Вообще-то, я переводилась на другую программу, но говорить об этом Курту почему-то не стала.
– А как же учеба?
– Это не постоянная работа, она набирает группу для выполнения задания, а потом распускает. – В голосе Курта было что-то кроме привычного энтузиазма.
В ответ я вздохнула совершенно без энтузиазма:
– Это хоть не детище «Экспрессена»?
– Не знаю, мне пока неизвестно, но не «Экспрессен» точно. Ты не любишь бульварную прессу?
– Не хочется начинать с желтых газет, потом в другие не возьмут. А что за задание?
– Вроде какое-то журналистское расследование, сейчас это модно. Завтра встреча, все скажут. В конце концов, если не подойдет, можно отказаться. А вдруг что-то интересное? Придешь?
Я посмотрела на адрес. Ничего особенного, это практически Арка Боффиля со стороны вокзала Седра. От дома два шага…
– Пожалуй, схожу. А почему ты предлагаешь мне?
Курт чуть замялся…
– Говори уж!
– Эрика должна пойти со мной, но ее родители вдруг собрались до середины января в Америку, Эрика с ними.
Не могу сказать, что меня задела такая простая замена меня на Эрику и Эрики на меня. У нас с Куртом ничего не было, он просто оказывал мелкие знаки внимания вроде угостить кофе из пластикового стаканчика или занять очередь на ланч в университетском кафе. Но все равно это признание не слишком обрадовало. Почему я ответила, что приду, и сама не знаю. Скорее всего, просто захотелось убедиться, что Курт не так уж сильно переживает из-за предательства Эрики.
Зачем мне он сам? Не нужен абсолютно.
Оговорив место и время встречи, я отправилась в ванную поваляться в пене.
Туда тут же заглянула Бритт:
– О чем размышляем?
Она права, замена обычного душа ванной означала серьезные раздумья.
– О жизни.
– И как? – выдавливая зубную пасту на щетку, деловито осведомилась подруга, словно от этих размышлений зависело если не будущее человечества, то, по крайней мере, наше с ней.
– Придумаю – сообщу, – не менее серьезно обещала я, заныривая в воздушные пузырьки глубже. Из пены должна торчать только голова, иначе какой в ней смысл?
– С кем разговаривала? – у нее получилось «ражговаривала» из-за зубной щетки во рту.
– Курт предлагает подработать на каникулах.
Сомневаюсь, что она помнит, кто такой Курт, но это неважно.
– Тебе нужны деньги? – подруга даже зубы чистить перестала.
– Нет, ради практики, какое-то журналистское расследование.
– А?!.. «Миллениум»?! – для Бритт в Швеции существовал только Стиг Ларссон и его «Миллениум», подозреваю, не для нее одной.
– Успокойся, нет, – я попыталась ногой закрыть кран. Но вместо этого нажала на переключатель душа, и вода хлынула сверху. От неожиданности я нырнула в пену с головой, а Бритт, которую отвернутый в сторону душ окатил с головы до ног, с визгом отскочила к двери.
Визжать было от чего, я сумела закрыть горячую воду, но не справилась с холодной, душ оказался ледяным…
Следующие полчаса нам оказалось не до Курта с его предложением. Это только в ванну вода наливается медленно, на пол она это делает почему-то куда быстрей…
Но Бритт о предложении не забыла, как же, расследование да без нее?
– Так что за «Миллениум»?
– Какое-то «На шаг впереди». Остальное узнаю завтра.
– Уже хорошо! Я с тобой.
Вот этого я и боялась, зеленые глаза подруги блестели слишком заинтересовано, чтобы дело закончилось добром. Может, я ошиблась, и она не собиралась улетать в свою Калифорнию?
– Тебе-то зачем?
– Ты же знаешь мою интуицию, она не подведет.
О, да! Интуиция Бритт неоспорима, она всегда подсказывает верно, ну, кроме тех случаев, когда почему-то ошибается. Однако упоминать об этих прискорбных недоразумениях не рекомендуется.
– Хорошо, если встанешь в девять.
– Надо покопаться в Интернете, – подруга подтянула к себе ноутбук и устроила на ногах, сложенных по-турецки.
А она молодец, заняв мысли Куртом и нашими с ним отношениями, которых, собственно, не было, я совсем забыла про Сеть. Там наверняка есть это самое «На шаг впереди».
Из Бодена приехала сестра Кайсы Стринберг. Они не слишком часто виделись с погибшей, но все же сестра есть сестра, Даг надеялся, что девушка сможет объяснить, почему Кайса полезла в петлю. Но, глядя на фрекен Стринберг, Вангер подумал, что понимает Кайсу, в шестнадцать лет сбежавшую в Стокгольм. Сестра всего лишь на два года старше погибшей, то есть, нет и тридцати, но внешне ей можно бы дать все сорок. Тусклым и безрадостным в ней было все – внешность, взгляд, голос… Человек, который с депрессией родился, с ней живет, от нее и умрет, вернее, давно умер, существует только оболочка.
– Мама все время плачет, с тех пор, как узнала, папа сидит молча. Она… мы всегда знали, что из этого ничего хорошего не выйдет. Разве можно ждать чего-то хорошего от жизни в сумасшедшем городе?
– Каком сумасшедшем?
– В Стокгольме! Тут могут убить. Тут всех убивают!
Вангер с изумлением выслушал эту тираду. Ого! Фрекен Стринберг очнулась?
– Так уж и всех, я, как видите, жив.
– Вы мужчина, – фрекен явно обвиняла Дага в позорной принадлежности к этой половине человечества, – а Кайса была женщиной!
Несмотря на всю серьезность ситуации, он едва сдержался, чтобы не поерничать:
– Да что вы говорите?!
Фрекен Стринберг мгновенной заминки инспектора не заметила, она продолжала обличать и пророчествовать:
– Это все ее дружки, это они виноваты!
– Виноваты в чем?
– В трагедии, в том, что Кайсы больше нет.
Что сестру убили, она все же не сказала, но доведение до самоубийства тоже преступление, которое требуется расследовать.
– Вы считаете, что ее довели до беды? – Дагу страшно не хотелось произносить слово «самоубийство». – Вы знаете кого-то из друзей сестры?
– Нет!
Но по тому, как Стринберг произнесла это слово и быстро отвела глаза, Вангер понял, что она лжет.
– Может, все-таки кого-то вспомните?
Губы поджались, превратившись в узкую полоску.
– Я не дружу с такими…
Фрекен обижена, только чем?
Ясно, самим подозрением, что она может знаться с кем-то в этом сумасшедшем городе, где с утра до вечера убивают всех без разбора. Нет, не всех, только женщин.
– С какими такими? Фру Стринберг, нам очень важно узнать о вашей сестре как можно больше, чтобы понять, виновен ли кто-то в ее гибели, а если виновен, то кто именно. Это поможет наказать виновного.
При слове «наказать» у Стринберг появился огонек в глазах.
– Кайса не очень много рассказывала о своей тяжелой жизни в Стокгольме, но кое-что я все-таки знала.
В следующие полчаса Вангер уяснил, что знала многое, видно, Кайсу контролировали, вероятно, звонили каждый день. Когда сестра погибшей закончила свой подробный и в то же время пространный рассказ, у Дага уже просто трещала голова.
– Да вы же ничего не записывали?! – вдруг ахнула фрекен Стринберг. – Я все это говорила зря?!
Вангер молча нажал на кнопку диктофона. Услышав собственный голос, Стринберг сначала испугалась, потом нахмурилась:
– Как-то не очень на меня похоже.
Даг подумал, что это неудивительно с ее-то дикцией, говорит, словно что-то держит во рту под языком, но укорять за невнятное произношение фрекен Стринберг не стал, напротив, совершенно серьезно прочитал целую лекцию ни о чем:
– Человек никогда не узнает собственный голос. Просто когда мы говорим, добавляется некий внутренний резонанс, вы понимаете? – Вангер понятия не имел, что там добавляется, но старался говорить как можно уверенней, чтобы эта серая курица почувствовала, что отвлекает очень серьезных и занятых людей. – Все, что вы сказали, записано, теперь я должен обработать полученную информацию, передать ее службе… слежения и получить от них данные обо всех, кого вы упомянули. После тщательной обработки этих данных можно будет сделать вывод о причастности или непричастности названных людей к произошедшей трагедии. Кроме того, мы должны получить заключение патологоанатомов о причинах и сроке смерти.
Все время, пока произносил эти общие, ничего не значащие фразы, Вангер, не отрываясь, смотрел в глаза фрекен Стринберг, та тоже пялилась, даже не моргая, и постоянно кивала. Со стороны могло показаться, что Даг инструктирует ее перед каким-то важным событием, и оба стараются ничего не пропустить и не забыть.
– Когда работа будет проведена, мы с вами свяжемся. Вы надолго в Стокгольм?
– На один день, сегодня должна обратно…
– Боюсь, вы не сможете забрать тело сестры, если только это не самоубийство.
– Это не самоубийство! – зло и почти по слогам произнесла серая курица.
Но Вангер не смутился, за шесть лет работы он видел всякие трупы и всяких родственников.
– Я тоже так думаю. Вам придется приехать позже. Вы не могли бы оставить мне дополнительный телефон для связи. Мне может понадобиться ваша консультация.
Фрекен Стринберг снова закивала, но уже не так послушно, просто соглашаясь, записала номер своего мобильного и удалилась, по пути, почти победно оглядев подпиравшую дверной косяк Фриду.
– Какой там службе ты собираешься передать информацию? – Фрида устроилась на стуле, где только что сидела Стринберг, и Вангер невольно сравнил двух девушек.
Они примерно одного возраста, Фриде тоже около тридцати, но она подтянутая, насмешливая, живая. Дело не в профессии, обязывающей инспектора Фриду Волер быть физически и эмоционально крепкой, она изначально не могла выбрать профессию, позволяющую быть рохлей и тянучкой, а сестра убитой Кайсы никогда не смогла бы стать инспектором.
– Интересно, кем она работает?
– Ты не спросил?
– Чтобы услышать подноготную всех сотрудников какой-нибудь службы Бодена? Уволь меня.
– Стереть? – Фрида кивнула на диктофон.
– Нет, пока пусть останется. Там немало занятной информации, мало ли где пригодится.
– Сказать, чтобы распечатали?
– Нет, просто сохрани. Что бы я без тебя делал?
– Пропал! Ладно, пойдем, попьем кофе?
– Попрошу Бергмана, чтобы на следующее дело поставил нас вместе.
– Свалить всю работу на меня, а самому отсыпаться за предыдущие шесть лет? Ну уж нет, не выйдет.
Вангеру действительно хотелось, чтобы Фриду прикрепили к нему в группу, хотя сама группа сейчас занималась всякой всячиной вразнобой.
Только бы Курт не решил, что я согласна стать его девушкой взамен променявшей его на заокеанские дали Эрики…
С чем-то подобным я только что распрощалась. Нет, я не вертихвостка, скорее наоборот, за два года учебы в университете рассталась всего в двумя парнями, причем похожими друг на друга как близнецы, то есть одинаково занудными, благовоспитанными и самое противное – предсказуемыми при всей их сексуальной раскованности.
Обоих мне «организовала» мама, это сыновья ее деловых партнеров, молодые люди, у которых расписано все на десятилетия вперед. Подошло время встречаться с девушкой, чтобы вовремя жениться, родители познакомили с подходящей, вот и все. Честное слово, я даже не подозревала, что в наше время такое возможно. В Швеции не в моде официальное оформление отношений, какая разница, состоялась ли церемония в Ратуше?
Нет, оба парня вовсе не были зашоренными идиотами, скорее наоборот. У Берга выявились склонности к бисексуальности, он слишком часто заглядывался на молодых людей, что приводило меня в ужас.
– Посмотри, какая у этого парня крепкая попка! Линн, ты определенно фригидна, если столь красивые ягодицы не впечатляют. Мне казалось, женщины должны умирать от таких форм.
Как хотите, а иметь парня, с восторгом рассуждающего о мужской заднице, это слишком. Однажды представив себе обладателя хороших форм в нашей постели третьим, я твердо заявила Бергу, что встретила другого. Тот лишь спокойно пожал плечами:
– Жаль, хотя, мне кажется, ты не стала бы понимающей супругой.
Вот с этим я вполне согласна! Я махровая гомофобка, как бы несовременно это ни звучало, и понять тягу одного мужчины к ягодицам другого могу, но не хочу. Вернее, пусть тянется… но только как-нибудь без меня и этими же руками меня не трогает.
Второй, Йен, ни геем, ни бисексуалом не был, он увлекался девушками, девушками и только ими. Неизвестно, что хуже. Для меня у Йена существовали два дня в неделю, в которые мы успевали посетить все значимые премьеры сезона, посидеть в роскошных ресторанах и даже полетать на воздушном шаре над городом. Это не были два определенных дня, потому что премьеры могли случаться в разные дни недели, но это были только два вечера и две ночи. Остальные пять Йен проводил по своему усмотрению и вмешиваться в распределение или ревновать, столкнувшись с ним где-нибудь в клубе в обществе очередной красотки, я не имела права.
Расстались без надрыва, как-то слишком цивилизованно. Просто однажды я произнесла:
– Йен, я думаю, тебе не стоит сегодня ночевать у меня…
– Я тебя не удовлетворяю?
Удовлетворял, мне хватало походов в театр, ресторан, клуб или кино дважды в неделю, а также двух ночей после них, тем более Йен весьма изобретателен и силен, но что же оставалось для меня? Домашняя игрушка, обязанная быть всегда довольной жизнью в отведенных рамках? Зачем это мне?
Когда я задала такой вопрос Йену, он усмехнулся:
– А чего ты ждешь, любви с первого взгляда или принца на белом коне, который заберет тебя в сказочную страну? Поверь, я предлагаю лучшее. Ты будешь обеспечена, будешь иметь постоянный секс и достаточную свободу для собственных увлечений. Я современный мужчина и согласен предоставить тебе таковую. Я всего лишь должен знать, что ты не даешь повода злословить за моей спиной и не подцепишь заразу.
– А любовь?
– Что?
– Любовь, Йен. Ты ни разу не сказал, что любишь меня. Подозреваю, что у тебя и сердце ни разу не забилось сильней при мысли обо мне.
– Ты взрослая женщина, а рассуждаешь как ребенок. Можешь считать, что люблю, если это так важно. Сказать тебе слова любви? Да пожалуйста. А цветы я дарю постоянно.
О, это я знаю. Еженедельно приносят букет из цветочного магазина. В среду. Утром. Всегда примерно одного размера и качества. Йен определенно оплатил нечто вроде абонемента на год вперед.
– Не нужно говорить ничего, Йен, совсем ничего. Вообще ничего. Ты найдешь себе взрослую женщину, которая будет рассуждать так же, как ты сам, примет твои условия и согласится на секс по расписанию без угрозы заражения.
– Это означает, что мы больше не будем встречаться?
– Мне показалось или ты действительно испытываешь облегчение?
– Ну-у… мне с тобой было хорошо… – в голосе любовника не слышалось стопроцентной уверенности.
– Так хорошо, что ты сотрешь мой номер телефона, едва я выйду из машины?
– Линн!
– Я не права?
– Нет, я буду поздравлять тебя с праздниками и звонить раз в неделю, чтобы узнать, как ты. – А вот нотки облегчения все же пробились, как бы Йен ни прикидывался.
– Раз в месяц.
– Хорошо, в месяц.
Черт, как он легко согласился! Может, не стоило так решительно? Но отступать некуда.
– Договорились.
– А дружеский секс иногда?
Я пожала плечами:
– Посмотрим… Кстати, не забудь аннулировать свой заказ в цветочном магазине, теперь нет необходимости в букетах.
Он явно смутился, потом рассмеялся даже лукаво:
– Букеты будут доставлять до Нового года.
– Йен… ты явно просчитался. Оплатил вперед?
Любовник смотрел на меня уже заинтересованно.
– Линн, а, может, попробуем еще раз?
– Нет, дорогой, не стоит.
Боже, какое это удовольствие отказывать любовнику, с которым давно не ладится! А ладилось ли? Теперь я уже не была уверена ни в чем. Однако что-то требовалось делать со мной самой. На такой разговор я могла решиться только в самый отчаянный момент, это против всех моих правил и жизненных установок. Мама иногда говорит, что ей кажется, будто она родила меня не в современном Стокгольме, а в монастыре в позапрошлом веке. «Нельзя быть такой несовременной!» Несовременной – это ходить с косой, играть на скрипке для души и быть сексуально зажатой. Ну и пусть, я такая, какая есть.