– Уни знает все про все.
Они поднялись еще на этаж и теперь стояли на площадке перед экскурсионным залом и складывали одеяла. Дедушка Ян закончил первым и ждал Скола.
– Готово, – сказал тот, прижимая одеяло к груди и разглаживая синие складки.
– Знаешь, почему я назвал тебя Сколом?
– Нет.
– От слова «осколок». Кусочек. Осколок своих предков.
– А-а.
– Я не имел в виду твоего отца или даже себя. Ты похож на моего дедушку. Из-за глаза. У него тоже был зеленый глаз.
Скол пошевелился, мечтая, чтобы дедушка скорее закончил разговоры и они бы вернулись куда положено.
– Знаю, ты не любишь о нем говорить, хотя стыдиться тут нечего. Немножко отличаться от других совсем не зазорно. Ты даже не представляешь, какие раньше все были разные. Твоего прапрадеда, очень отважного и одаренного товарища, звали Ганнон Райбек, – цифры к именам тогда не прибавляли. Он строил первую марсианскую колонию. Гордись, что у тебя его глаз. В наши дни ученые ковыряются в генах, драка их побери, – извини, пожалуйста, – но, может статься, с твоими вышла промашка и у тебя не только зеленый глаз, а и немного дедова таланта и смелости. – Он уже начал открывать дверь и тут снова повернулся к Сколу. – Попробуй хотеть чего-нибудь. За день-два до следующей терапии. В это время легче всего желать, беспокоиться…
Когда они вышли из лифта в вестибюль первого этажа, их уже ждали родители и Мира.
– Где вы ходите? – спросил отец, а Мира, держа в руке миниатюрный оранжевый блок памяти (невсамделишный), добавила:
– Мы заждались!
– Смотрели на Уни, – ответил дедушка.
– Так долго? – удивился отец.
– Да.
– Вы должны были уступить место другим товарищам.
– Это ты должен, Майк, – улыбнулся дедушка. – А мой наушник сказал: «Ян, дружище, сколько лет, сколько зим! Можете с внуком стоять и смотреть в свое удовольствие!»
Отец недовольно отвернулся.
Они отправились в столовую, запросили кейки и колу – кроме дедушки, который не хотел есть, – и пошли за купол на лужайку для пикника. Дедушка показал Сколу Пик Любви и подробнее объяснил, как бурили туннель, что очень удивило отца – туннель для тридцати шести не таких уж больших блоков. Дедушка сказал, что этажом ниже есть еще блоки, но не уточнил, сколько, какие они огромные и как там холодно и безжизненно. Скол тоже промолчал. Странное ощущение – знать, что они с дедом что-то скрывают; это выделяло их и в то же время роднило между собой.
Пообедав, они направились в автопорт и встали в очередь. Дедушка Ян проводил родных до сканеров и попрощался, объяснив, что вернется домой с двумя приятелями из Ривербенда, которые в тот день тоже должны были приехать на экскурсию. Он называл Ривербендом место, где жил, – 55131.
Когда Скол в следующий раз увидел Боба НЕ, наставника, он рассказал про дедушку Яна: что он не любит Уни и хочет спорить с ним и что-то ему объяснять.
Боб улыбнулся.
– Такое иногда приключается с ровесниками твоего деда. Не волнуйся.
– Надо сказать Уни. Пусть ему назначат дополнительную терапию или более сильные лекарства.
– Ли! – Боб наклонился через стол. – Производство препаратов для терапии – дело дорогостоящее и трудоемкое. Если пожилым товарищам давать их, сколько требуется, то может не хватить молодым, а они Семье все-таки важнее. Чтобы синтезировать для всех достаточно лекарств, пришлось бы забросить более важные задания. Уни знает, что делать, сколько чего есть в наличии и кому что нужно. Это только кажется, что твой дедушка недоволен, поверь мне. Он просто любит поворчать. Когда нам перевалит за пятьдесят, мы будем такими же.
– Он говорил плохое слово, на «д».
– Типично для пожилых. Они ничего такого не имеют в виду. Пойми, слова сами по себе не «грязные» – оскорбительны стоящие за ними действия. Товарищи вроде твоего дедушки говорят, но не делают. Это не очень хорошо, однако само по себе не болезнь. А как дела у тебя? Какое-нибудь напряжение? Давай предоставим дедушку его собственному наставнику.
– Нет, – ответил Скол, вспоминая, как не коснулся сканера и без разрешения Уни ходил на нижние этажи. Почему-то вдруг не захотелось рассказывать об этом Бобу. – Никакого напряжения. Все супер.
– О’кей. Когда мы с тобой снова увидимся? В пятницу?
Приблизительно через неделю дедушку Яна перевели в США60607. Скол с родителями и Мирой поехал в аэропорт ЕВР55130 его провожать.
В зале ожидания, пока остальные наблюдали сквозь стекло за идущими на посадку, дедушка отвел мальчика в сторону и ласково улыбнулся.
– Скол Зеленый Глаз.
Скол насупился, но тут же постарался себя перебороть.
– Просил для меня дополнительную терапию? – продолжал дед.
– Да. А ты откуда знаешь?
– Догадался. Береги себя, Скол. Помни, чей ты осколок и что я тебе говорил: попробуй хотеть чего-нибудь.
– Хорошо.
– Посадка заканчивается, – сказал отец.
Дедушка Ян поцеловал их всех на прощание и присоединился к выходящим пассажирам. Скол смотрел через стекло, как он, выделяясь ростом, шагает в сгущающихся сумерках к самолету, а в нескладной длинной руке болтается дорожная сумка. У трапа повернулся, помахал – Скол замахал в ответ, надеясь, что его видно, – и приложил запястье к сканеру. Темноту и пространство прорезал зеленый огонек. Дедушка ступил на трап и медленно поехал вверх.
Обратную дорогу в машине Скол молча думал, что ему будет не хватать воскресений и праздников с дедушкой Яном. Только с чего бы? Он такой старый, странный и необычный… Вдруг Скол понял, что в том-то и причина – он странный, необычный и никто его не заменит.
– Что случилось? – спросила мама.
– Я буду скучать по дедушке.
– И я. Но можно иногда видеться по телефону.
– Хорошо, что он уезжает, – сказал отец.
– А я не хочу. Я хочу, чтобы его перевели обратно.
– Вряд ли. Да оно и к лучшему. Он плохо на тебя влиял.
– Майк! – произнесла мама.
– Не начинай эту ткань. Меня зовут Иисус. А его – Ли.
– А меня Мира, – вставила сестра.
Глава 3
Скол ничего не забыл и часто думал о желаниях и мечтах, как дедушка в десять лет – о строительстве Уникомпа. Раз в несколько дней он размышлял перед сном о всевозможных заданиях и вспоминал известные ему профессии: прораб на стройке, как дедушка; техник-лаборант, как отец; специалист по физике плазмы, как мама; фотограф, как папа приятеля; врач; наставник; стоматолог; космонавт; актер; музыкант. Все они казались более или менее одинаковыми, и, чтобы по-настоящему захотеть, надо было сначала выбрать. Странная мысль – выбирать, решать. Сам себе кажешься маленьким. И в то же время – большим.
Однажды Скол вспомнил, как давным-давно строил домики из конструктора (моргающий красный запрет Уни), и подумал, что интересно проектировать дома. Это было накануне терапии, – подходящее, по словам дедушки, время, чтобы тренироваться в хотении. На следующий день мысли о больших зданиях уже не радовали. Собственно говоря, сама идея предпочитать определенную профессию казалась глупой и до-У, и он сразу же заснул.
Накануне следующей терапии он вновь придумывал дома – разные, а не только трех стандартных форм – и размышлял, почему интерес к этой идее месяц назад ни с того ни с сего пропал. Терапия предупреждает болезни, снимает напряжение, женщины не рожают слишком много детей, а у мужчин не растут волосы на лице. Почему же от нее интересная идея вдруг становится неинтересной? Факт оставался фактом: так было и в этом месяце, и в следующем, и потом.
Скол подозревал, что подобные мысли – своего рода эгоизм. Если и так, прегрешение невелико – часок-другой перед сном, ни разу во время учебы или просмотра телепередач, – и он не считал нужным говорить Бобу НЕ, как не сказал бы о минутном волнении или случайном сне. Каждую неделю на вопрос о самочувствии он отвечал «просто супер». Старался не заниматься хотением слишком часто или долго и всегда высыпаться, а по утрам, умываясь, разглядывал себя в зеркале, все ли в порядке. В порядке. За исключением глаза, конечно.
В 146-м семью Скола и почти всех ее соседей перевели в АФР71680. В их новом, только что построенном доме лежали зеленые, а не серые дорожки в коридорах, экраны телевизоров были шире, а мебель – мягкой, но не регулируемой.
Пришлось ко многому привыкать: жаркому климату, тонким и светлым комбинезонам, старому, медленному, вечно ломающемуся монорельсу, солоноватым и каким-то невкусным макси-кейкам в зеленоватой фольге.
Новой наставницей Скола и его семьи стала Мэри СЗ14Л 8584. Она была на год старше матери, хотя выглядела моложе.
Приноровившись к жизни в 71680 – школа, по крайней мере, ничуть не отличалась, – Скол возобновил развлечение хотением. Теперь он понимал, что профессии сильно разнятся, и гадал, что же выберет для него Уни, когда придет время. Уни, с его двумя этажами холодных стальных блоков и пустыми отдающими эхом коридорами… Жаль, что дедушка Ян не сводил его ниже, к людям. Было бы спокойнее думать, что профессию тебе выбирает не только компьютер, а и несколько товарищей; если что-то не нравится, можно попробовать объяснить…
Дедушка звонил дважды в год – запрашивал чаще, но не получал разрешения. Он постарел, в улыбке пряталась усталость. Часть США60607 перестраивали, и он руководил проектом. Скол с радостью сказал бы ему, что тренируется хотеть, однако рядом перед экраном стояли родители с Мирой. Однажды, в самом конце, он произнес: «Я стараюсь», – и дедушка Ян улыбнулся, совсем как раньше, и ответил: «Молодчина!»
После звонка отец спросил:
– Стараешься что?
– Ничего.
– Нет, ты на что-то намекал.
Скол передернул плечами.
Мэри СЗ во время следующей встречи тоже завела разговор.
– Что ты имел в виду, когда сказал дедушке, что стараешься?
– Ничего.
– Ли, – укоризненно поглядела Мэри, – стараешься что?
– Не скучать по нему. Когда его перевели в Сша, он просил меня не скучать, потому что все товарищи одинаковые и он в любом случае будет звонить при первой возможности.
– Ясно. – Она продолжала с сомнением смотреть на Скола. – Почему же ты сразу не объяснил?
Он пожал плечами.
– Ты по нему скучаешь?
– Немного. Стараюсь не скучать.
Начался секс, и думать о нем было еще круче, чем упражняться в хотении. Скол и раньше слышал, что оргазм – штука крайне приятная, но не ожидал такой почти невыносимой сладости собирания всех чувств в одно, восторга кульминации и следующей за ним блаженной бессильной истомы. И не он один – всему классу это было в новинку. Они ни о чем другом не говорили и с удовольствием посвятили бы сексу все свое время. Скол с трудом сосредоточивался на электронике и астрономии, не говоря уже о различиях между профессиями.
Несколько месяцев спустя, однако, они успокоились, привыкли и отвели новому наслаждению в недельной рутине его законный субботний вечер.
В одну из таких суббот, когда Сколу исполнилось четырнадцать, он с друзьями поехал на великах на красивый белый пляж в нескольких километрах к северу от АФР71680. Солнце тонуло в океане. Они прыгали, толкали друг друга и брызгались в розоватых пенных волнах, а потом сидели вокруг костра на песке и угощались кейками, колой и ломкими сладкими кусочками разбитого тут же кокоса. Слушали блокфлейту, на которой пытался играть один из ребят. А когда пламя распалось на угли, разошлись по парам, каждая на свое одеяло.
Девушку Скола звали Анна ВФ, и после оргазма – как показалось, самого лучшего в жизни – накатила нежность и захотелось ей за это наслаждение что-то дать. Карл ГГ подарил Йин АП красивую ракушку, Ли ОС своей спутнице – музыку, тихо наигрывая сейчас на флейте. У Скола для Анны не было ни ракушки, ни песни – совсем ничего, кроме разве что мыслей.
– Давай думать о чем-нибудь интересном, – предложил он, лежа навзничь и обнимая ее одной рукой.
– Ага. – Она прижалась теснее, положила голову ему на плечо, а руку – на грудь.
Он чмокнул ее в лоб.
– Например, о разных профессиях…
– М-м?
– Какую бы ты выбрала, если бы пришлось выбирать?
– Выбирать?
– Да.
– Как это?
– Выбирать. Иметь. Заниматься. Что тебе больше нравится? Врач, инженер, наставник…
Она подперла голову рукой и прищурилась.
– То есть?
Он вздохнул.
– Нам назначат профессию, так?
– Так.
– А если бы нет? Если бы пришлось выбирать самим?
– Дребедень какая-то, – отозвалась она, рисуя пальцем у него на груди.
– Интересно же.
– Давай опять трахаться.
– Погоди. Представляешь, всякие профессии. И нам решать…
– Не хочу. – Она перестала водить пальцем. – Это бред. А ты чокнулся. За нас выбирают, и думать тут не о чем. Уни знает, какие у нас…
– Да пошел он в драку! Притворись на минуту, что мы живем в…
Анна перевернулась на живот, затылком к нему, и напряженно застыла.
– Извини, – сказал он.
– Мне тебя жалко. Ты болен.
– Нет.
Она молчала.
Скол сел и в отчаянии поглядел на ее непреклонную спину.
– Нечаянно вырвалось. Прости.
Тишина.
– Это же всего-навсего слово, Анна.
– Ты болен.
– О, злость возьми!
– Вот видишь!
– Слушай. Забудь. Забудь все, а? Просто забудь. – Он погладил ее между бедрами, но она сомкнула их, не пуская его руку.
– Ладно тебе! Что ты дуешься! Я же извинился. Давай трахаться. Хочешь, полижу?
Через некоторое время она расслабила ноги и позволила себя пощекотать.
Потом села.
– Ли, ты больной?
– Нет. – Он выдавил смешок. – Вовсе нет.
– Выбирать профессию!.. Сказанул! Да каким образом? Мы не можем все учесть!
– Просто думаю об этом. Нечасто. Почти никогда.
– Чудные у тебя мысли. Звучит… прямо до-У.
– Больше не буду, обещаю. – Он поднял правую руку, и браслет съехал. – Клянусь любовью к Семье! Иди сюда, я тебя полижу.
Она с озабоченным видом опустилась на одеяло.
На следующее утро без пяти десять позвонила Мэри СЗ. Попросила зайти.
– Когда?
– Прямо сейчас.
– Хорошо. Иду.
– Зачем ты понадобился ей в воскресенье? – удивилась мать.
– Не знаю.
Скол знал. Анна ВФ позвонила наставнику.
Он ехал на эскалаторе, все вниз и вниз, гадая, много ли рассказала Анна и как ему теперь выкручиваться; неожиданно к горлу подступили слезы и захотелось признаться Мэри, что он больной и эгоистичный лгун. На соседних эскалаторах товарищи безмятежно улыбались и с удовольствием слушали бодрую музыку из динамиков; один он чувствовал себя виноватым и несчастным.
В отделении наставников было непривычно тихо. Кое-где переговаривались, однако большинство кабинок пустовало, на столах царил порядок, кресла ждали хозяев. В одной из кабинок товарищ в зеленом комбинезоне ковырял отверткой телефон.
Встав на кресло, Мэри украшала рождественскими флажками картину «Уэй обращается к химиотерапевтам». На столе лежали мотки красных и зеленых флажков, стоял открытый телекомп и контейнер чая.
– Это ты, Ли? – спросила она, не оборачиваясь. – Быстро!.. Садись.
Скол сел. На экране телекомпа горели зеленые символы. Кнопка «ввод» удерживалась в нажатом состоянии с помощью сувенирного пресс-папье из РОС81655.
– Не падай, – приказала Мэри гирлянде и, не отрывая от нее глаз, слезла. Флажки не шелохнулись.
Она придвинула кресло, улыбнулась и села; взглянула на экран, отхлебнула чая и снова улыбнулась.
– Товарищ говорит, что тебе нужна помощь. Девушка, которую ты вчера трахал, Анна… – Мэри бросила взгляд на экран. – ВФ35Х6143.
Скол кивнул.
– Я сказал неприличное слово.
– Два, но это не важно. По крайней мере, по сравнению с остальным. Ты предлагал представить, что нет Уникомпа, и выбрать себе профессию.
Скол принялся рассматривать красно-зеленые мотки флажков.
– И часто ты об этом думаешь, Ли?
– Только изредка. В свободный час или ночью; в школе и во время телепередач – ни разу.
– Ночь тоже считается. Ночью надо спать.