Холлер сделал паузу, очевидно раздумывая, не надо ли добавить к сказанному что-нибудь еще.
– Ну и последнее, – снова заговорил он. – тот час, который мистер Хеннеган провел взаперти на заднем сиденье патрульной машины, был арестом без ордера и без достаточных оснований – то есть опять же нарушением прав гражданина. И все это явилось результатом незаконной остановки, ваша честь. Одно противоправное действие повлекло за собой другие. Благодарю вас.
Холлер вернулся на свое место. Его клиент не подавал никаких признаков того, что он слушает и понимает происходящее.
– Мистер Райт? – пригласил обвинителя судья.
Прокурор встал и неохотно приблизился к кафедре. Босх не имел юридического образования, но приобрел солидный багаж правовых знаний на практике, и ему было ясно, что у обвинения мало шансов.
– Ваша честь, – начал Райт, – полиции ежедневно приходится контактировать с населением, и иногда это заканчивается арестом. Сборник Терри отмечает одно из положений Верховного суда, где говорится, что «не всякое общение полицейских с гражданами приводит к аресту». В данном случае налицо пример такого общения, целью которого было наградить человека за примерное поведение. Но поступок пассажира, покинувшего автомобиль обвиняемого, изменил ситуацию и вызвал последовавшие за этим действия патрульных.
Райт сверился с записями в своем желтом блокноте и продолжил:
– Обвиняемый является наркодельцом. Первоначально намерения полицейских носили благотворительный характер, но это не может служить препятствием к принятию мер по борьбе с наркотиками. Суд обладает большой свободой выбора в этом отношении, и офицера Санчеса с его напарником нельзя обвинять в том, что они исполняли служебный долг.
Прокурор сел на место, и Босх понял, что в своем выступлении тот фактически сдался на милость суда.
Холлер поднялся, чтобы ответить обвинителю:
– Ваша честь, я хотел бы сделать замечание. Мистер Райт не прав. Он процитировал нам положение из сборника Терри, но упустил из виду другое положение, которое гласит, что полицейский, задержавший гражданина силой или угрозой ее применения, произвел тем самым арест. Обвинитель пытается применить скользящую шкалу оценки и уверить нас, что арест был произведен в тот момент, когда пассажир мистера Хеннегана покинул автомобиль и возникло основание для задержания. Он заявляет, что до этого момента ареста не было. Но это ложная логика, ваша честь. Полицейский Санчес включением фар и сиреной дал мистеру Хеннегану сигнал остановиться у тротуара. Для подобного задержания должны быть достаточные основания. Граждане нашей страны имеют право путешествовать и перемещаться беспрепятственно. Принудительная остановка водителя с целью поболтать с ним – это такое же посягательство на свободу человека, как и арест. Вручение талонов на индейку не может служить основанием для этого, и потому доводы обвинения несостоятельны. У меня все, ваша честь. Спасибо.
Довольный своей речью, Холлер вернулся на место. Райт не стал выступать с ответным словом. Все, что мог, он уже сказал раньше.
Судья Йеррид вновь потянулся над столом вперед и прокашлялся в микрофон, наполнив аудиторию грохотом, напоминающим взрыв. При этом шуме Хеннеган резко выпрямился, озираясь, и стало ясно, что он таки спал все то время, пока решалась его судьба.
– Прошу прощения, – извинился Йеррид, когда последние раскатистые звуки стихли. – Выслушав свидетельские показания и доводы сторон, суд принимает решение отклонить ходатайство обвинения. Вещественные доказательства, обнаруженные в багажнике…
– Но, ваша честь! – вскричал Райт, вскакивая на ноги. – Тут требуется разъяснение. – Он широко развел руками, словно был изумлен вердиктом, хотя вряд ли мог ожидать чего-либо иного. – Ваша честь, обвинение строится на этих вещественных доказательствах. Вы хотите сказать, что наркотики и деньги ничего в данном случае не значат?
– Да, мистер Райт, именно это я и хочу сказать. Не было оснований останавливать машину. Один ложный шаг испортил все дело, как и говорил защитник.
– Но, ваша честь, это же торговец наркотиками! – не унимался Райт, тыча пальцем в сторону Хеннегана. – Он распространяет заразу в нашем обществе, а вы выпускаете его на все четыре…
– Мистер Райт! – гаркнул судья в микрофон. – Не сваливайте на суд вину за собственную неудачу.
– Обвинение в ближайшие двадцать четыре часа подаст уведомление об апелляции.
– Это ваше право. Будет очень интересно посмотреть, как вам удастся сделать вид, что Четвертой поправки не существует.
Прокурор удрученно поник, а Холлер не упустил возможности подсыпать соли ему на рану.
– Ваша честь, – сказал он, поднявшись, – я хочу возбудить ходатайство о снятии обвинения с моего подзащитного. Нет никаких оснований для продолжения дела.
Йеррид кивнул. Он предвидел это и решил на этот раз сделать шаг навстречу обвинителю.
– Перед окончательным вынесением решения, мистер Холлер, я собираюсь принять это дело к рассмотрению. Возможно, обвинение действительно подаст апелляционную жалобу. Вы хотите еще что-нибудь добавить, господа?
– Нет, ваша честь, – ответил прокурор.
– Да, ваша честь, – сказал Холлер. – Мой подзащитный в данный момент находится под стражей; ему отказано в праве выйти под залог в полмиллиона долларов. Я прошу отпустить его на свободу до подачи апелляции.
– Обвинение протестует, – заявил Райт. – Сообщник Хеннегана сбежал. Нет гарантий, что и он не сбежит тоже. Как я уже говорил, мы собираемся обжаловать судебное решение и вновь дать этому делу ход.
– Понятно, – отозвался Йеррид. – При рассмотрении дела мы затронем и вопрос о поручительстве. Будем ждать, какие шаги предпримет обвинение. Мистер Холлер, вы можете рассчитывать на повторное слушание вашего ходатайства в том случае, если подчиненные окружного прокурора будут затягивать дело.
Судья предупредил Райта, что при этом он будет вынужден вмешаться и принять меры.
– Если у вас все, то на сегодня будем считать заседание закрытым, – сказал он.
Убедившись, что замечаний ни с той ни с другой стороны не последует, Йеррид встал и вышел через служебный ход.
Холлер хлопнул Хеннегана по плечу и, наклонившись к нему, стал объяснять, какую грандиозную победу он только что одержал. Впрочем, это, как понимал Босх, вовсе не означало, что Хеннегана тут же отпустят восвояси. Ничего подобного не произойдет. Вместо этого начнутся переговоры. Дело обвинителей было, безусловно, проиграно, однако они могли, пока Хеннеган находился под стражей, договориться о частичном удовлетворении своих требований. Если бы Хеннеган признал вину, Райт мог бы предъявить ему более легкое обвинение и сократить срок тюремного заключения с нескольких лет до нескольких месяцев. Главная цель прокурорского надзора была бы при этом достигнута, преступление осуждено.
Эта кухня была знакома Босху. Закон был податлив, и юристы всегда могли сторговаться.
Знал это и судья. Он находился в тупиковой ситуации. С одной стороны, всем было ясно, что Хеннеган – наркоделец. Но с другой стороны, арест был произведен неграмотно, и из-за этого улики против Хеннегана теряли свою ценность. Пока он был под стражей, имелась возможность выработать решение, которое не позволило бы ему остаться безнаказанным.
Райт быстро уложил бумаги в портфель и двинулся к выходу, бросив защитнику, что будет на связи.
Холлер кивнул в ответ и тут наконец заметил Босха. Кратко переговорив с клиентом, которого помощник судьи уже пригласил в камеру, адвокат подошел к Босху и спросил:
– Ты много пропустил?
– Я видел главное – мистер Райт сел в лужу.
Холлер расплылся в улыбке:
– Я много лет мечтал утереть нос этому типу.
– Видимо, нужно тебя поздравить.
– Ну, по правде, нечасто удается отразить обвинения прокуроров – я могу перечислить такие случаи на пальцах двух рук.
– Своему клиенту ты тоже это говоришь?
– Его тонкости судопроизводства не интересуют. Все, что он хочет знать, – когда его выпустят.
3
Они зашли в «Траккс» на вокзале Юнион-стейшн. Это был хороший ресторан, и, поскольку вокзал находился недалеко от здания суда, многие юристы, по обыкновению, приходили сюда на ланч. Официантка знала Холлера и даже не стала давать ему меню, удовлетворившись его заказом «как обычно». Босх же заглянул в меню и попросил принести гамбургер и картофель фри, чем, похоже, несколько шокировал Холлера.
По пути в ресторан они беседовали о делах семейных, поскольку были единокровными братьями и имели дочерей одного возраста. С сентября девушки должны были жить вместе в кампусе при Чепменском университете в округе Ориндж. Каждая из них подала заявление о приеме, не подозревая, что другая сделала то же самое, и обе в один день получили через «Фейсбук» подтверждение приема. Узнав об этом, они, естественно, захотели поселиться в одной комнате. Их отцов это устраивало как нельзя больше: так они могли совместно заботиться об образовании и благосостоянии дочерей.
Усевшись же за столиком у окна, через которое был виден вокзальный зал ожидания с его многочисленными выступами и нишами, братья решили, что пора уже сменить тему разговора. Босху нужна была свежая информация по делу, которым по его просьбе занимался Холлер. За год до этого Босх был временно отстранен от работы в Управлении полиции Лос-Анджелеса (УПЛА) из-за небольшой провинности: он взломал дверь кабинета начальника отдела, чтобы просмотреть старые документы, имевшие отношение к убийству, которое он в то время расследовал. Это произошло в воскресенье. Босх не хотел терять сутки, ожидая появления капитана на работе. При всей своей незначительности проступок, по-видимому, стал первым шагом в процессе увольнения Босха.
Хуже всего было то, что он лишился зарплаты. Пенсионные сбережения по опционной программе отсроченного выхода в отставку тоже перестали пополняться, и он не имел доступа к накопительному фонду. Босх обратился в Комиссию по правам, но рассмотрение вопроса могло занять более полугода, и за это время период отсрочки истек бы. У него же не было денег на оплату обучения дочери в колледже и даже на проживание. Пришлось уволиться, чтобы получать пенсию и иметь возможность пользоваться средствами, накопленными в течение отсрочки. Босх подал иск о незаконных действиях управления, вынудивших его оставить работу.
В этот раз Холлер предпочел обсудить вопросы при личной встрече, что, по мнению Босха, было плохим знаком. До сих пор адвокат информировал его о ходе дела по телефону. Вероятно, что-то пошло не так.
– Полагаю, ты очень горд тем, что вызволил этого наркодельца? – заметил Босх.
– Ты же не хуже меня понимаешь, что он никуда не денется, – ответил Холлер. – У судьи не было выбора. А теперь этим займется окружной прокурор и припаяет моему клиенту какой-то срок.
– А чемодан с наличными ему наверняка вернут, – предположил Босх. – У тебя большая доля? Если не возражаешь, спрашиваю из любопытства.
– Пять штук плюс автомобиль. В тюрьме он ему не понадобится. Я знаю одного ликвидатора, который займется этим. Получу сверху еще пару тысяч.
– Неплохо.
– Неплохо, Гарри, если только все срастется. Мне надо оплатить разные счета. Хеннеган нанял меня, так как прочитал мое имя на автобусной остановке, пока сидел в патрульной машине на углу Флоренс-авеню, – и запомнил телефон. Я заказал шестьдесят рекламных постеров, расклеенных по Норманди и всему городу, и угрохал на это изрядную сумму. Если стремишься вперед, будь готов раскошеливаться.
Босх настоял на том, чтобы заплатить Холлеру за помощь в продвижении его иска, но, разумеется, плата была мизерной по сравнению с заоблачными высотами, которых ежедневно достигал адвокат, работая на Хеннегана. Взяв помощника для выполнения заданий вне стен суда, Холлеру удалось даже снизить затраты по иску. Он называл это правоприменительной скидкой.
– Кстати, о деньгах, – заметил Холлер. – Ты представляешь, во сколько нам обойдется учеба в Чепмене?
– Потратим целую пропасть денег. Больше, чем я заработал за первые десять лет в полиции. Но у Мэдди двойная стипендия. А как с этим у Хейли?
– Тоже вполне успешно, и это, разумеется, упрощает задачу.
Босх кивнул. Похоже, они поговорили обо всем, кроме того, ради чего встретились.
– Ну, выкладывай плохие новости, пока нам не принесли еду, – сказал он.
– Какие плохие новости?
– Я не знаю. Просто ты впервые назначаешь мне встречу, чтобы обсудить дела. Я понимаю это как плохой знак.
– Да нет, – энергично возразил Холлер, – я вообще не собирался обсуждать твои раздоры с УПЛА. Дело потихоньку продвигается. Как мы загнали их в угол, так они там и сидят. Нам нужно подумать о другом. Я хочу нанять тебя, Гарри.
– Нанять? Для чего?
– Ты ведь знаешь, что я занимаюсь делом Лекси Паркс, защищаю Да’Куана Фостера?
Босх не ожидал, что беседа примет такой оборот.
– Ну да, я слышал про твоего Фостера. Но какое отношение я…
– Понимаешь, Гарри, через шесть недель состоится суд, а у меня нет даже самой ерундовой зацепки, чтобы защитить его. Он невиновен, поверь мне, а наша замечательная судебная система перемелет его с хрустом. Если я ничего не предприму, его будут судить за убийство. Вот я и хочу, чтобы ты что-нибудь раскопал.
Холлер с такой горячностью подался в сторону Босха, что тот невольно отпрянул. У него уже не в первый раз возникло ощущение, что он не знает чего-то, известного всем вокруг. После ухода в отставку он далеко не всегда был в курсе последних городских событий. Он знал, что велось громкое дело об убийстве Лекси Паркс и что обвиняли Да’Куана Фостера, но это было все. Полгода он избегал читать газетные статьи и смотреть телепередачи, напоминавшие ему о деле, которому он отдал почти тридцать лет жизни, – о расследовании убийств. Он даже приступил к осуществлению давным-давно задуманного, но так и не реализованного плана реставрации мотоцикла «харлей-дэвидсон», вот уже пару десятков лет ржавевшего и пылившегося в гараже.
– У тебя же был в сыщиках какой-то амбал с кулачищами, – сказал Босх.
– Ну да – Сиско. Но он временно нетрудоспособен, да и вообще ему такое не по зубам. Я беру дела об убийствах не чаще чем раз в два года, а за это взялся лишь потому, что Фостер мой давний клиент. Ты мне очень нужен, Гарри.
– Нетрудоспособен? А что с ним такое?
Холлер резко дернул головой, словно его вдруг пронзила боль.
– Парень носится на своем «харлее» целыми днями по любым дорогам, перескакивая с одной полосы на другую. Гоняет в новомодном шлеме, из тех, что не защищают шею и оказываются полной бутафорией в критических ситуациях. Я предупреждал, что рано или поздно он доиграется, и попросил его завещать мне свою печень. Таких лихачей называют мотодонорами. Пусть даже они классно управляют мотоциклом, всегда найдется какой-нибудь лопух, из-за которого они и погорят.
– И что с ним произошло?
– Мчал недавно по бульвару Вентура, и какой-то придурок неожиданно подрезал его и выпихнул на встречную полосу. Сиско удалось увернуться от одного автомобиля, но затем пришлось соскочить с мотоцикла – у него не было передних тормозов. В результате проехался на бедре через весь перекресток. Хорошо еще, что на нем был кожаный комбинезон, который смягчил удар, но связки колена полетели к черту. Передвигаться он не может, и врачи говорят о полной замене коленного сустава. Но дело не в этом. Сиско проявил себя как отличный детектив защиты, однако мне нужен сыщик с опытом расследования убийств. Если Фостера осудят, Гарри, это будет мучить меня до конца дней. Невиновные клиенты навсегда оставляют шрамы – надеюсь, ты понимаешь меня.
Босх внимательно выслушал брата и, помолчав, сказал:
– У меня другие планы на ближайшее будущее.
– Какое-то расследование?
– Нет, реставрация старого мотоцикла.
– Господи! И ты, Босх?
– У меня такой же «харлей», пятидесятого года, какой был у Ли Марвина в фильме «Дикарь». Он достался мне от одного парня, с которым я служил двадцать лет назад. Парень написал завещание, по которому оставлял мне свой мотоцикл, и спрыгнул со скалы в Орегоне. С тех пор «харлей» хранится у меня.