноморцев, Клюев, да разве всех их, «преступников-террористов», русских выдающихся писателей – перечислить? Но главный «бандит-убийца» он, Павел Васильев, поскольку и недоумку ясно – великий русский поэт!..

За драку, за «шовинистическую рубашку-косоворотку», за Джека Алтаузена, за «оскорбление евреев», за «намерение убить» Сталина, за «прикасание» к груди восточной Зои Тимофеевны, завуча, за дружбу с Сергеем Поделковым, за уважение к матери – Глафире Матвеевне, отцу – Николаю Корниловичу, братишкам – Виктору, Льву, Борису, за любовь к молодости, женщине, красоте, мудрости, за гордую и дерзкую верность к России, а в общем – за признание великого поэта – гибель!..

Торопи коней, путь далеч,

Видно, вам, казаки, полечь.

Ой, хорунжий, идет беда,

У тебя жена молода,

На губах ее ягод сок,

В тонких жилках ее висок,

Сохранила ее рука

Запах теплого молока.

Руки матери, руки любимой, руки друзей, руки тоски, руки безвыходности, руки смерти – чует поэт, слышит поэт, видит поэт. Чует – в черном кровавом подвале. Слышит – в черном кровавом подвале. Видит – в черном кровавом подвале.

ПРОТОКОЛ

Закрытого судебного заседания выездной сессии

Военной коллегии Верховного суда Союза СССР

15 июля 1937. Город Москва

Виновным себя признает. Отвода составу суда не дает. Копия обвинительного заключения получена 14 июля 1937 г.

Подпись Павла Васильева – карандашом…

Приговор

15 июля 1937 г.

Приговорили к высшей мере – расстрелу:

Ульрих, Плавнек, Кандыбин, Костюшко

Какая торопливость? Какая поспешность? Подготовительное заседание суда палачи провели 14 июля, а 15 июля – решение, приговор.

У меня прочное мнение: палачи, малые и большие, трусили, верша казнь над поэтом, боялись – вдруг «закачается» под ними земля. Вдруг – «новый» Куйбышев, «новый» Молотов, «новый» Сталин догадаются о льющейся безвинной крови и защитят русского гения, защитят русских писателей, из честных душ которых они, кровавые карлики и убийцы русского народа, состряпали «доносчиков», «обвинителей» друг друга, мстя им за их дарования пытками, подлогами, избиениями, пулями.

Лирик, эпик, публицист, драматург – Павел Васильев, по словам Сергея Поделкова, рано освоил искусство, философию, накопленную человечеством. Его стихи – баллады. Его поэмы – романичны. Его повествования – былинны. Гусляр. Волхв.

Горе прошло по глазам ее тенью:

Может быть, думала что-то, тая.

Худо,

Когаа, позабыв

Про рожденье,

Мать не целуют свою сыновья!

Мало ли что…

И всюду в его тоске, в его песне – любимая, брат, сестра, мать, отец. Родина и он – чувствующий погибель России, народа ее, свою погибель чувствующий!.. Так где она, его жестокость? Где его натурализм? Где его некультурность? Он – пророк. Он – заплатил за пророчества смертью. Он – расстрелян. Но расстрелян ли? Но был ли он на суде? Слышал ли приговор? Думаю – нет. Думаю – угроблен до приговора. Иначе – зачем – ворья спешка? Спешка – взломщиков. Спешка – дорожных пиратов.

Назад Дальше