Зеленые холмы Земли. История будущего. Книга 1 - Хайнлайн Роберт Энсон 7 стр.


Выкрик из зала прервал его:

– Брата Ван Клика!

– Отлично, брата Ван Клика, заместителя главного инженера нашего родтауна.

– Благодарю, брат председатель. – Представленный оратор проворно взобрался на трибуну, раздаривая собранию улыбки. Его прямо-таки распирало от внимания к своей персоне.

– Спасибо, братья. Разумеется, наш председатель прав: здесь, в зале гильдии сектора Сакраменто, или в любом другом помещении гильдии я чувствую себя куда уютнее, чем в клубе инженеров. Эти сопляки-курсанты у меня уже в печенках сидят. Кто знает, если бы я окончил один из престижных технических институтов, возможно, я считал бы иначе, но свою точку зрения я вынашивал там, внизу, в «преисподней». А теперь я хочу сказать о ваших требованиях, которые Транспортная комиссия вам же и швырнула в лицо. Вы позволите мне быть откровенным?

– Говори, Шорти!

– Можешь нам доверять!

– Возможно, мне не стоило бы об этом и говорить, но ваши интересы – это мои интересы, и молчать я не могу. Дороги в наши дни – самое главное, а вы – те люди, которые их заставляют катиться. И разве не справедливо бы было, если бы ваше мнение выслушали, а просьбы удовлетворили. Думается, политики достаточно умный народ, чтобы понимать это. Иногда, просыпаясь ночью, я ловлю себя на мысли: а почему бы нам, техникам, не взять это дело полностью в свои руки и?..

* * *

– Мистер Гейнс, звонит ваша жена.

– Хорошо. – Он взял трубку и повернулся к видеоэкрану. – Да, дорогая, я помню, что обещал, но… Ты абсолютно права, дорогая, но из Вашингтона просили показать мистеру Блекинсопу все, что он пожелает. А я никак не думал, что он прибывает сегодня… Нет, я не могу поручить заместителю. Это было бы невежливо. Он министр транспорта Австралии. Я говорил тебе… Да, дорогая, я знаю, что вежливость начинается дома, но ты же понимаешь – дороги должны катиться. Это моя работа, и ты знала, за кого выходила замуж… Да, это тоже часть моей работы… Вот, славная девочка. Мы обязательно поедем куда-нибудь завтра с утра. Давай сделаем так: ты закажи лошадей, завтраки, и мы устроим пикник. Я встречу тебя в Бейкерсфилде, как обычно… До свидания, дорогая. Поцелуй за меня малыша перед сном.

Он положил трубку на пульт, и хорошенькое, хоть и недовольное разговором, лицо жены исчезло с экрана.

В кабинет вошла молодая дама. Когда она открыла дверь, стала видна надпись на ее внешней стороне:

РОДТАУН ДИЕГО-РЕНО

ГЛАВНЫЙ ИНЖЕНЕР

Усталым взглядом Гейнс посмотрел на вошедшую:

– А, это вы. Хотите добрый совет, Долорес? Никогда не выходите замуж за инженера. Выходите за художников, они чаще бывают дома.

– Хорошо, мистер Гейнс. Мистер Блекинсоп уже здесь, мистер Гейнс.

– Уже? Я не ждал его так скоро. Видимо, корабль «Антиподов»[32] приземлился раньше времени.

– Да, мистер Гейнс.

– Долорес, вы когда-нибудь испытывали эмоции?

– Да, мистер Гейнс.

– Хм… по вам не скажешь. Ну ладно, придется поверить, вы же никогда не ошибаетесь. Пригласите мистера Блекинсопа.

– Хорошо, мистер Гейнс.

Ларри Гейнс поднялся, приветствуя гостя.

«Не больно представительный малый», – подумал он, протягивая вошедшему руку и обмениваясь принятыми в таких случаях любезностями. Сложенный зонтик и котелок выглядели, пожалуй, чересчур идеально. Оксфордский акцент гостя не мог скрыть резкий гнусавый выговор уроженца Австралии.

– Рад видеть вас, мистер Блекинсоп. Надеюсь, ваше пребывание у нас будет приятным.

Блекинсоп улыбнулся:

– Уверен, что так и будет. Это мой первый визит в вашу замечательную страну. И знаете, я чувствую себя здесь как дома: эвкалипты, коричневые сопки…

– Но цель вашей поездки, конечно же, деловая?

– О, разумеется! Моя основная задача – изучить дорожные города, родтауны, и доложить моему правительству, имеет ли смысл применять поразительный американский опыт для решения наших социальных проблем. Думаю, вы понимаете, что именно по этой причине меня и отправили к вам.

– Да, я так и понял. Не знаю только, что именно вы бы хотели посмотреть. Полагаю, вы уже наслышаны о родтаунах – как они начинались, как действуют и так далее?

– Да, конечно, кое-что я читал, но я же не инженер, мистер Гейнс. Моя сфера – социология и политика. Мне было бы интереснее посмотреть, как эти замечательные технические нововведения повлияли на людей. Давайте так: вы будете мне рассказывать о ваших дорогах, как будто я вообще о них ничего не слышал. А я буду задавать вопросы.

– Согласен, это хороший план. Кстати, сколько человек в вашей делегации?

– Только я один. Своего секретаря я отослал в Вашингтон.

– Понятно. – Гейнс взглянул на часы. – Скоро ужин. Я предлагаю пройти на Стоктонскую полосу. Там скоро будет проезжать неплохой китайский ресторанчик – очень даже рекомендую. Перекусим – это займет час, не больше, – а заодно вы посмотрите, как действуют наши дороги.

– Отлично.

Гейнс нажал клавишу, и на большом экране у противоположной стены появился плечистый молодой человек, сидящий за полукруглым пультом, перед которым располагалась контрольная панель, усыпанная приборами. Во рту у него застряла дымящаяся сигарета.

Он поднял глаза, улыбнулся и помахал рукой:

– Мое почтение, шеф. Чем могу служить?

– Привет, Дэйв. Значит, ты сегодня дежуришь? Слушай, я убегаю ужинать в сектор Стоктона. Где Ван Клик?

– Ушел на какое-то собрание. Куда – не сказал.

– Происшествия были?

– Нет, сэр. Дороги катятся, люди едут домой ужинать.

– Замечательно. Так держать.

– Дороги будут катиться, шеф.

Гейнс отключил связь и повернулся к Блекинсопу:

– Ван Клик – мой первый заместитель. Последнее время он слишком увлекся политикой, вместо того чтобы почаще бывать на дорогах. Впрочем, Дэвидсон и без него справится. Идем?

Они спустились по эскалатору и вышли на пешеходную дорожку, которая граничила с полосой, бегущей на север со скоростью пять миль в час. Обогнув вход в туннель с указателем «ПРОХОД НА ЮЖНУЮ ДОРОГУ», они остановились у края первой полосы.

– Вам приходилось кататься на транспортере? – поинтересовался Гейнс. – Это очень просто. Шагайте на полосу лицом навстречу движению.

Переходя с ленты на ленту, они начали пробираться сквозь толчею спешащих домой людей. Посреди двадцатимильной полосы им попалась прозрачная перегородка, почти достигающая крыши. Блекинсоп вопросительно вскинул брови.

– Это ветроломы, – ответил на молчаливый вопрос Гейнс и откатил в сторону дверь, приглашая своего спутника пройти дальше. – Если бы у нас не было способа разделения воздушных потоков у полос с различными скоростями, то на стомильной полосе ветер изорвал бы вам всю одежду в клочья.

Во время разговора Гейнсу постоянно приходилось наклоняться к Блекинсопу, чтобы перекричать свист ветра, шум толпы и приглушенный рокот машин, скрытых под полосой внизу. По мере приближения к середине дороги сочетание этих шумов делало разговор невозможным. Они миновали еще три ветролома, расположенных на сорока-, шестидесяти- и восьмидесятимильных полосах, и наконец добрались до самой быстрой, стомильной полосы, которая пробегала от Сан-Диего до Рено и обратно за двенадцать часов.

Блекинсоп оказался на пешеходной дорожке шириной двадцать футов, ограниченной с другой стороны еще одной перегородкой. Прямо напротив него светилась вывеска:

СТЕЙКИ ДЖЕЙКА № 4

Самая быстрая еда на самой быстрой дороге!

Обед в полете, а мили – в пролете!

– Потрясающе, – сказал Блекинсоп. – Все равно что ужин в трамвае. Там что, действительно хороший ресторан?

– Один из лучших. Конечно, не экстра-класс, но знатоки его уважают.

– В таком случае, может быть…

Гейнс улыбнулся:

– Насколько я понимаю, сэр, вы хотели бы туда заглянуть?

– Право, я не хотел мешать вашим планам.

– Не беспокойтесь. Я голоден как волк, а Стоктон далеко.

Гейнс приветствовал хозяйку, словно знал ее много лет:

– О, миссис Маккой, привет. Как мы поживаем?

– Неужто сам шеф пожаловал? Давненько же мы вас у себя не видали.

Она проводила их в небольшой кабинет, отделенный перегородкой от прочих перекусывающих пассажиров.

– Вы и ваш друг желают поужинать?

– Конечно, миссис Маккой. И во всем полагаемся на ваш вкус, но непременно хотим попробовать ваши замечательные стейки.

– Двухдюймовые, из молодого бычка, который умер счастливым. – Она ушла выполнять заказ, с удивительной грацией для ее грузного тела.

Маккой часто принимала в своем заведении главного инженера и поэтому первым делом принесла и поставила перед ним на столик переносной телефон. Гейнс подключил телефон к розетке на стене кабинета и сразу же набрал номер:

– Алло! Дэвидсон? Дэйв, это я, шеф. Я ужинаю в четвертой столовке Джейка. Звони мне по десять-эль-шестьдесят шесть.

Когда он положил трубку, Блекинсоп вежливо поинтересовался:

– Вы всегда должны сообщать диспетчеру, где находитесь?

– Нет, что вы, – ответил Гейнс, – но знаете, как-то спокойней, когда бываешь в курсе всех дел. Мне или Ван Клику всегда желательно находиться неподалеку от телефона, чтобы старший сменный инженер – сейчас это Дэвидсон – в случае необходимости знал, где нас найти. Сами понимаете: если возникнет чрезвычайная ситуация, я обязан знать об этом в первую очередь.

– А что может вызвать чрезвычайную ситуацию?

– В основном две вещи: в первую очередь – обесточивание роторных барабанов, это остановит дорогу и оставит миллионы людей в сотнях миль от дома. Если такое произойдет в час пик, нам придется эвакуировать всех этих людей с дороги, что не так просто сделать.

– Вы сказали – миллионы людей. Неужели их здесь так много?

– Конечно. От дороги, по которой мы сейчас едем, зависят двенадцать миллионов человек, живущих или работающих в пятимильной полосе вдоль всего ее протяжения.

* * *

Век энергии почти неразличимо сливается с веком транспорта, но два ключевых события четко разделены по времени: получение дешевой солнечной энергии и пуск первой механической дороги.

Несмотря на вспыхивавшие от случая к случаю кампании за экономию энергетических ресурсов, уголь и нефть в США были позорным образом разбазарены еще в первой половине двадцатого века. За этот же период автомобиль, начинавший как скромная, одноцилиндровая безлошадная карета, превратился в стального монстра мощностью в сотню лошадиных сил и скоростью, превышающей сто миль в час. Даже в провинции автомобили кишели, словно дрожжи в закваске. Только по данным 1955 года один автомобиль приходился на каждых двух человек.

Они несли в себе семена собственной гибели. Восемьдесят миллионов стальных джаггернаутов, несущихся на огромной скорости и управляемых далекими от совершенства людьми, принесли разрушений и жертв больше, нежели война. В том же 1955 году суммы, выплаченные владельцами автомобилей в качестве взносов на обязательное страхование имущества и возможного ущерба, превысили суммы, затраченные на покупку автомобилей. Кампании за безопасность движения стали хроническим явлением, но при этом они явно напоминали благочестивые попытки королевской рати собрать Шалтая-Болтая. В многолюдных мегаполисах безопасно управлять автомобилем было физически невозможно. В ходу были мрачные шуточки вроде: пешеходы делятся на две категории – быстрые и мертвые.

А еще пешехода определяли как водителя, которому посчастливилось отыскать стоянку для своей машины. Автомобили породили большие города, а затем сами же их и задушили своим громадным количеством. Еще в 1900 году Герберт Уэллс указал, что предел роста городов может быть математически предсказан исходя из возможностей его транспортных средств. Казалось бы, скорость автомобилей позволяет городам вырастать до двухсот миль в диаметре, но постоянные транспортные пробки и растущая опасность, исходящая от мощных, плохо управляемых машин, перечеркнули эту возможность.

В 1955 году «главная улица Америки» – шоссе № 66, Лос-Анджелес—Чикаго – была переоборудована в суперхайвей с нижним пределом скорости шестьдесят миль в час. Строительство дороги планировалось как госзаказ, она должна была поддержать развитие тяжелой промышленности, однако появление трассы имело неожиданные последствия. Большие города, Чикаго и Сент-Луис, выпустили навстречу друг другу что-то наподобие псевдоподий и слились, встретившись возле Блумингтона, штат Иллинойс. Вдоль магистрали выросла застроенная полоса, а население городов-родителей стало меньше.

В этом же году в Сан-Франциско произошла замена устаревших фуникулеров на эскалаторы, действующие от солнечных панелей Дугласа—Мартин. И хотя в том же 1955 году было выдано самое большое количество лицензий на вождение автомобиля, закат автомобильной эры был уже не за горами. Первым предупреждением об этом стал Закон о государственной обороне, принятый в 1957 году.

Этот закон, с таким трудом прошедший через Конгресс, объявил нефть стратегическим сырьем. Вооруженные силы получили приоритетное право на все наземные и подземные запасы нефти, а восемьдесят миллионов гражданских автомобилей оказались на голодном пайке. «Временные» ограничения Второй мировой войны превратились в постоянные.

Возьмем скоростные автострады того времени, урбанизированные вдоль всей своей длины. Добавим к ним механизированные улицы сан-францисских холмов. Нагреем до температуры кипения неизбежной нехваткой бензина и приправим полученную смесь изобретательностью янки. В результате получим первую механическую дорогу, которая была открыта в 1960 году между Цинциннати и Кливлендом.

Как и следовало ожидать, ее конструкция была довольно примитивна и основана на ленточных транспортерах, разработанных для шахт десятью годами ранее. Самая быстрая полоса имела скорость всего тридцать миль в час и была довольно узкой, так что никто и не помышлял заниматься на ней мелкой торговлей. Тем не менее эта лента оказалась прототипом сложнейшей социальной структуры, которой предстояло доминировать на американском континенте в последующие десятилетия. Сельская и городская культуры слились, объединенные быстрым, дешевым и удобным транспортом.

Фабрики – широкие низкие здания, с крышами, покрытыми солнечными панелями того же типа, что двигали полосы, – тянулись по обеим сторонам дороги. Между ними и позади них находились отели, магазины, театры, жилые дома. А чуть дальше от дороги начиналась загородная территория, где и проживала основная часть населения. Небольшие коттеджи расположились среди холмов, по берегам рек, тут и там виднелись между сельскими фермами. Люди работали в городе, а жить предпочитали в деревне – но между работой и домом было не больше десяти минут ходьбы.

* * *

Миссис Маккой сама обслуживала шефа и его гостя. Появление знаменитых стейков вмиг оборвало разговор.

В это время впереди и позади них, вдоль всей протянувшейся на шестьсот миль линии, дежурные инженеры секторов каждый час выслушивали доклады техников, следящих за своими подсекторами.

«Подсектор первый – норма!», «Подсектор второй – норма!». Натяжение, напряжение, нагрузка, температура подшипников, показания синхротахометров… «Подсектор седьмой – норма!» Все техники, как один, – выносливые толковые люди в робах, проводящие бо́льшую часть жизни в «преисподней», среди вечного шума стомильной полосы, пронзительного визга приводных роторов и стонов передаточных роликов.

Дежурный инженер Дэвидсон рассматривал схему дороги, светящуюся на стене центральной диспетчерской сектора Фресно. Миниатюрная стомильная полоса на схеме едва заметно двигалась, и Дэвидсон машинально отметил место, где располагался «Стейк-хаус Джейка № 4». Шеф скоро доберется до Стоктона, надо будет позвонить ему после проверки. На трассе все спокойно, транспортная нагрузка нормальная для часа пик. Когда все вот так идет своим чередом, дежурный в центральной диспетчерской может спокойно вздремнуть, и никто этого не заметит.

Назад Дальше