Дом кишел полицейскими в форме. Они рассеялись и начали методичный обыск. Некоторые были в латексных перчатках и держали в руках контейнеры для сбора улик. Пока ехала полиция, Энн и Марко поспешно и лихорадочно пытались хоть что-нибудь найти, но безрезультатно. Эксперты-криминалисты, напротив, передвигались не спеша. Было видно, что они ищут не Кору, а только улики. Ребенка в доме уже не было.
Марко сел на диван рядом с Энн, обнял ее одной рукой и прижал к себе. Ей хотелось отстраниться, но она сдержалась. Позволила его руке лежать у нее на плече. Что все подумали бы, если бы она отпрянула? Энн почувствовала исходящий от Марко запах алкоголя.
Теперь она винила себя. Все это произошло из-за нее. Ей хотелось обвинить Марко, но ведь она сама согласилась оставить ребенка одного. Нужно было остаться дома. Хотя нет, нужно было взять Кору с собой, и к черту Синтию. Вряд ли Синтия выставила бы их за дверь и лишила Грэма праздника в его день рождения. Но Энн поняла это слишком поздно.
Их будут осуждать и полиция и все остальные. Поделом им, оставили младенца одного. Случись это с кем-то другим, она думала бы точно так же. Энн знала, какими нетерпимыми бывают матери, как это приятно – критиковать других. Все эти мамаши, с которыми она регулярно встречается, чтобы выпить кофе и посплетничать, – что они будут о ней говорить?
Пришел кто-то еще – спокойный уверенный человек в хорошо скроенном темном костюме. Полицейские в форме обращались к нему уважительно. Энн взглянула на него, встретилась с цепким взглядом голубых глаз, но не смогла догадаться, кто он.
Он направился в их сторону, сел в кресло напротив Энн с Марко и представился детективом Расбахом. Затем подался вперед.
– Расскажите, что случилось.
Энн тут же забыла фамилию детектива, точнее, его фамилия просто проскользнула мимо ее сознания. Единственное, что она уловила, это слово «детектив». Она смотрела на него, ободренная его прямым умным взглядом. Он им поможет. Он поможет им вернуть Кору. Она постаралась сосредоточиться. Но не получилось. Она была взвинчена и в то же время как бы окаменела. И просто смотрела в колючие глаза детектива, предоставив мужу отвечать на вопросы.
– Мы были рядом, – с неприкрытым волнением начал Марко. – У наших соседей. – И замолчал.
– Так, – сказал детектив.
Марко колебался.
– Где был ребенок? – спросил детектив.
Марко не отвечал. Ему не хотелось рассказывать.
Энн взяла себя в руки и ответила сама, по ее лицу струились слезы:
– Мы оставили ее здесь, в кроватке, с включенной видеоняней, – она ждала реакции детектива («Что за ужасные родители!»), но его лицо ничего не выражало. – Вон там была видеоняня, к тому же мы постоянно приходили проверить. Каждые полчаса, – она бросила взгляд на Марко. – Мы и представить не могли… – она не смогла договорить. Ее рука поднялась к лицу, пальцы прижались к губам.
– Во сколько вы проверили ее в последний раз? – спросил детектив, доставая из внутреннего кармана пиджака блокнот.
– Я проверяла в полночь, – сказала Энн. – Я помню время. Мы ходили каждые полчаса, и тогда была моя очередь. С ней все было в порядке. Она спала.
– Я проверил в полпервого, – добавил Марко.
– Вы абсолютно уверены? – спросил детектив. Марко кивнул, глядя себе под ноги. – Значит, тогда вы проверили ее в последний раз, перед тем как вернулись домой?
– Да, – сказал Марко. Он поднял глаза на детектива и нервным движением провел рукой по своим темным волосам. – Я ходил проверять в полпервого. Была моя очередь. Мы придерживались графика.
Энн кивнула.
– Сколько вы сегодня выпили? – спросил детектив у Марко.
Марко вспыхнул.
– У нас с соседями была маленькая вечеринка. Выпили немало, – признался он.
Детектив повернулся к Энн:
– А вы сегодня пили, миссис Конти?
Ее лицо пылало. Кормящим матерям пить не полагается. Ей так хотелось соврать.
– Немножко вина за ужином. Не помню точно, – сказала она. – Это же была вечеринка.
Она гадала, насколько пьяной выглядит и что этот детектив должен о ней подумать. Ей казалось, он видит ее насквозь. Она вспомнила лужу рвоты наверху в детской. Может, от нее несет спиртным так же, как от Марко? Она вспомнила, что в ванной разбито зеркало, что ее рука, теперь замотанная в чистое кухонное полотенце, вся в крови. Ей стыдно за то, какими они предстали перед ним – пьяные родители, бросившие шестимесячную дочь. Интересно, предъявят ли им обвинение?
– Какая вообще разница? – спросил детектива Марко.
– Это может повлиять на надежность ваших показаний, – спокойно ответил детектив. Он их не осуждает. Кажется, ему важны только факты. – Во сколько вы ушли с вечеринки? – спросил он.
– Почти в половину второго, – ответила Энн. – Я все следила за временем на телефоне. Мне хотелось уйти. Я… я должна была проверить Кору в час, была моя очередь, но я подумала, что мы уже скоро пойдем, и пыталась поторопить Марко. – Ее терзало чувство вины. Если бы она проверила в час, пропала бы дочка? Но, с другой стороны, так много было способов предотвратить случившееся.
– Вы позвонили в «911» в час двадцать семь, – сказал детектив.
– Дверь была открыта, – вспомнила Энн.
– Дверь была открыта? – повторил детектив.
– Примерно на восемь сантиметров. Я уверена, что запирала ее, когда ходила проверять в полночь, – говорит Энн.
– Насколько уверены?
Энн задумалась. Уверена ли она? Увидев открытую дверь, она не сомневалась, что перед уходом заперла ее. Но теперь, после всего, что случилось, как она могла что-то знать наверняка? Она повернулась к мужу:
– Ты случайно не оставлял дверь открытой?
– Нет, – ответил он отрывисто. – Я ей не пользовался. Я ходил через задний двор, помнишь?
– Вы ходили через задний двор, – повторил детектив.
– Возможно, я не всегда запирал за собой дверь, – признался Марко и закрыл лицо ладонями.
Детектив Расбах внимательно наблюдал за супругами. Пропал ребенок. Похищен из кроватки (если верить родителям, Марко и Энн Конти) приблизительно между 00:30 и 01:27 неизвестным лицом или лицами, пока родители были в гостях у соседей. Входную дверь нашли приоткрытой. Отец, возможно, не запер дверь на задний двор: и действительно, она была закрыта, когда приехала полиция, но не на замок. Горе матери не подлежало сомнению. Как и отца, который казался глубоко потрясенным. Но во всей ситуации крылось что-то неправильное. Расбах задумался, что происходит на самом деле.
Детектив Дженнингс жестами попросил его подойти.
– Прошу прощения, – сказал Расбах и ненадолго оставил безутешных родителей.
– В чем дело? – тихо спросил Расбах.
Дженнингс показал маленькую упаковку таблеток.
– Нашел это в шкафчике в ванной, – сообщил он.
Расбах взял у него прозрачный пластиковый флакон и изучил ярлык: «ЭНН КОНТИ, СЕРТРАЛИН, 50 МГ». Расбах знал, что это мощный антидепрессант.
– В ванной на втором этаже разбито зеркало, – сказал Дженнингс.
Расбах кивнул. На второй этаж он пока не поднимался.
– Что-нибудь еще?
Дженнингс покачал головой.
– Пока ничего. На вид в доме чисто. Похоже, больше ничего не пропало. Дальнейшее узнаем через несколько часов от криминалистов.
– Хорошо, – сказал Расбах, отдавая Дженнингсу таблетки.
Он вернулся к супругам на диване и продолжил допрос:
– Марко, – не возражаете, если я буду называть вас Марко? – что вы делали, после того как проверили ребенка в полпервого?
– Вернулся к соседям, – сказал Марко. – Покурил у них на заднем дворе.
– Вы были один, когда курили?
– Нет. Синтия вышла со мной, – Марко покраснел, что не укрылось от взгляда Расбаха. – Это соседка, у которой мы ужинали.
Расбах перевел взгляд на жену. Она привлекательна, с блестящими каштановыми волосами и тонкими чертами лица, но сейчас кажется бесцветной.
– А вы не курите, миссис Конти?
– Нет. Но Синтия курит, – сказала Энн. – А я сидела за столом с Грэмом, ее мужем. Он терпеть не может табачный дым, и это был его день рождения, поэтому я подумала, что будет невежливо оставлять его в одиночестве, – и затем неожиданно она добавила: – Синтия весь вечер флиртовала с Марко, и мне было жаль Грэма.
– Ясно, – сказал Расбах. Он внимательно наблюдал за мужем, который казался совершенно несчастным. А еще он явно нервничал, и у него был виноватый вид. Расбах обратился к нему: – Итак, после двенадцати тридцати вы были на заднем дворе у соседей. Можете сказать, как долго?
Марко беспомощно покачал головой.
– Ну, примерно минут пятнадцать?
– Вы что-нибудь видели или слышали?
– Что вы имеете в виду? – Муж будто бы чем-то одурманен. Он не совсем членораздельно выговаривает слова. Интересно, сколько он выпил.
Расбах объясняет свой вопрос:
– Получается, что некто забрал вашего ребенка приблизительно между двенадцатью тридцатью и часом двадцатью семью. Вы были во дворе у соседей почти сразу после двенадцати тридцати, – он смотрел на мужа, ожидая, пока тот сложит два и два. – Я считаю маловероятным, что ребенка вынесли через главный вход посреди ночи.
– Но дверь была открыта, – сказала Энн.
– Я ничего не видел, – сказал Марко.
– На вашей стороне улицы за домами есть проулок, – сказал детектив Расбах. – Вы никого там не видели, пока курили? Ничего не слышали, например машину?
– Кажется… кажется, нет, – ответил Марко. – К сожалению, я ничего не видел и не слышал, – он снова закрыл лицо руками. – Не обратил внимания.
Детектив Расбах успел наскоро осмотреться, прежде чем зайти в дом и приступить к допросу родителей. Ему казалось неправдоподобным (но не невозможным), что преступник вынес спящего ребенка через главный вход на улицу, рискуя быть замеченным. Ряд таунхаусов расположен близко к тротуару. Улица хорошо освещена, даже поздно вечером по ней ездят машины и ходят люди. Поэтому представлялось странным (или его нарочно вводили в заблуждение?), что дверь была открыта. Криминалисты уже начали снимать с нее отпечатки пальцев, но почему-то Расбах сомневался, что они что-нибудь найдут.
Задняя дверь была перспективнее. У большинства домов, включая дом семейства Конти, за домом находился гараж. Двор был длинный и узкий, обнесенный забором, и почти в каждом дворе, включая этот, росли кусты или деревья. Там было относительно темно: в проулке не было фонарей. И ночь сегодня безлунная. Кто бы ни забрал ребенка, выйди он через заднюю дверь, ему нужно было бы только дойти до гаража, откуда можно попасть в проулок. Риск быть замеченным меньше, если вынести похищенного ребенка через задний двор к поджидающей машине, а не идти через главный вход.
Ребята Расбаха тщательно обыскивали и дом, и двор, и гараж. Пока они не обнаружили никаких зацепок. Гараж Конти пуст; его ворота, открывающиеся в проулок, найдены широко распахнутыми. Вполне допустимо, что, даже находясь в соседнем дворе, можно было ничего не заметить. Но маловероятно. Таким образом, похищение было совершено в отрезке примерно от 00:45 до 01:27.
– Вы знаете, что у вас не работает датчик движения? – сказал Расбах.
– Что? – спросил муж, вздрогнув от неожиданности.
– У вас над дверью на задний двор есть датчик движения – лампочка, которая должна включаться, когда кто-то подходит. Вы знаете, что он не работает?
– Нет, – прошептала жена.
Муж яростно затряс головой.
– Нет, я… Он работал, когда я заходил. В чем дело?
– Лампочка выкручена, – детектив Расбах пристально смотрел на родителей. Немного помолчал. – Отсюда вывод: ребенка вынесли во двор, а потом через гараж в проулок, возможно, к ожидающей машине.
Расбах подождал, но ни муж, ни жена ничего не ответили. Он заметил, что жену трясет.
– Где ваша машина? – спросил Расбах, наклоняясь к ним.
– Наша машина? – эхом откликнулась Энн.
3
Расбах ждал ответа. Откликнулась жена:
– На улице.
– Вы паркуетесь на улице, хотя у вас во дворе есть гараж? – спросил Расбах.
– Все так делают, – ответила Энн. – Это проще, чем заезжать за дом, особенно зимой. Многие получают разрешение и просто паркуются на улице.
– Ясно, – сказал Расбах.
– А что? – спросил она. – Это важно?
Расбах объяснил:
– Возможно, это сыграло на руку похитителю. Если гараж был пуст и ворота открыты, то туда довольно легко было заехать и положить ребенка в машину, пока она стоит в гараже, где ее никто не видит. А если бы в гараже на тот момент находилась другая машина, очевидно, что похитителю пришлось бы сложнее. Тогда он рисковал бы быть замеченным в проулке с ребенком.
Расбах заметил, что муж побледнел еще сильнее, хотя казалось, что это невозможно. Его лицо было белым как мел.
– Мы надеемся отыскать в гараже отпечатки обуви или шин, – добавил Расбах.
– Вы говорите так, будто все было спланировано, – сказала мать.
– А вы думаете, нет? – спросил Расбах.
– Я… я не знаю… Мне кажется, я думала, что Кору похитили, потому что мы оставили ее дома одну, спонтанное преступление. Как если бы ее украли в парке, когда я отвернулась.
Расбах кивнул, будто пытаясь взглянуть на произошедшее с ее точки зрения.
– Понимаю, что вы имеете в виду, – сказал он. – Например, в парке мать оставляет ребенка поиграть, чтобы сходить за мороженым. И пока она стоит к ребенку спиной, его похищают. Такое случается, – он сделал паузу. – Но вы, конечно, видите разницу.
Она смотрела на него, не понимая. Расбаху пришлось напомнить себе, что у нее, вероятно, шок. Но он с таким сталкивается постоянно, это его работа. Он аналитик, ему чужды сантименты. Это необходимо, чтобы добиваться результатов. Он найдет эту девочку, живую или мертвую, и он найдет того, кто ее похитил.
Он бесстрастно объяснил:
– Разница в том, что тот, кто взял вашу дочь, знал, что она одна в доме.
Родители посмотрели друг на друга.
– Но никто не знал, – прошептала жена.
– Конечно, – заметил Расбах, – есть вероятность, что ее могли бы украсть, даже если бы вы спокойно спали в своей спальне. Мы не знаем наверняка.
Родителям хотелось бы верить, что они не виноваты и дело не в том, что они оставили ребенка одного. Что такое могло бы произойти при любом другом раскладе.
Расбах спросил:
– Вы всегда оставляете гараж открытым?
Муж ответил:
– Иногда.
– Разве не лучше было бы закрывать его на ночь? Во избежание краж?
– Мы не храним в гараже ничего ценного, – ответил муж. – Если машина внутри, мы обычно запираем ворота, а в остальное время там ничего и нет. Инструменты в подвале. У нас хороший район, но гаражи здесь взламывают постоянно, запирать их нет смысла.
Расбах кивнул. Потом спросил:
– Какая у вас машина?
– «Ауди», – ответил Марко. – А что?
– Я бы хотел взглянуть. Могу я попросить ключи?
Марко и Энн посмотрели друг на друга в замешательстве. Потом Марко встал, направился к столику у входной двери и взял связку ключей с подставки. Молча передал их детективу и снова сел.
– Спасибо, – сказал Расбах. Затем он подался вперед и медленно, раздельно произнес: – Мы выясним, кто это сделал.
Они смотрели на него, не отводя взгляда; лицо матери все опухло от слез, отец был болезненно бледен, его глаза покраснели от горя и выпитого.
Расбах кивнул Дженнингсу, вместе они вышли на улицу проверить машину. Супруги молча сидели на диване и смотрели им вслед.
Энн не может сделать однозначного вывода о детективе. Все эти расспросы о машине – как будто на что-то намекает. Она знает, что, когда пропадает жена, главный подозреваемый обычно – муж, и наоборот. Но когда пропадает ребенок, неужели главными подозреваемыми становятся родители? Чушь какая-то. Кто навредил бы собственному ребенку? К тому же у них обоих есть надежное алиби. Синтия с Грэмом могут подтвердить. Очевидно же, что они никак не могли похитить и спрятать собственную дочь. Да и зачем?
Ей известно, что район прочесывают, что полицейские ходят по улицам, стучатся в дома, опрашивают поднятых с постели людей. Марко снабдил полицию самой последней фотографией Коры, сделанной всего пару дней назад. С фотографии смотрит, улыбаясь, счастливая белокурая малышка с большими голубыми глазами.