Я дал ему себя уговорить. К моему удивлению, Зеб совсем не был шокирован, узнав о моем интересе к святой диакониссе. Тогда я рассказал ему все по порядку, сознался в сомнениях и тревогах, касающихся не только сестры Юдифи, но и всего, что мне пришлось услышать и увидеть после приезда в Новый Иерусалим.
Зеб небрежно кивнул головой и сказал:
– Зная тебя, я могу представить, как ты на все это реагируешь. Послушай, ты на исповеди ни в чем таком не повинился?
– Нет, – смущенно признался я.
– Ну и не надо. Держи язык за зубами. Майор Багби – человек широких взглядов, его этим не удивишь, но он может счесть необходимым доложить по инстанции. Не думаю, что тебе доставит удовольствие встреча с инквизицией, даже если ты трижды невинен… Если ты, конечно, невинен – но ты таков и есть, ты и сам это знаешь. Каждому порой приходят в голову греховные мысли. Но инквизитор же обязан отыскать грех, и, если его не находит, он продолжает копать, пока не найдет.
При мысли, что меня могут вызвать на допрос, мой желудок ухнул куда-то вниз. Я старался не показать страха перед Зебом, а он тем временем продолжал:
– Джонни, дружище, я преклоняюсь перед твоей чистотой и невинностью, но я им не завидую. Порой избыток набожности – скорее недостаток. Тебя поразило, что для управления нашей страной недостаточно распевать псалмы. Для этого надо также заниматься политикой. Я ведь тоже прошел сквозь все это, когда приехал сюда, но, честно говоря, я и не ожидал увидеть ничего другого, так что пережил первое знакомство с действительностью довольно спокойно.
– Но… – начал я и замолчал. Его слова звучали как ересь.
Я переменил тему разговора:
– Зеб, как ты думаешь, что могло так расстроить Юдифь, раз она лишилась чувств в присутствии самого Пророка?
– А я откуда знаю? – Он взглянул на меня и отвернулся.
– Ну… я полагал, что ты можешь знать. Ты обычно знаешь все сплетни во Дворце.
– Хорошо… впрочем, нет, забудь об этом, старина. Это совсем не важно.
– Значит, ты все-таки знаешь?
– Я этого не сказал. Может быть, я могу догадаться, но ведь тебе мои догадки ни к чему. Так что забудь об этом.
Я остановился, глядя ему в лицо:
– Зеб, все, что ты знаешь… или можешь догадываться… Я хочу услышать сейчас. Это мне очень важно.
– Спокойней! Ты только что боялся шокировать меня своим признанием. Возможно, сейчас я не хочу шокировать тебя.
– Что ты имеешь в виду? Говори!
– Не забудь, что мы с тобой гуляем по террасе, разговариваем о коллекционировании бабочек и размышляем, будет ли у нас на ужин снова тушеная говядина.
Все еще не уняв волнения, я двинулся дальше. Он продолжил, понизив голос:
– Джон, Господь Бог не наградил тебя быстрой сообразительностью… Ты ведь пока не изучал внутренних мистерий?
– Ты же знаешь, что нет. Офицер по психической классификации не допустил меня. Сам не знаю почему.
– Надо было дать тебе почитать пару глав оттуда, когда я их зубрил. Хотя я не мог этого сделать – ты еще был тогда первокурсником. Жалко. Понимаешь, они умеют объяснять такие вещи куда более деликатным языком, чем я… и все тщательно обосновывают с точки зрения диалектики религиозной теории. Джон, в чем, по-твоему, заключаются обязанности девственниц?
– Ну, они ему прислуживают, готовят пищу и так далее…
– Ты абсолютно прав. И так далее… А твоя сестра Юдифь, если судить по твоему описанию, – молоденькая невинная девочка из провинции. И к тому же набожная, я знаю.
Я ответил (довольно сухо), что ее набожность меня и привлекла в первую очередь. Возможно, в этот момент я сам верил в то, что говорил.
– Понимаешь, она могла лишиться чувств, услышав довольно циничный и откровенный разговор между Воплощенным Пророком и, скажем, одним из его министров. Разговор о налогах и десятине, о том, как лучше выжимать их из крестьян. Вполне вероятно, хотя вряд ли они стали бы говорить на такие темы перед девственницей, впервые вышедшей на дежурство. Нет, наверное, это было «и так далее».
– Я тебя не совсем понимаю.
Зеб вздохнул:
– Ты и в самом деле Божий агнец? Я-то думал, что ты все понимаешь, но не хочешь признаться. Знай, что даже Ангелы общаются с девственницами после того, как Пророк получил свое… Уж не говоря о священниках и диаконах Дворца. Я помню, как…
Он замолчал, увидев выражение моего лица.
– Немедленно приди в себя! Ты что, хочешь, чтобы кто-нибудь нас заметил?
Я постарался это сделать, но не мог справиться с ужасными мыслями, мятущимися в голове. Зеб тихо продолжал:
– Я предполагаю, если это для тебя важно, что твой друг Юдифь все еще может считаться девственной в чисто физическом плане, так же как и в духовном. Она может таковой и остаться при условии, что Пророк на нее достаточно зол, – а он, скорее всего, зол. Она, очевидно, так же недогадлива, как и ты, и не поняла символических объяснений, преподнесенных ей. А когда ей ничего уж не оставалось, как понять, она слегка вышла из берегов, и он ее прогнал. Что неудивительно.
Я снова остановился, бормоча про себя библейские выражения, которые я и не думал, что помню. Зеб тоже остановился и посмотрел на меня с терпеливой циничной улыбкой.
– Зеб, – взмолился я, – это же ужасно! Не может быть, чтобы ты все это одобрял.
– Одобрял? Послушай, старина, это все часть Плана. Мне очень жаль, что тебя не допустили к продвинутому курсу. Давай я тебя вкратце просвещу. Господь Бог ничему не дает пропасть задаром. Правильно?
– Это аксиома.
– Господь не требует от человека ничего, превышающего его силы. Правильно?
– Да, но…
– Заткнись. Господь требует, чтобы человек приносил плоды. Воплощенный Пророк, будучи отмечен особой святостью, обязан приносить как можно больше плодов. В этом вся суть. Подробности мы выясним при детальном изучении темы. А если Пророку приходится снизойти до пошлой плоти, чтобы выполнить указание Господа, то тебе ли возмущаться по этому поводу? Ответь мне.
Я, разумеется, ответить не смог, и мы продолжали прогулку в молчании. Мне приходилось признать логику слов Зеба, его выводы прямо следовали из открытых догматов Церкви. Беда заключалась в том, что мне хотелось забыть о его выводах и отбросить их, как нечто ядовитое. Правда, я утешал себя мыслью, что с Юдифью ничего не случилось. Я чувствовал себя несколько лучше и склонялся к тому, что Зеб прав и потому не мне судить Святого Воплощенного Пророка.
Но в голове крутилась мысль о том, что в глубине души я испытывал облегчение относительно судьбы Юдифи исключительно из-за того, что я смотрел на нее с греховными помыслами, и что правила для святых диаконисс не должны отличаться от правил для всех остальных, и от этих мыслей мне снова становилось не по себе.
Зеб внезапно остановился.
– Что это? – воскликнул он.
Мы подбежали к парапету террасы и посмотрели вниз. Южная стена проходит близко от города. Толпа из пятидесяти или шестидесяти человек бежала вверх по склону, что вел к стенам Дворца. Впереди них, оглядываясь, бежал человек в длинном плаще. Он направлялся к воротам Святилища.
Зеб сказал сам себе:
– А, вот в чем дело – забрасывают камнями парию. Он, очевидно, был настолько неосторожным, что показался за стенами гетто после пяти. – Он присмотрелся и добавил, покачав головой: – Не думаю, что он добежит.
Предсказание Зеба сбылось немедленно. Большой камень попал беглецу между лопаток, и тот упал. Преследователи тут же настигли его. Он пытался встать на колени, но опять несколько камней попало в него, и он снова упал. Он пронзительно закричал, затем набросил край плаща на темные глаза и прямой римский нос.
Через минуту от него ничего не осталось, кроме кучи камней, из-под которой высовывалась нога. Нога дернулась и замерла. Я отвернулся, борясь с тошнотой. Зеб заметил выражение моего лица.
– Ну почему, – спросил я, – эти парии упорствуют в своей ереси? В остальном они кажутся вполне безобидными созданиями.
Зеб поднял бровь:
– Может быть, для них это не ересь. Ты видел, как этот парень отдал себя в руки их богу?
– Но это же не истинный Бог.
– А он, может быть, думает иначе.
– Должен понимать. Им же об этом столько раз говорили.
Зеб улыбнулся так ехидно, что я возмутился:
– Я тебя не понимаю. Хоть убей, не понимаю. Десять минут назад ты наставлял меня в истинном учении, теперь ты, похоже, защищаешь еретиков. Как это совместить?
Он пожал плечами:
– Я могу выступать адвокатом дьявола. Я любил участвовать в дебатах в Вест-Пойнте. Когда-нибудь я стану знаменитым теологом, если Великий Инквизитор не доберется до меня раньше.
– Так… Послушай, ты думаешь, что это правильно – побивать камнями нечестивых? Ты в самом деле так считаешь?
Он резко переменил тему:
– Ты видел, кто первый бросил камень?
Я не видел. Я заметил только, что это был мужчина в деревенской одежде, а не женщина или ребенок.
– Это был Снотти Фассет. – Губы Зеба сжались.
Я слишком хорошо знал Фассета. Он был на два курса старше меня, и в первогодках я был его «подопечным». Хотел бы я забыть этот первый год.
– Так, значит, вот в чем дело, – ответил я медленно. – Зеб, я не думаю, что мог бы работать в разведке.
– Конечно, и не агентом-провокатором, – согласился он. – И все-таки я полагаю, что Священному Совету нужны время от времени такие инциденты. Все эти слухи о Каббале и так далее…
Я услышал его последние слова.
– Зеб, ты думаешь, эта Каббала в самом деле существует? Не могу поверить, что может существовать какая-то организованная измена Пророку.
– Как тебе сказать… На западном побережье определенно были какие-то беспорядки. Впрочем, забудь об этом. Наша служба – охранять Дворец.
2
Но нам не позволили об этом забыть. Через два дня внутренняя стража была удвоена. Я не понимал, какая может грозить опасность: Дворец был неприступнее самой неприступной крепости. Его нижние этажи выдержали бы прямое попадание водородной бомбы. Кроме того, человек, входящий во Дворец даже со стороны Храма, был бы проверен и узнан десять раз, прежде чем достиг бы Ангелов, стоявших на страже вокруг собственной резиденции Пророка. И все-таки там, наверху, были чем-то взволнованы.
Я очень обрадовался, узнав, что назначен в напарники к Зебу. Поговорить с ним было единственной компенсацией за необходимость выстаивать двойные смены. По крайней мере, так это выглядело для меня. Сам-то я, наверное, опротивел бедному Зебу, беспрерывно говоря о Юдифи и о моем разочаровании жизнью в Новом Иерусалиме. Наконец он обернулся ко мне.
– Послушай, мистер Тупица, – рявкнул он, и я вновь почувствовал себя первогодком. – Ты что, в нее влюбился?
Я попробовал уйти от ответа. Я не смел признаться и самому себе, что мой интерес к ней выходит за рамки простой заботы о благополучии знакомой девушки. Он оборвал меня:
– Ты влюблен или ты не влюблен? Решай для себя. Если ты влюблен, мы будем разговаривать о практических вещах. Если нет, тогда не приставай ко мне с глупыми разговорами.
Я глубоко вздохнул и решился:
– Боюсь, что да, Зеб. Это кажется невозможным, я понимаю, что это смертный грех, но ничего не могу поделать.
– Чепуха. Опять эти глупости, хотя что толку тебе объяснять… Итак, ты влюблен в нее. Что дальше?
– А?
– Чего ты хочешь? Жениться на ней?
Я подумал об этом с такой горечью, что даже закрыл лицо руками.
– Конечно хочу, – признался я наконец. – Но как я могу?
– Точно. Ты не можешь. Тебе нельзя жениться, не отказавшись от карьеры. Ее служба тоже не позволяет ей выйти за тебя замуж. Она не может нарушить принятые обеты, потому что уже предназначена. Но если вы посмотрите правде в лицо, не краснея при этом, то выяснится, что можно кое-что сделать, особенно если вы перестанете изображать из себя святош.
Неделю назад я бы не понял, на что он намекает. Но теперь я знал. Я даже не смог рассердиться на него толком за столь бесстыдное и греховное предложение. Он хотел, чтобы мне было лучше. Да и моя душа не была уже так чиста. Я покачал головой:
– Тебе не следовало этого говорить, Зеб. Юдифь не такая.
– Хорошо. Тогда забудем об этом. И о ней. И больше ни слова.
Я устало вздохнул:
– Не сердись, Зеб. Я просто не знаю, что делать.
Я оглянулся по сторонам и рискнул присесть на парапет. Мы стояли не у самых апартаментов Пророка, а у восточной стены. Дежурный офицер, капитан Питер ван Эйк, был слишком толст, чтобы обходить посты чаще чем раз за смену, так что я рискнул и присел. Я смертельно устал, потому что последнее время недосыпал.
– Прости.
– Не сердись, Зеб. Твое предложение не для меня и тем более не для Юдифи, не для сестры Юдифи.
Я знал, чего хочу для нас с Юдифью: маленькую ферму на сто шестьдесят гектаров вроде той, на которой я родился. Свиньи, цыплята, босые ребятишки с веселыми измазанными физиономиями и улыбка Юдифи при виде меня, возвращающегося с поля. Она вытирает фартуком пот со лба, чтобы я мог поцеловать ее… И никакой церкви, никаких пророков, кроме, может быть, воскресной службы и церковной десятины.
Но этого быть не могло, никогда не могло быть. Я выкинул видение из головы.
– Зеб, – продолжал я. – Чисто из любопытства. Но ты намекнул, что такие вещи… такие встречи происходят прямо во Дворце. Но как? Мы же все живем как под увеличительным стеклом. Это физически невозможно!
Он ухмыльнулся так цинично, что мне захотелось врезать ему по физиономии, но в его голосе не было усмешки:
– Хорошо, возьмем для примера твой случай…
– Об этом и речи быть не может!
– Я сказал «для примера». Сейчас все равно сестра Юдифь недостижима. Она заперта в своей келье.
– Она заперта? Ее арестовали?
В моем сознании пронеслись слова Зеба о допросах и инквизиторах.
– Не бойся. Она даже не под замком. Ей просто приказали не выходить из кельи, посадили на хлеб и воду и велели читать молитвы. А сами очищают ее душу и наставляют в духовных обязанностях. Когда она научится правильно смотреть на вещи, ей позволят снова тянуть жребий, и на этот раз она не станет падать в обморок и изображать из себя великовозрастную дурочку.
Я справился с первой реакцией на эти слова и заставил себя размышлять спокойно.
– Нет! – сказал я. – Юдифь никогда не пойдет на это. Она предпочтет остаться в келье навсегда.
– Вот как? А я бы не был столь уверен. Они могут быть очень убедительными. Они будут молиться за ее душу круглые сутки, сменяя друг друга. И давай допустим, что она узрит свет истины, – просто чтобы я мог закончить свой рассказ.
– Зеб, откуда тебе все это известно?
– Шеол[2], парнишка! Ты забыл, что я трублю здесь уже три года. Что же ты думаешь – за этот срок я ничего не увидел и не услышал? Ты распсиховался, начал канючить, мол, что они с ней сделают? Так что мне ничего не оставалось, как спросить у птичек. А птички мне поведали, что, после того как Юдифь позволит себя просветить и станет хорошей девочкой, она сможет совершить свое святое служение Пророку. После этого она продолжит выходить на дежурство каждую неделю, и примерно раз в месяц она будет вытягивать жребий на личное общение с Пророком. И года не пройдет – если, конечно, Пророк не отыщет в ее душе какой-нибудь особой небесной красоты, – как они перестанут включать ее имя в жребий. Но тебе совсем не надо ждать так долго, хотя это безопаснее.
– Все это отвратительно и постыдно!
– В самом деле? А я думаю, такая же система была у царя Соломона – у него женщин было побольше, чем у Святого Пророка. Итак, если тебе удастся достигнуть взаимного согласия с девственницей, которая тебе понравилась, ваши отношения покатятся по накатанной дорожке. Сначала нужно поднести подарок старшей сестре, затем такие подарки повторяются сообразно обстоятельствам. Придется подмаслить кое-какие ладошки, и я тебе подскажу, какие именно. Эта гигантская куча кирпичей, которую мы охраняем, таит немыслимое число черных лестниц. Так что если соблюсти все обычаи должным образом, то я не вижу причины, почему каждой ночью, когда я буду на часах, а ты будешь свободен от дежурства, согревать свою постель чем-нибудь теплым и приятным.