Я знал его по фотоснимкам, да еще Пенни и Родж о нем рассказали. Я подал комиссару руку, осведомился, как его синусит, поблагодарил за приятное времяпрепровождение в прошлый мой приезд, побеседовал с его референтом в той благожелательной мужской манере, которая так хорошо давалась Бонфорту, а затем обратился к юной леди. Я знал, что какие-то дети у Бутройда есть и среди них – дочь, и это, судя по возрасту, наверняка она. Но ни я, ни Родж с Пенни не знали, встречался я с ней уже или нет.
Однако тут помог сам Бутройд:
– Вы еще незнакомы – это Дейдре, моя дочь. Прямо-таки заставила взять ее с собой!
В записях, по которым я изучал роль, не было ничего о том, как Бонфорт обращается с детьми, а потому следовало, не мудрствуя лукаво, быть Бонфортом – вдовцом за пятьдесят, без детей или хотя бы племянников. И уж тем более без опыта общения с девочками-подростками. Зато с богатейшим опытом общения со взрослыми любых мастей! И потому я повел себя так, будто она по крайней мере раза в два старше, чем есть, даже поднес ее руку к губам, хоть и не поцеловал. Щеки ее ярко вспыхнули, но девочка была явно польщена.
Бутройд снисходительно поглядел на нее:
– Ну что ж ты? Спроси, не стесняйся. Другого раза может не быть!
Она совсем раскраснелась и пролепетала:
– Сэр… Нельзя ли попросить ваш автограф? Девочки в нашей школе все собирают… У меня даже мистера Кироги есть… Если вас не затруднит… Я очень хотела бы ваш.
На свет божий появился небольшой блокнот, прятавшийся до этого за ее спиной. Тут я ощутил себя водителем вертолета, у которого потребовали права, а они дома, в других штанах. Роль-то я изучал прилежно, однако кто мог знать, что придется подделывать подпись?! А-а-а, провались ты, невозможно же заучить все за два с половиной дня!
Но Бонфорт просто не мог отказать в подобной ерунде, а я был Бонфортом, не забывайте. Весело улыбнувшись, я спросил:
– У вас уже есть автограф мистера Кироги?
– Да, сэр…
– Только подпись?
– Да. И еще он приписал: «С наилучшими пожеланиями».
Я подмигнул Бутройду:
– Видали, а?! «С наилучшими пожеланиями»! Юным леди я меньше чем «с любовью» никогда не пишу! Мы с вами, мисс, знаете что сделаем…
Взяв у нее блокнот, я осмотрел его. Дэк, нервничая, напомнил:
– Шеф, время!
– Не беспокойтесь, капитан, – сказал я, не оборачиваясь, – все марсиане на свете могут подождать, пока не будет исполнено желание юной леди. – Я передал блокнот Пенни. – Запишите размеры, а потом напомните мне послать фото, которое сюда подойдет, – и с автографом, разумеется.
– Да, мистер Бонфорт.
– Устроит вас это, мисс Дейдре?
– Ура! Еще бы!
– И прекрасно. Очень рад знакомству. Ну что ж, капитан, в путь? Господин комиссар, вон та машина – не наша?
– Ваша, мистер Бонфорт. – Комиссар, недовольно морщась, покачал головой. – Похоже, вы обратили в свою экспансионистскую ересь члена моей семьи. Не очень-то честно, а?
– Урок, урок вам, ха-ха! Не берите с собой дочерей в дурные компании! Верно, мисс Дейдре? – Я пожал ему на прощанье руку. – Рад был видеть вас, господин комиссар. Спасибо за встречу: нам пора!
– Да, конечно. Рад был вас видеть.
– Спасибо, мистер Бонфорт!
– Вам спасибо, дорогая мисс!
Не торопясь, чтобы не показаться в стереозаписи суетливым или взволнованным, я направился к машине. Вокруг кишмя кишели фотографы, репортеры, операторы и прочие охотники до новостей. Билл удерживал их в стороне. Когда мы подошли, он, помахав нам, крикнул: «Счастливо, шеф!» – и вернулся к беседе. Родж, Дэк и Пенни сели со мной в машину. На поле толкалась целая толпа, не такая, конечно, как в земных портах, но все-таки. После того как Бутройд меня признал, на их счет я не беспокоился – однако здесь наверняка были и те, кто точно знал о подмене.
О них я постарался забыть. Сейчас они не могли причинить мне вреда, не засветившись.
Машина оказалась герметичным «роллс-аутлендером», но кислородной маски я, по примеру других, не снял. Я поместился справа, рядом – Родж и Пенни, а Дэку с его длинными ножищами досталось одно из откидных сидений. Водитель оглядел нас сквозь перегородку и нажал стартер.
Родж вздохнул облегченно:
– Фу-ты! Я уж было перепугался.
– А, не стоило того. Давайте теперь помолчим, хорошо? Хочу повторить речь.
Речь я и так знал на отлично, просто хотелось поглазеть на марсианские пейзажи. Машина шла по северному краю поля, мимо вереницы пакгаузов. Пока что глазеть можно было лишь на рекламы: «Вервайс трейд компани», «Диана аутлайнз, лимитед», «Три Планеты», «И. Г. Фарбениндустри»… Марсиан кругом было так же много, как и людей. Мы, кроты, считаем марсиан медлительнее улиток, и справедливо: таковы они в гостях, земное притяжение для них тяжеловато. Не то на Марсе – уж здесь они на своих «подошвах» скользят легче, чем камешки по воде!
К югу от нас лежала плоская равнина, и тянулся к непривычно близкому горизонту Большой канал. Противоположного берега было не разглядеть. Впереди виднелось Гнездо Кккаха. Сказочный город! Я всматривался в него, и даже сердце замирало от этой изящной, хрупкой красоты… И тут Дэк внезапно рванулся вперед.
Мы уже миновали полосу оживленного движения у складов, но машине, выскочившей из-за поворота, я никакого значения не придал. А Дэк, видать, постоянно держал ухо востро: стоило встречной машине приблизиться, он неожиданно опустил перегородку, перегнулся через шофера и вцепился в баранку. Машина рванулась вправо, едва не врезавшись во встречную, затем влево, чудом не вылетев с шоссе. Ох как своевременно было то чудо! Дорога в этом месте шла по самому берегу канала.
В «Эйзенхауэре» два дня назад я был Дэку не помощник: безоружен, да и не ожидал ничего такого. Сейчас я был столь же безоружен, даже пломбы с ядом и той не было, зато вел себя гораздо лучше. Дэк, перегнувшийся через спинку сиденья, все внимание сосредоточил на дороге. Шофер, сперва опешивший, теперь пытался вырвать у него руль.
Я подался вперед, левой сдавил шоферу горло, а большим пальцем правой ткнул его в бок:
– Шевельнешься – получишь пулю!
Голос принадлежал злодею из «Джентльмена со второго этажа», реплика тоже оттуда.
Мой пленник притих. Дэк быстро спросил:
– Родж, что они там?
Клифтон, посмотрев назад, ответил:
– Разворачиваются.
– О’кей. Шеф, держите его на мушке, пока я не пересяду.
С этими словами он уже перебирался за руль. Буркнув что-то о неумеренной длине своих ног, Дэк уселся наконец и дал газу.
– Вряд ли что-нибудь на четырех колесах догонит «роллс» на прямой трассе. Родж, как они там?
– Только развернулись!
– Отлично! А с этим субчиком что? Может, выкинуть?
Жертва моя задергалась, сдавленно сипя:
– Э-э-э! Что я вам сделал?!
Я нажал пальцем посильней, он заткнулся.
– Абсолютно ничего, – согласился Дэк, не спуская глаз с дороги. – Разве что замышлял малюсенькую такую аварию, как раз чтобы мистер Бонфорт опоздал. И если б я вовремя не усек, что ты шкуру свою бережешь и сбавляешь скорость, у тебя бы, глядишь, получилось. Кишка тонка оказалась, да?
Он повернул так резко, что машина встала на два колеса, а гироскоп ее тревожно загудел, восстанавливая равновесие.
– Ну что там, Родж?
– Отстали.
– Ага.
Дэк не сбавлял скорость – мы делали больше трехсот в час.
– Вряд ли они устроят пальбу – тут у нас их приятель. Как полагаешь, ты? Или не задумаются списать тебя в расход?!
– Не понимаю, о чем вы говорите, но за свои безобразия вы точно ответите!
– Точно, говоришь? Да неужели? Думаешь, четверым уважаемым людям не поверят, а поверят твоей рецидивистской роже? Или, скажешь, ты не ссыльный? В любом случае мистер Бонфорт предпочел доверить машину мне, ты, естественно, не мог ему отказать.
Колесо наше на что-то наткнулось; машину тряхнуло, и мы с пленником чуть не прошибли макушками потолок.
– «Мистер Бонфорт»! – пленник грязно выругался.
Выдержав паузу, Дэк заметил:
– А знаете, шеф, не стоит, пожалуй, его выкидывать. Сейчас вас отвезем, а потом этим типом займемся – там, где потише. Думаю, если умеючи поспрошать, он много чего расскажет.
Шофер затрепыхался. Я сильней сдавил его глотку и еще раз ткнул пальцем. Не слишком уж похоже на пистолет, но поди проверь! Пленник угомонился и буркнул:
– Не посмеете вы мне наркоту колоть!
– Боже, как вы могли подумать! – В голосе Дэка звучало неподдельное возмущение. – Ведь это противозаконно! Пенни, дорогая, шпилька у тебя найдется?
– Конечно, – ответила Пенни. Судя по голосу, она ничего не поняла (как и я), но нисколько не испугалась (в отличие от меня).
– И чудесно. Малыш, тебе загоняли когда-нибудь шпильку под ноготь? Говорят, снимает даже гипноблоки – действует непосредственно на подсознание или вроде того. Только вот звуки, которые при этом издает пациент, несколько резковаты для слуха; поэтому мы с тобой поедем в дюны, там никто, кроме скорпионов, не услышит. А когда ты нам все расскажешь, для тебя наступит весьма приятный момент: отпустим на все четыре стороны. Иди себе куда хочешь, до города недалеко. Но – слушай внимательно! – если будешь предельно любезен и вежлив в обращении, получишь награду. Мы дадим тебе в дорогу твою маску.
Дэк замолчал, некоторое время слышался лишь свист разреженного марсианского воздуха. На Марсе человек без кислородной маски пройдет ярдов двести, и то если он в приличной форме. Я, правда, читал об одном – он ухитрился пройти почти полмили, прежде чем загнулся. А одометр показывал, что до Годдард-Сити около двадцати трех километров.
Пленник заговорил:
– Не знаю я ничего, ребята, честно! Меня наняли, чтоб тачку вам расшиб!
– Ну, мы тебе поможем вспомнить.
Машина приближалась к воротам марсианского города.
– Здесь мы вас оставим, шеф. Родж, возьми свою пушку, присмотри за гостем. Шефу пора.
– Да, верно.
Родж придвинулся поближе и тоже ткнул пленника пальцем. Я откинулся назад. Дэк, посмотрев на часы, удовлетворенно заметил:
– На четыре минуты раньше срока! Отличная машина, мне бы такую. Родж, не нависай, мешаешь.
Клифтон посторонился. Дэк профессионально рубанул пленного ребром ладони по горлу. Тот отключился.
– Это его угомонит на время. Нельзя допустить переполоха на глазах у всего Гнезда. Что там со временем?
В запасе оставалось еще три с половиной минуты.
– Вы должны появиться точно вовремя. Ни до, ни после – секунда в секунду. Понимаете?
– Да, – хором ответили мы с Клифтоном.
– Тридцать секунд, чтобы подняться по пандусу. У вас еще три минуты. Что собираешься делать?
– Нервы в порядок привести, – вздохнул я.
– Да в порядке твои нервы, старина. Поздравляю, не растерялся. Ничего, еще часа два – и отправишься домой с грудой денег, карманы не выдержат! Остался последний рывок.
– Твои б слова – да богу в уши. Дэк?
– Да?
– Отойдем на минуту. – Я вылез из машины и поманил Дэка в сторонку. – А что будет, если я в чем-нибудь ошибусь?
– А? – Дэк глянул удивленно, затем рассмеялся – немного слишком сердечно. – Не ошибешься. Пенни говорила, ты сложил в черепушку все, что надо.
– И все-таки?
– Ты не можешь провалиться, тебе говорят. Я все понимаю; сам когда-то сажал корабль в первый раз. Но там, как дошло до дела, просто времени не было бояться.
В разреженном воздухе непривычно тонко прозвучал голос Клифтона:
– Дэк! Вы следите за временем?
– Куча времени – больше минуты!
– Мистер Бонфорт! – Это была Пенни.
Я подошел к ней, она вылезла из машины и протянула руку:
– Удачи, мистер Бонфорт!
– Спасибо, Пенни.
Родж пожал мне руку, Дэк хлопнул по плечу:
– Тридцать пять секунд. Пора.
Я кивнул и зашагал вверх, к воротам. Должно быть, добрался я до них с запасом в секунду-две – массивные створки распахнулись, стоило мне к ним подойти. Я перевел дух, в последний раз проклял эту дурацкую маску…
…И вышел на сцену.
Сколько раз вы это проделывали – никакого значения не имеет. Премьера! Занавес пошел! Ваш выход! – и дух перехватывает, и замирает сердце. Конечно, вы знаете роль. Конечно, вы спросили импресарио, сколько народу в зале. Конечно, вы все это в точности проработали на репетициях. Все равно. Ваш выход – и сотни глаз направлены на вас; публика ждет, что вы скажете, ждет, что вы сделаете, может, даже ждет, что вы забудете роль… И все это вы чувствуете. Потому-то в театрах и есть суфлеры.
Осмотревшись, я увидел здешнюю публику, и мне жутко захотелось удрать. Впервые за три десятка лет я почувствовал мандраж на сцене.
Будущие родственники заполняли все вокруг, на сколько видел глаз. По обе стороны оставленного для меня прохода их были тысячи – точь-в-точь грядка, плотно засаженная спаржей. Я знал, что первым делом должен пройти по этому проходу до пандуса, ведущего во внутреннее Гнездо.
Я не мог сделать и шагу.
Тогда я сказал себе: «Парень, ты – Джон Джозеф Бонфорт! До этого ты бывал здесь десятки раз! Все это – твои друзья. И ты здесь потому, что сам так хотел, и они тоже рады видеть тебя сегодня! А ну, давай пошел! Там-там-та-там! А вот и новобрачная!»
И я снова стал Бонфортом. Дядюшкой Джо Бонфортом, желающим исполнить это все как нельзя лучше – для чести и блага народа моей планеты и моих друзей-марсиан. Я сделал глубокий вдох и пошел.
Глубокий вдох меня и выручил – я почуял небесный аромат. Тысячи и тысячи марсиан – собранные вместе, они благоухали так, словно здесь кто-то выронил и разбил целый ящик «Вожделения джунглей». Уверенность, что я действительно чувствую запах, даже заставила обернуться, поглядеть, не идет ли следом Пенни. Пальцы мои все еще хранили тепло ее руки.
Я захромал по оставленному мне коридору, стараясь двигаться с той же скоростью, что марсиане на своей родной планете. Толпа смыкалась позади. Иногда малыши убегали от старших и прыгали передо мной. Малыши – я хочу сказать, марсиане, только что прошедшие стадию деления, они вдвое меньше «взрослых» по росту и весу. Их, пока не подрастут, из Гнезд никуда не выпускают; потому мы забываем порой, что бывают на свете и маленькие марсиане. Чтобы подрасти и восстановить память и знания, им требуется лет пять. А сразу после деления марсианин – абсолютный идиот, ему даже до слабоумного еще расти и расти. Перераспределение генов после конъюгации и регенерация после деления надолго выбивают его из колеи, об этом была целая лекция на одной из кассет Бонфорта в сопровождении не шибко качественной любительской съемки.
Малыши, веселые, дружелюбные идиотики, полностью освобождены от любых приличий и всего, что с ними связано. Марсиане в них души не чают.
Два таких малыша, совсем еще маленькие, выскользнули из толпы и встали, загородив проход, будто два несмышленых щенка посреди шоссе. Оставалось либо тормозить, либо сбивать их с ног.
Я затормозил. Они придвинулись вплотную, теперь уже окончательно перекрыв коридор, и, выпустив ложнолапки, зачирикали, обмениваясь впечатлениями. Я их совершенно не понимал, а они немедленно вцепились в мою одежду и принялись шарить в нарукавных карманах.
Толпа тесно обступила коридор, и обойти малышей я не мог. Что же делать? Малыши были так милы, что я чуть не полез в карман за конфетой, которой там не было. С другой стороны, обряд усыновления рассчитан по секундам, почище любого балета. Не добравшись вовремя до пандуса, я совершу тот самый классический грех против приличий, прославивший в свое время Кккахграла Младшего.
Но малыши и не думали уступать мне дорогу: один из них откопал в кармане мои часы.
Я вздохнул, и волна аромата накрыла меня с головой. Приходилось рисковать. Ласкать детишек принято во всей Галактике; если обычай сей перевесит крошечное нарушение марсианских приличий, то мне, считай, удалось создать прецедент. Я опустился к малышам, став на одно колено, ласково потрепал и погладил их чешуйчатые бока.